– Вы его знали?
– Я? – вскричала Стелла и даже поднялась с кресла, вытянувшись во весь свой немалый рост, и снова взмахнула хвостом. – Да откуда ж мне его знать-то?
Но Надя-прачка уже успела рассказать Юле о том, что Стелла сама встречалась в садике по ночам с электриком из теплицы, здоровенным молодым мужчиной по имени Саша, которого из-за сломанного носа все называли Боксером. Об этом знал весь коллектив, но Стелле все прощалось – все знали, что она замужем за стариком.
– Стелла Валентиновна, давайте поговорим спокойно… У вас был любовник по кличке Боксер. Вы встречались с ним ночью в младшей группе, от которой у вас есть ключ и куда вы могли совершенно свободно входить с улицы в любое удобное для вас время, не боясь, что вас там услышит или увидит Катя. Ведь младшая группа, как я уже успела убедиться, находится за зимним садом и как бы отрезана от всего остального корпуса… Не так ли? Можете не отвечать, об этом знают все… как, впрочем, знают и о том, что Боксер вас бросил и стал встречаться с Катей, но потом, решив, что ночь большая…
– Прекратите! – Она зажала ладонями уши и замотала головой. Она не хотела слушать о том, что ее любовник за одну ночь мог побывать как на кухне Кати, так и в младшей группе со Стеллой… ну развлекался молодой человек как мог, что ж теперь с того?
– Хорошо, я прекращу, но должна вас предупредить, что смерть Кати Иволгиной вполне могла быть результатом вашей ревности… У вас какой размер ноги?
– Размер ноги? А при чем здесь это?
– Следователь прокуратуры, который допрашивал вас до меня, что-нибудь спрашивал вас про австрийские туфли?
– Да, спрашивал, но у меня их нет и не было…
– Ваше счастье, что у вас где-то тридцать девятый размер… – Юля многозначительно посмотрела на ногу Стеллы, выглядывающую из-за ножки стола. – Убийца носит обувь очень маленького размера…
– Мне надо идти к детям… – Стелла поднялась и одернула жакет. – Могу я идти?
– Где живет Боксер?
– Ипподромная, 14, квартира 5. – И Стелла, не дожидаясь, пока ее отпустят, вспомнив, очевидно, что она все же заведующая, а допрашивала ее какая-то нахальная девица из частного сыскного бюро, выпорхнула из кабинета, громко хлопнув дверью.
* * *
– Игорь, это я, – Юля говорила по сотовому с Шубиным. – Ты можешь мне, конечно, не поверить, но сутенер Еванжелисты и любовник Иволгиной и, заметь, заведующей того детского сада, где работала и была убита Катя Иволгина, – одно и то же лицо, человек по кличке Боксер. И живет он по адресу Ипподромная, 14, квартира 5. Он электрик, работает в теплице…
– Хорошо, я записал… Ты хочешь, чтобы я его нашел и поговорил?
– Нет, я бы хотела, чтобы ты съездил к нему на работу и попытался выяснить, известно ли там что-нибудь о его связи с Еванжелистой и Стеллой и есть ли у него еще любовницы… Да, еще проверь, не был ли он знаком с Наташей Рыжовой. А вдруг все гораздо проще, чем я себе это представляю: вдруг этот самый Боксер и есть тот маньяк, который убивает своих жертв? Ведь двух его любовниц уже убили. Быть может, на очереди Стелла?
– Тебя послушать, Юлечка, так нам пора в этом деле ставить точку…
– Кстати, улица Ипподромная рядом с ипподромом, где и нашли соломенную шляпку Орешиной. А что касается следов пресловутых австрийских туфель, то он мог «наследить» руками…
– Как это?
– Да очень просто, надеть их на руки или еще на что…
– На что, Юлечка?
– Шубин, не хами… Лучше поезжай в ЦДХ, разыщи директора и попытайся собрать как можно больше информации об этом Боксере, кстати, настоящее его имя Саша, а вот фамилию я спросить забыла… Не голова, а банка из-под баварского пива…
– Это-то мне известно, а ты не хочешь меня спросить, как у меня дела?
– Хочу, конечно, хочу…
– Я только что вернулся из десятой квартиры дома номер восемь по улице Речной. Отличная квартирка, скажу я тебе…
– Игорь, неужели ты нашел ту квартиру, для которой Оленин покупал обои?
– А говоришь, что у тебя вместо головы банка из-под баварского пива… Правильно! Эта квартира всего несколько месяцев назад действительно принадлежала Вере Лавровой, но она подарила ее Захару Оленину, о чем сделана запись у нотариуса Грибовой Ларисы Васильевны за номером одна тысяча…
– Игорь, не тяни время… Что там, в этой квартире?
– Ничего. Новая, чистенькая, трехкомнатная, готовая к косметическому ремонту, то есть Оленин просто намеревался сменить обои, заменить розетки… Хотя квартира, прямо скажу, нетиповая, большая, удобная, сам бы там жил, да никто не дает…
– Понятно. Как быстро ты, однако, провернул это дело… Что-нибудь еще?
