Короля действительно принимали торжественно, весь Париж высыпал на улицы, карету с королем и дофином готовы были нести на руках, когда его величеству удалось добраться до Тюильри, восторженная толпа проследовала за ними, запрудив весь сад и оглашая окрестности криками «Виват!».
Пришлось еще довольно долго стоять на галерее, чтобы народ мог лицезреть своего короля. Наконец он ушел переодеваться к ужину, потом поужинал с королевой большим кувертом, еще немного побеседовал и под предлогом усталости ушел спать, дав понять, что в этот день помогать ему в какой-либо церемонии не следует.
Кто-то из придворных вздохнул с облегчением, потому как тоже устал, кто-то понимающе усмехнулся: его величество, несомненно, отправился в объятия своей любовницы.
Так и было, исчезнув в своих покоях и запретив себя беспокоить, Людовик поспешно отправился через квартиру Ришелье к Жанне. Та весь день не находила себе места.
– Но что с вами, ваша светлость? – теперь обращение даже графини д’Эстрад было таким.
– Ах, зовите меня по-прежнему Жанной, прошу вас.
– Почему вы плачете?
– Это слезы счастья и отчаяния одновременно. Как я рада за короля и как хотела бы видеть его триумф! Но не могу быть рядом.
– Ничего, скоро все изменится, его величество что-нибудь придумает, чтобы представить вас ко двору.
– Вы думаете?
И вот со стороны квартиры герцога раздались торопливые шаги. Их Жанна узнала бы из сотен других. Людовик! Она выпрямилась как струнка, сухие глаза блестели, руки комкали платочек…
Дверь распахнулась, и король появился на пороге.
Несколько мгновений они просто стояли, молча глядя друг на дружку, потом Людовик сделал два шага вперед, дверь за ним закрылась, и теперь Жанна оказалась уже совсем рядом. Судорожно вздохнув, она почти обессиленно произнесла:
– Благодарю Вас…
Король, полагая, что это за маркизат, едва не махнул рукой, мол, мелочи, но любовница продолжила:
– …за то, что позволили мне быть с Вами…
И вот от этой благодарности – не за дворянство, не за титул или замок, а за возможность любить его – у Людовика просто перехватило горло. Больше любовница сказать ничего не смогла, потому что оказалась в объятиях короля, ее уста в плену у королевских, а голова закружилась так, что устоять удалось только с помощью любовника. Вернее, не устоять, а переместиться на его руках в постель.
У них выдалась еще одна безумная ночь вроде той, что оказалась после кошмара в ратуше. Истосковавшиеся друг по другу за время вынужденного отсутствия Людовика, они теперь наверстывали упущенное.
Следующие дни маркиза де Помпадур находилась рядом с Людовиком и одновременно далеко от него. Король и королева ужинали в большом зале ратуши, сидя во главе огромного стола, за которым присутствовало хотя и большое количество приглашенных, но все это были гости либо королевской крови, либо особо приближенные ко двору, им была оказана такая честь.
Маркиза де Помпадур в это же время ужинала инкогнито в маленькой столовой над большим залом.
Королева заметила, что супруг мыслями часто далеко от присутствующих, и прекрасно поняла, о ком он думает. Так и есть, король знаком подозвал к себе герцога Ришелье, что-то тихо сказал, и герцог, кивнув, поспешно исчез. Через некоторое время он вернулся и, видно, дал отчет о своем отсутствии, после чего его величество значительно повеселел. Конечно, Марию Лещинскую задевало такое внимание короля к любовнице, но она прекрасно понимала, что уже не может конкурировать с молодой красивой женщиной. Оставалось надеяться, что та хоть окажется умна и тактична. Наблюдая за мужем, королева украдкой вздохнула.
Герцог Ришелье действительно по поручению короля посещал маркизу де Помпадур в ее столовой. Если честно, то ему даже не хотелось возвращаться обратно в огромный, гудящий множеством голосов зал из маленького, в котором приятная компания из прелестных дам – самой маркизы, госпожи д’Эстрад и госпожи де Сассанж – ужинала вместе с де Турнеэмом и братом маркизы молодым Абелем Пуассоном. У маркизы веселье было неподдельным, а разговор очень оживленным. Немного посмеявшись вместе со всеми шуткам Жанны, герцог вздохнул:
– Я должен вернуться вниз, его величество не простит мне долгого отсутствия.
Маркиза была счастлива тем, что возлюбленный не забыл о ней даже во время приема. Она обещала дождаться короля, как бы поздно ни закончился его день.
Не дождалась, потому что король после приема поехал еще смотреть фейерверк на Вандомской площади и освободился только в два часа ночи. Пока он добрался до своих покоев, а потом через квартиру Ришелье до спальни возлюбленной, та сладко посапывала в постели.
