Но выбор был за Максимом. А он решительно заявил, что хочет иметь точно такого же эрделя, какого видел в фильме «Приключения Электроника». Два месяца искали нужной породы щенка. Нашли. Купили. Несмотря на то, что в тесной квартире даже людям было трудно разминуться, эрделю, названному Дымкой, отвели отдельное место. Щенок грыз мебель, таскал и трепал обувь, точил зубы о ножки дивана, рвал все, что плохо лежало и попадало ему на глаза. Семья терпела. Ждала, когда Максим проникнется к нему заботой, начнет заниматься его воспитанием, гулять с ним, играть… Но ничего этого не произошло. Компьютер оказался притягательнее, заманчивее. Будто магнит… Оторвать Максима от него не мог не только симпатичный эрдель Дымка, помахивающий хвостиком и постоянно тыкающий носом ноги Максима, но и постоянные обещания родителей купить ему то велосипед, то видеокамеру. Компьютер погасил в сыне все желания и устремления. Он завладел им так прочно, как голодная собака сытной косточкой.
Со временем пришлось долгожданного и всеобщего любимца Дымку вернуть в питомник.
Раздумья Николая Степановича прервала вошедшая на кухню в красивом вечернем платье веселая Лиза. Она присела за стол и долго молча смотрела на отца. Он понял по ее пытливым, горящим глазам, что у нее есть к нему щепетильный разговор. Даже догадывался, о чем она может заговорить. Скорее всего, дочь будет говорить о своем кавалере. И он рад был, что ее привычная застенчивость и неловкость, против которых он тайно помогал ей бороться, наконец-то не помешали познакомиться с молодым интересным парнем. Эти недостатки долгое время не давали дочери сходиться с людьми.
Отец следил за выражением лица дочери, видел, как робость и нежность сменялись на нем холодом и негодованием.
– Папа, сейчас придет Валера, и я тебя прошу ничего не говорить про телевидение, – попросила Лиза. – Ничего. Молчи. Ладно? Забудь про все плохое, что ты там в нем видел.
– Про хорошее, значит, только речь держать.
– Ты что?! Ни плохого, ни хорошего, ничего про телевидение не говори. Будто никакого телевидения в жизни не существует.
– Хорошо, дочка.
– А то, как только ты начинаешь ругать телевидение, так перескакиваешь на Валеру. Начинается неприятный разговор, конфликт. Он хоть тут и не при чем, а отдуваться приходится за все телевидение.
– Скажи, а про что с ним можно говорить? Что ему интересно?
– Пап, ну что ты как маленький. Сиди, поддерживай разговор, типа «да-да», соглашайся с ним, главное – не возражай. Я тебя очень прошу. Не обижайся. Ему так не нравится, когда его работу ругают.
– Не нравится? Тогда почему не возражает против показа всякой мерзости? Получается – он со всем согласен. Согласен с засильем убийств, разврата…
– Опять ты за свое, – обиделась Лиза. – Дался тебе этот телевизор. Ты хочешь нас поссорить. Тебе не надоело, что я всегда одна, одна…
– Да я все понял, – добродушно заявил отец. – Извини. Не горячись. Буду молчать как рыба.
– Вот и хорошо! Ты у меня умница. Мы договорились.
– А если твой Валерий сам заговорит о телевидении?
– Ему можно, пусть как хочет его ругает или хвалит. Ты молчи. Не поддерживай разговор. Обойди его мимо. Говори о чем-нибудь другом.
– О другом я могу. Но ты не сказала, о чем…
– Пап, ты опять начинаешь над бедной дочкой издеваться, иронизировать. Расскажи ему про свои искусственные алмазы, про кимберлитовые трубки.
– Может, мне лучше уйти? Мы с матерью сходим погуляем по вечернему городу. Давно, право дело, не гуляли.
– Боже упаси. Он догадается. Твоя задача – ему понравиться. Пап, ты же это можешь, я знаю…
– Договорились. Сижу, молчу, поддакиваю. Буду стараться понравиться ему.
Не прошло и десяти минут, как в квартире появился Валерий. Длинные руки Лизы мгновенно обвились вокруг его шеи, голова прижалась к его груди, и всем родственникам стало ясно, что она заждалась любимого человека, она счастлива. Он был необходим ей, и она перед всеми демонстрировала привязанность к нему. Николай Степанович даже почувствовал душевную зависимость дочери от этого парня с легкомысленными представлениями о предназначении журналистики.
Он еле выдавил из себя улыбку при виде его. Поздоровался за руку… «Тебе не нравится Валера с телевидения? – вопрошал сам себя молча Николай Степанович. – Плохо. Сейчас понравится. Дочери нравится, значит, она права».