– Да. Я поручил Сашку проследить за Иноземцевым сегодня, начиная с полудня. Представь себе, он после работы, вместо того чтобы отправиться к себе домой – я выяснил, что он работает сегодня только до двенадцати, – поехал в совершенно противоположную сторону…
– Да что ты говоришь! С чего это ты взял, что он должен с работы непременно отправляться домой? У него что, дел больше нет? У Иноземцева, я подозреваю, куча пациентов, которых он выводит из запоя, приводит к запою, лечит разные депрессии гипнозом, обхаживает брошенных женщин, чуть ли не привораживает, и при этом успевает быть в некоторых семьях чуть ли не семейным доктором…
– Юля, тебе бы цены не было, если бы ты рассказала мне обо всем этом утром… Но это уже роли не играет. Все правильно, он со своим рыжим саквояжем отправился на Кировский проспект, 4, и вошел в квартиру номер 2, где проживает некий Дмитрий Рогозин, бывший артист, который теперь в силу сложившихся обстоятельств нигде не работает и… пьет. Я узнавал – Иноземцев и Рогозин друзья детства. Так что вполне можно предположить, что он ходил к нему с дружеским визитом, не как к пациенту, а просто по-приятельски…
– Нет, – перебила его Юля, – Иноземцев скорее застрелится, чем будет тратить свое драгоценное время на приятельские посиделки. У него слишком много дел, чтобы вот так разбрасываться временем…
– Юля, ты не преувеличиваешь? Ну нельзя же в каждом шаге Иноземцева искать финансовый смысл!
– А ты зайди к этому самому Рогозину и узнай, зачем к нему приходил Иноземцев… Уверена, если Рогозин бывший актер, а теперь пьяница, значит, Иноземцев что-то собирался у него купить или через него проворачивал какое-нибудь дельце…
– Слушай, да с тобой просто невозможно разговаривать… – Шубин отключился.
Юля некоторое время смотрела через стекло машины на пыльную улицу. Она не понимала реакции Шубина. И вообще, что это такое: понимать? Понять – значит принять умом логику другого человека и согласиться ней. Но что же тут невозможного? Иноземцев – таков, каков он есть, и разве она виновата, что Шубин незнаком с ним лично? Будь он его приятелем или даже приятелем приятеля, он бы так не раздражался, слушая характеристику, которую она дала Иноземцеву. Шубин не пойдет к Рогозину спрашивать…
Телефон ожил: вернулся в эфир Игорь.
– Извини, не знаю, что это на меня нашло. К Рогозину я, конечно, не пойду, это еще успеется, а вот Сашка сегодня вечерком к нему отправлю, потому что перед тем, как Иноземцеву с Рогозиным расстаться, они договорились встретиться или созвониться – вечером. Сашок услышал, как Рогозин или тот, кто был в квартире, сказал в раскрытую дверь: «До вечера».
– Знаешь, а ведь я была не права… Я вспомнила еще одну слабость Иноземцева – карты. Но для того, чтобы встретиться вечером и сыграть в преферанс, вовсе не обязательно было встречаться днем, достаточно было позвонить…
– Правильно. Телефон у Рогозина есть, Саша видел телефонный провод, протянутый в квартиру, значит, либо он не работает, либо…
– …либо у Иноземцева был помимо карт разговор к Рогозину…
– Знаешь, мы с тобой похожи на идиотов, которые топчутся на одном месте с умным видом… Думаю, что Рогозин в нашей истории – лицо постороннее.
– Посмотрим.
– Ты сейчас куда?
– Хочу потоптаться еще на одном месте… с умным видом…
– И где же это место?
– Пока не скажу. У меня же еще Ланцева… Пожелай мне удачи.
– Удачи тебе, Юлечка… – И Шубин послал ей воздушный, со вздохом, чувственный поцелуй.
А Юля поехала в сторону Фонарного переулка, туда, где жил еще недавно красивый молодой мужчина по имени Захар Оленин.
* * *
Она провела под его окнами, роясь в пыльной траве палисадника, где люди Корнилова обнаружили топор, которым было совершено убийство, да к тому же еще и с отпечатками пальцев Ланцевой, почти час. Чего только не бросают люди в свои открытые окна и форточки, начиная с презервативов и кончая сломанными очками. Как будто под окнами мусорная свалка, а не палисадник, в котором какие-то энтузиасты, утописты-натуралисты по весне высадили луковицы ирисов, а теперь, густо заросшие лебедой и другой сорной травой, они чахли от мусора и пыли.
И все же было очень странным, что убийца, нанеся смертельный удар Оленину, спокойно перешагнул через труп, дошел до балконной двери, вышел на балкон и так же спокойно выбросил орудие преступления с отпечатками своих пальцев. Могла ли вполне здравомыслящая Ланцева поступить таким идиотским образом? «Нормальный» убийца в первую очередь позаботился бы о том, чтобы орудие преступления не нашли, уж не говоря о том, что топор можно было хотя бы протереть тряпкой, чтобы не осталось следов пальцев…