Стараясь не разбудить Жанну, Людовик на цыпочках пробрался к кровати и осторожно присел. Молодая прекрасная женщина спала, лицо ее было безмятежно, а потому еще более прекрасно. Совершенный овал лица, трепетные ресницы, губки, словно нарочно созданные для поцелуев, небольшая, но упругая грудь… Пальцы нежной ручки чуть дрогнули, то ли пытаясь что-то ухватить во сне, то ли кого-то приласкать…
У Людовика мелькнула ревнивая мысль, что этот кто-то вовсе не он. Король наклонился к любовнице, от его движения Жанна проснулась, не успев толком открыть глаза, она улыбнулась и обхватила шею Людовика:
– О Сир…
Все дни празднеств придворные обсуждали маркизу де Помпадур, ее присутствие все время ощущалось, но не было ни навязчивым, ни даже заметным. Придворные были прекрасно осведомлены, что его величество встречался с любовницей, но ни разу та не переступила правил приличия и не показалась не только рядом с ним, но и вообще на публике, чтобы не отвлекать внимание от короля.
Маркиза уже въехала в покои, занимаемые раньше Шатору, предварительно переделав их в своем вкусе. Это тоже явилось колоссальным поводом для сплетен. Главным вопросом было: что же изменилось? Но почти никто не мог просто пойти и посмотреть, поэтому тех, кто имел туда доступ, едва не рвали на части. Получалась интересная ситуация, с одной стороны, двор презирал выскочку, по воле короля в одночасье вдруг ставшую маркизой из простых буржуа, не допуская даже мысли, что можно общаться с ней и посещать ее комнаты в Версале. С другой, всем было страшно любопытно, чем же отличается новая фаворитка от бывшей.
Вторым поводом для бесконечных пересудов являлся вопрос самого представления ко двору фаворитки. По правилам это должны сделать две придворные дамы. Одна уже нашлась, это была кузина ее бывшего мужа графиня д’Эстрад, сама не так давно прошедшая такое представление. А вот вторую удалось найти не сразу. Король предложил сию честь принцессе Луизе Елизавете де Бурбон Конде, вдове принца де Конти. Принцесса от такого предложения пришла в ужас, ей, вдове принца де Конти, дочери принца де Конде и мадемуазель Нант, узаконенной дочери короля Людовика XIV, представлять какую-то мещанку?!
Герцог Ришелье посоветовал средство, позволившее принцессе стать значительно сговорчивей, напомнив о ее немалых долгах, отравлявших жизнь блистательной вдове. В результате принцесса согласилась, но всем и каждому в Версале твердила, что не имеет к этому представлению никакого отношения, более того, никогда в глаза не видела этой госпожи д’Этиоль! Королева посмеялась:
– Уверяю вас, видели! Помните даму в прекрасном платье в ложе в театре? Когда вы заметили, что она больше смотрит в сторону его величества, чем на сцену?
Принцесса с притворным ужасом всплеснула руками:
– Это и есть госпожа д’Этиоль?!
– У вас стала слабеть память, принцесса. Нужно попросить лекаря, чтобы прописал вам какое-нибудь средство. Вы сами тогда назвали мне ее имя.
Лицо принцессы даже под слоем румян и пудры пошло красными пятнами. Хорошо что разговор с королевой происходил почти тет-а-тет. Но принцесса не сомневалась, что в Версале даже фигуры на гобеленах страшно болтливы и завтра весь двор будет знать о ее промахе.
И вот настало 14 сентября 1745 года – день представления ко двору маркизы де Помпадур, начала ее двадцатилетнего правления в Версале. Хотя, конечно, тогда о правлении речь еще не шла, напротив, маркиза дрожала как осиновый лист, старательно делая вид, что ничего не боится.
В предыдущий вечер король даже не стал у нее задерживаться, чтобы маркиза выглядела поутру отдохнувшей и бодрой. Он только зашел пожелать спокойной ночи и подбодрить любовницу.
– Готовы?
– Да.
– Ничего не бойтесь, даже если что-то пойдет не так, они не посмеют заметить.
Честно говоря, его величество вовсе не был так уверен в своих словах, но не мог же он пугать и без того едва живую Жанну? Оба прекрасно понимали, что малейшее отступление от правил этикета, малейшая заминка или оплошность маркизы будет раздута до неимоверных размеров, обсуждена и осуждена.
В предыдущий день Жанна уже нанесла положенные по этикету визиты придворной даме и камер-фрау королевы. Но это было почти в узком кругу, теперь ей нужно предстать перед всем двором. На церемонии не полагалось присутствовать большому количеству придворных, это тоже почти камерные церемонии, что у короля, что у королевы, но в Версале собралось столько народа, словно предстоял большой прием. Все они с нетерпением ждали прохода в королевские покои новой фаворитки, а потом вестей о том, как она держалась у его и ее величеств, что говорила и что говорили ей.