Ему хотелось счастья для дочери. После ее развода он часто задумывался, как устроить так, чтобы она встретилась с хорошим парнем, забыла про прошлое неудачное замужество, про долгое одиночество и наконец-то обрела новую семью. Кажется, судьба подарила ей такую встречу. И он боялся внести в отношения любящих молодых людей раздор только из-за того, что парень работает на телевидении, которое в последнее время стало часто его раздражать.
Лиза провела Валерия в зал, усадила на диван. Николай Степанович удалился в кабинет, давным-давно превращенный в спальню. Там, лежа на кровати, отдыхала с книгой в руке его любимая жена.
– Там кто-то пришел, Коля? – спросила она, не отрываясь от страниц.
– Это к Лизе, – прошептал он. – Валера. А ты что-то новое читаешь?
– Федор Абрамов. «Дом».
– Ты же читала Носова?
– Вспомнил! Его я две недели назад еще прочла.
– Молодец, времени на книги хватает. А у меня сплошные детективы…
– Какие такие детективы? – спросила, насторожившись, и отложив книгу в сторону, растрепанная Ольга Владимировна.
– Настоящие. Заходил сегодня к следователю. Тот, дурак, все убийство валит на Петра, на сына Ивана Никодимыча.
– Серьезно?
– Куда серьезнее. Я вначале тоже думал, что он проверяет меня, шутит. А когда я подшутил над ним, он и выдал мне свою версию. Глупую. Будто сын отравил самогонкой отца.
– Отравил с Украины, не выезжая?.. Почтой? Тебя подослал?! – засмеялась жена, спустив ноги с кровати.
– И про меня как раз спрашивал, – подчеркнул строго Николай Степанович, подсев на край кровати. – Зачем, мол, я пьянствовал с Петром?!
– Детектив.
– Вот и я говорю – одни сплошные детективы одолели меня сегодня. То памятник собаке появился из ниоткуда…. То Лиза просит приветить ее парня, не говорить тому ничего про телевидение, иначе, выходит, и любви меж ними не получится. Во как! Слушай, скажи, а тебе он приглянулся?
– Вроде, хороший парень.
– Мне так не кажется. Знакомы недавно, а уже обнимаются на виду у всех…
– Ворчишь по привычке. У меня тоже настроение испорченное. Представляешь, я третий раз ставлю цветы в горшках на подоконник лестничной площадки, а какая-то зараза в третий раз их ворует. Спрашиваю у вахтерши… Она качает головой, уверяет, что никого не видела с цветами. Куда они пропадают? А тут поднимаюсь по лестнице, а на площадке меня встречает орава черненьких детишек с незнакомыми женщинами. Еле протиснулась между ними. Ты бы видел, какими ненавидящими, презрительными глазами эти женщины смотрели на меня… Меня ужас охватил.
– Что за женщины?
– По-моему, к Сабиру и его дружкам семьи приехали. Может, родственники. Но встретили меня так недоброжелательно, будто не они, а я в этом доме чужая, приехавшая неизвестно откуда, и мешаю им жить.
– А я не обращаю на них внимания…
– Как можно не обращать внимания? – вспылила Ольга Владимировна. – Дети грязные… Смотрят волчатами. И чем я провинилась перед этими женщинами, что они пропускали меня будто сквозь строй?! Я вдоль стенки еле протиснулась, а они даже на сантиметр, представляешь, в сторону не отодвинулись.
– Терпи, дорогая моя, терпи. Раз они поселились у нас, значит, нам вместе толкаться на лестничной площадке.
– Интересно ты рассуждаешь. А если бы они меня покусали, по голове чем-нибудь тяжелым ударили?.. Ты бы опять бормотал: терпи-терпи.
– Драться с ними, что ли? Цапаться? Будут плохо себя вести – полиция ими займется. То их забота. Не наша.
– Какая к черту полиция!? – еще громче вскрикнула Ольга Владимировна. – Позавчера в соседнем доме парнишку увезли, обкуренного, в наркотическом дурмане, в больницу. Он признался, что травку купил в магазине Анзора. Мать заявление в полицию написала. И что? Приехал знакомый тебе майор Акбердин, сказал, следите за детьми, чтобы без присмотра не шастали по улице. Потом блюститель порядка заявил, что заявление мать зря написала, ибо никаких свидетелей, что мальчишка купил в магазине наркотики, нет. Он наверняка достал его в другом месте. И они будут тот притон искать.
После того как взволнованный голос матери пробился сквозь дверь и стены, в кабинет отца заглянула перепуганная Лиза.
– Мама, что случилось? – выпалила она с порога, впиваясь острым взглядом то в мать, а то в отца.
– Ничего, дочка, – успокаивающе ответила мать.
Николай Степанович молча развел руки по сторонам, бормоча под нос невнятные слова, и сел за письменный стол. Продолжать разговор не хотелось… У него крепко билось сердце, напряглись нервы.
