class="p1">— Не могу, — прошипела она. — Пожалуйста, не проси.
— Это прошу не я, а те садисты, что ставили эти барьеры. — Махьяр, нахмурившись, махнул рукой в сторону оставшихся внизу дверей. — Если не можешь, то наш поход завершится здесь. Дальше мы не пройдем. И не увидим Оракула под Вуалью.
— Все наши переживания ничего не значат, — сказал, поднимаясь по лестнице, Венцеслав. — Мы вернемся — если повезет — к нашим людям, не принеся ничего, кроме горя и отчаяния. И возвращение Госпожи Печалей с ее ордами будет неминуемо.
— Не могу, — вновь просипела Кветка, стиснув в кулаке железную пуговицу, пришитую к плащу.
— Это приказ! — рявкнул Венцеслав. — Ты не имеешь права сдаться сейчас!
Жесткий тон и высокомерные слова капитана не понравились Махьяру:
— А если бы дверь открывал твой позор, ты бы без возражений позволил услышать его всем? — Он посмотрел на Кветку. — Мы можем спуститься…
Предложение тронуло Кветку.
— Нет. — Она положила руку на запястье Махьяра. — Это тоже может быть частью ритуала. Чтобы другие услышали. — Повернувшись, она уставилась на дверь. — У жрецов и в армии есть своя иерархия. Звания. Так вот, чины, ранги, звания есть и у тех, кто учится на Бельвегродском маяке… — Она осеклась, переполняемая эмоциями, но взяла себя в руки и продолжила: — Чтобы определить, кто пойдет на повышение, проводятся экзамены. Чем выше ранг, тем больше дозволенного, например, можно пользоваться книгами, запретными для младших учеников. Можно изучать предметы, касающиеся самой ткани Владений. — Кветка прижала руку к груди. — Я была амбициозна. Мне хотелось изучать все это, но я была слишком нетерпелива, чтобы дождаться, когда я действительно буду готова. И я сжульничала на экзамене.
Дрожащий палец Кветки указал на строки морданта:
— Стих говорит о том, что я сделала. «Серебряным словом, бесчестным сердцем проложен путь. Разбитым сердцем, разлитой кровью долг надо вернуть. Кто я?» Ответ — я. — В глазах ученой, повернувшейся к своим спутникам, стояли слезы. — Я любила одного ученого, гениального человека, превзошедшего меня в науках. Возможно, мы могли бы создать семью, если бы не безжалостная жажда знаний, сжигавшая меня изнутри. Я любила его, но трепет открытий я любила больше. На экзамене я скопировала его работу. Обман обнаружился, но он взял вину на себя и заявил, что это он списал у меня. И он был изгнан с маяка — с позором. С моим позором. Той же ночью он вонзил кинжал себе в сердце. — Она перевела взгляд с Махьяра на Венцеслава. — Понимаете, позор был таким, что никаких отношений между нами быть уже не могло.
За спиной Кветки на мраморной плите проступили очертания ладони. А ученая, не замечая сияния, продолжала оправдываться:
— С тех пор я старалась преуспеть, по-настоящему преуспеть, не ради себя, но чтобы загладить то, что я сделала. Совершить что-то, что-то хорошее во благо всем. Что-то, чтобы отдать долг, отдать который нельзя.
Махьяр кивнул на дверь:
— Возможно, сейчас ты получила возможность расплатиться.
— Мы, наверное, уже у вершины цитадели, — сказал Венцеслав. — И там, за дверью, — покои Оракула под Вуалью.
Кветка кивнула и поднесла руку к призрачному абрису.
— И меня не волнует, если закончу я, как Ратимир, — сказала она.
Но тайные проклятия не коснулись ее. Мраморная плита скользнула в сторону, и Махьяр шагнул в проем.
— Требуется мужество, чтобы сознаться в своих преступлениях, — обратился жрец к Кветке. — Только признавшись в том, что мы сделали, мы можем попытаться стать лучше.
Она коротко улыбнулась ему, и Махьяр переступил порог.
Помещение оказалось в точности таким, как нижнее: пустое, с винтовой лестницей, оканчивающейся мраморной дверью. Липкие мурашки побежали по спине Махьяра. Он начал подозревать, что магия распространяется тут не только на двери и их загадки.
Вошедший Венцеслав подтвердил его худшие подозрения.
— Это невозможно, — выдохнул он и опустил факел, демонстрируя отметины в пыли. — Такие же следы, как в комнате ниже!
— Полагаю, что их же можно найти в каждой, — мрачно заметил Махьяр. — Эти следы оставил Зорграш, когда искал здешних обитателей.
— Это невозможно, — повторил Венцеслав.
— Тем не менее это так. — Махьяр огляделся. — Потолки высотой двадцать футов, полы толщиной пять футов. Это уже четвертый уровень. Над нами может быть только крыша. — Он показал на мраморную дверь. — Но я подозреваю, что когда мы откроем ее, то обнаружим нечто совсем иное.
Кветка вошла в комнату. Рукава ее были влажны — она вытирала слезы.
— Думаешь, цитадель каким-то образом растет?
Махьяр кивнул:
— Так же, как росла гора, пока рассвет не разрушил чары. Не стану делать вид, что понимаю, как такое возможно. Возможно, Гаевик сумел бы объяснить. Мне ясно одно: эти комнаты — проявление темного и могущественного колдовства. — Он опять указал на дверь. — Загадка для каждого из нас. Если не ошибаюсь, эта откроет нам что-нибудь о тебе, капитан Венцеслав.
Венцеслав расправил плечи и вызывающе уставился на дверь:
— Что бы от меня ни потребовали, я приму вызов!
— Посмотрим. — Махьяр двинулся вверх по лестнице, жестом позвав за собой остальных. — Кветка, переведи стих, и увидим, что за чудовище наш Венцеслав.
Кветка изучала резьбу на двери, а Венцеслав наблюдал за Кветкой. Он уже знал, в каком величайшем позоре ему придется признаться. Понимая, что сделанное им ничуть не лучше того, что сотворили остальные. Даже если не принимать во внимание инстинктивное отвращение к трупоедам, чем кладбищенский каннибализм Зорграша хуже его собственного греха? По крайней мере, от преступления склепорожденного пострадали уже мертвые. А от преступления Венцеслава — живые.
— «Жадный до действий, да сам из задир. Гибнет команда, а где ж командир? Кто я?» — Прочитав надпись, Кветка повернулась к Венцеславу. Махьяр тоже.
— Меня только что назначили капитаном, — начал Венцеслав. Он решил, что сохранить хоть каплю уважения к себе можно лишь незамедлительным признанием. — Ну и я, скажем так, жаждал проявить себя. Я возглавил патруль Гробовой стражи, и мы углубились в развалины в поисках укромных местечек, где могут прятаться ночные охотники, бродящие по Восточному Долу. Я понимал, что увел патруль слишком далеко от поселения, но был так самонадеян, так самоуверен, что уводил своих людей все дальше. Мы нашли логово — катакомбы под усадьбой. И, по моему приказу, попытались зачистить склепы. Неупокоенные оказались слишком сильны для нас. Они убили моих солдат, одного за другим. А я спрятался в гробу, чтобы спастись. И лежал там, слушая, как вокруг умирают мои люди. Выжил только я. Когда я вернулся, меня чествовали за храбрость. — Он шагнул к двери, на которой уже светилась призрачная ладонь. — До сего дня я никогда и никому не
