ландшафт. Он вроде бы смутно различил окраину Жутколесья, но ни намека на Море Слез или Двойные города не нашел. Что ж, они забрались очень далеко. Проделали долгий путь. И для чего? Чтобы потерпеть поражение? Нет, не нехватка веры заставляла его размышлять о вероятности такого исхода. Он давно уже осознал и смирился с тем, что силы Зигмара направлены на исполнение плана, куда более грандиозного, чем нужды отдельных личностей и даже нужды целых сообществ. Бог-Царь стремился восстановить порядок во всех Владениях Смертных, изгнать скверну Хаоса. И эта благородная цель требовала жертв. Так не самонадеянность ли полагать, что Двойные города столь дороги Зигмару, что он бросит все свои силы на их сохранение, отказавшись ради них от каких-то великих свершений?
Нет, сказал себе Махьяр, если мощь Бога-Царя отсутствует, это значит, что сила его требуется в другом месте. Где-то, где она послужит большему благу.
Воин-жрец погрузился в размышления над этим теологическим вопросом. Погрузился так глубоко, что сон подкрался к нему незаметно.
Венцеслав растолкал Махьяра уже в разгаре дня.
— Если ты почувствовал усталость, должен был разбудить кого-нибудь, кто сменил бы тебя на дежурстве, — выговаривал капитан жрецу. — Пока мы спали, могло случиться все что угодно.
— Я старался бодрствовать, да вот не получилось, — виновато ответил Махьяр.
— Мы не встретили следов, ведущих наверх, — вступился за Махьяра Зорграш.
— Не все оставляет следы, — возразил Венцеслав. — Леди Олиндер служат призраки. Они могли напасть на нас, не оставив отметин на земле.
Кветка рассматривала цитадель, но, услышав разговор, подошла к ним.
— Ночных охотников называют так потому, что они остерегаются света дня, — сказала она. — О, конечно, могущественный некромант или неупокоенный повелитель могут заставить их выйти при солнце, но для этого требуется очень сильная магия.
— Нужно ли напоминать, что наш враг — сама мортарх Скорби? — заметил Венцеслав.
— Прости, капитан, — откликнулась Кветка, но если бы Госпожа Печалей знала о нас и хотела бы уничтожить, она бы уже сделала это. Мы защищены куда хуже, чем колонна, застигнутая на мосту.
— Если только у нее нет своих причин медлить, — пробормотал Махьяр. Эта мысль была вызвана его ночными раздумьями о путях божественного. Если святость может работать на великие замыслы, почему бы и нечестивому не иметь далеко идущих планов? — Венцеслав прав, я всех нас подверг опасности.
Венцеслав помолчал, теребя ус, потом выругался:
— Черви в гробу! Гонка по болотам и восхождение вымотали нас всех. Любой, кого ты попытался бы разбудить, был таким же усталым. — Он хлопнул Махьяра по плечу. — Обошлось, и ладно. Забудь. Как говорят у нас в Восточном Доле: «На сегодня зла достаточно». Идем, нам может потребоваться твоя помощь, если Ратимир не разберется с дверью.
И Венцеслав повел Махьяра к цитадели, где уже собрались Ратимир и другие солдаты. Сорайя двигалась с некоторым напряжением, но, во всяком случае, двигалась, так что, по всей видимости, раны ее оказались не такими уж серьезными.
— Есть успехи? — спросил Венцеслав, приблизившись.
Ратимир нахмурился и покачал головой.
— Я такой штуковины в жизни не видел. Ни замка, ни петель, однако, судя по царапинам на плитах проема, дверь эта должна сдвигаться. Фокус в том, что бы понять, как именно.
— А я-то думал, ты опытный вор, — фыркнул Омид. — Наверняка разобраться с дверью легче, чем придумать, как украсть вино для всей компании.
— Сорайя, — вздохнул Ратимир, — твоя шавка снова гавкает на меня.
Венцеслав шагнул между Омидом и Ратимиром.
— Тот из вас, кто начнет цепляться к другому в следующий раз, сильно об этом пожалеет. Экспедиция наша невелика, но дисциплину я обеспечу.
Двое солдат сердито уставились друг на друга, но им все же хватило ума промолчать.
А Махьяр поймал себя на том, что постоянно возвращается взглядом к резному черепу. Впечатление насмешки, сложившееся прошлой ночью, вернулось. Владыку Неупокоенных забавляли усилия живых. Лицо обсидиановой статуи выражало неприкрытое презрение.
— Кажется, тут что-то написано, — сказала подошедшая к солдатам Кветка и протянула руку указывая на цепочку вырезанных по краю двери почти незаметных символов.
— Я думал, это просто царапины, — пожал плечами Ратимир. — Таких букв я никогда раньше не видел.
— В следующий раз ты, пожалуй, скажешь нам, что умеешь читать, — пробурчал себе под нос Омид.
— Да, я уверена, что это письмена. — Кветка наклонилась, шаря глазами по строчкам, потом побледнела и посмотрела на Махьяра. — Это мордант, — сказала она со страхом в голосе.
— Запретный шрифт жрецов Нагаша, — пояснил остальным Махьяр и сурово взглянул на Кветку. — Изучать эту письменность — ересь для всех, кроме жрецов смерти. Как ты распознала ее?
Кветка потупилась.
— Маяк, — созналась она. — Там были книги, книги из старого Бельвегрода, написанные на морданте. Чтобы перевести их, нужно было знать язык.
— Я еще поговорю с Ивором, когда мы вернемся, — поклялся Махьяр. — Он же разумный человек и должен понимать, как это рискованно!
— Неважно, — заявил Венцеслав. — В Двойных городах — возможно, и было важно, но только не здесь. — Он повернулся к Кветке. — Ты опознала шрифт — а прочитать можешь? Тут сказано, как попасть внутрь?
— Да, — ответила Кветка. — Только смысл текста сам по себе — загадка. Тут написано, что входящий в башню должен вручить свою веру своему богу.
Объяснение вызвало оживленную дискуссию. Только Махьяр молчал. Молчал и смотрел на ухмыляющийся череп. Череп со слегка разведенными челюстями. Между зубов оставалось пространство — не слишком широкое, но все-таки. Жрецу казалось, что он разгадал загадку, только вот ответ был не слишком приятным.
— Думаю, после спасения из Моря Слез все мы верим в Зигмара, — сказал Венцеслав, выслушав остальных. — Нет, дело наверняка не в одной только вере. Должен быть какой-то механизм или пусковое устройство.
— Ты упомянул не того бога, — заговорил Махьяр. — Когда ставили эту дверь и высекали надпись, кто это делал? Так вот, «бог входящего» — это не наш бог Зигмар, а бог тех, кто ставил дверь. — Он кивнул на коронованный череп. — Черный Нагаш, вот какой бог имелся в виду. Бог, которому надо вручить веру. — Он сглотнул, сделал глубокий вдох, вытянул левую руку и шагнул к обсидиановому черепу.
Кветка дернулась, чтобы остановить его.
— Не делай этого, — взмолилась она, глядя на поблескивающие черные зубы барельефа. — Вулканическое стекло. Ему что плоть, что масло — все едино. Разрежет вмиг. Подумай, что за люди могли призывать Нагаша таким образом. Какими они должны были быть… порочными!
— Я знаю лишь то, что в моей вере усомнились. — Махьяр мягко отодвинул ее в сторону. — Те, кто ставил эту дверь, думали посмеяться надо мной. Что ж, я покажу их вероломным духам, что
