Хорст, напротив, не пытался создать себе никаких исключительных условий. Наравне со всеми бегал кроссы, таскал тяжести, работал на снарядах, изучал разные типы оружия и стрелял из них. Нравилось ему и возиться с машинами. А к вождению у него просто был талант.
Углубление в дебри разных религий и философских течений давалось Хорсту хуже, но он, по крайней мере, научился видеть разницу между истинными и ложными учениями.
Больше всего Хорсту нравилось совершенствоваться в рукопашных боевых искусствах. Среди партнеров ему попадались ученики самых разных систем, школ и стилей. И чуть ли не у каждого можно было научиться чему-то новому.
Свою мечту набить морду рыжему инструктору Эрику Хорст почти что реализовал. Тот сам предложил ему немного поработать в спарринге, и Хорст тут же согласился.
Хорст отдал преимущество ударной технике. Эрик успешно противопоставил ему блоки, захваты и броски. Тогда Хорст тоже воспользовался борцовским арсеналом, Эрик ответил градом ударов, впрочем, не достигших цели. Оказавшись по несколько раз на полу, каждый из бойцов начал осторожничать. Удары и блоки стали более скупыми по амплитуде, захваты — более продуманными, а броски — подготовленными.
Как и в том прошлом поединке на поляне, остальные бойцы прекратили свои занятия и собрались вокруг Хорста и Эрика. Те демонстрировали технику высочайшего уровня. Правда, движения Эрика казались чуть замедленнее, чем у его противника. Да и в манере нанесения ударов и постановке блоков нет-нет и проскакивала тяжеловесная кондовость армейского спецназа.
Однако Хорст уже забыл о своем былом намерении проучить инструктора. Он увлекся поединком, но, в то же время, помнил, что это всего лишь тренировка. Удары наносил дозированные, не стремился и расплющить блоком конечность противника, хотя вполне мог бы.
Когда спустя тридцать минут оба, совершенно вымотанные, опустились на татами, агрессивное настроение у обоих уступило полному умиротворению. В душе и раздевалке они разговорились. Хорст узнал, что Эрик и в самом деле служил в армии, не поступив после школы в институт. Воевал в Чечне. Возвратившись на гражданку, он понял, что никому не нужен и со своей военно-учетной специальностью разведчика годен разве что охранять магазин. При этом он иногда участвовал в соревнованиях, где и был замечен Вадимом. Тот привлек его к работе в организации. Что это за организация, Эрик не говорил. Хорст — решил не спрашивать. Его девиз оставался прежним: «Надо будет — сами скажут».
Однажды Эрик после изматывающей трехчасовой тренировки отозвал Хорста в сторону.
— Ты как, еще способен двигаться?
Хорст пожал плечами.
— Если надо, постараемся.
Инструктор хлопнул его по плечу.
— Тогда готовься. Ребятам пособить нужно.
После команды «отбой» Эрик махнул Хорсту.
— Пошли.
На улице, возле гипсового пионера их ждала «шишига» — крытый тентом военный грузовичок «ГАЗ‑66».
В кузов забирались парни в такой же, как и у Хорста, униформе, с шапками-масками, опущенными налицо. У некоторых в руках были помповые ружья, а у троих Хорст заметил автоматы Калашникова. Погрузкой командовал Вадим.
В кузове все разместились на узких скамейках. Машина тронулась и выехала за пределы лагеря. Из всей группы Хорста его одного пригласили для участия в загадочной акции.
— Маски проверьте, нам потом проблемы не нужны, — напомнил Вадим.
Остаток пути проделали в полном молчании. Наконец машина остановилась. Внимание Хорста, как и остальных прибывших, привлек шум снаружи.
— Выгружаемся. Первый пошел! — распорядился Вадим.
Бойцы посыпались из кузова и выстроились возле машины. Хорст огляделся. Они находились на окраине заброшенной деревни. Из группы полуразвалившихся домов выделялся один кирпичный, двухэтажный. С готическими башенками и ампирными завитушками по фронтону. Возле него они и оказались.
Свет в доме не горел, но жильцы не спали. Они нескончаемой цепочкой выходили из разбитых в щепы дверей дома и собирались толпой в отдалении. Все это происходило под охраной парней, одетых так же, как и те, кто приехал с Хорстом. На улице Хорст заметил знакомый автобус — на нем во время недавней драки и прибыло подкрепление к «архангелам». Но сейчас все они, как будто, были на одной стороне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Судя по громким выкрикам и гортанным завываниям, изгоняли цыган. В основном женщин и детей, но среди них попались несколько толстых мужиков, увешанных золотыми цепями и «шайбами». Прочие жители деревни, также разбуженные приездом незваных гостей, жались в отдалении, предпочитая оставаться в темноте. Видимо, боялись опасных соседей.
Неожиданно откуда-то сверху грохнули ружейные выстрелы. В ответ по окнам второго этажа, разбивая стекла и вышибая кирпичную крошку из стен, шарахнули автоматные очереди. Из дома заорали густым шаляпинским басом:
— Не стреляйте, не надо! Здесь дети!
Вадим взял в руки громкоговоритель.
— Будулай, сдавайся! Выходи с поднятыми руками. Если из дома прозвучит еще хотя бы один выстрел, мы сожжем твое гадючье гнездо со всеми змеенышами! Даю пять секунд на то, чтобы покинуть дом! Всем!
Дети с узлами… Их отбирали, перетряхивали и швыряли в дом.
Хорста это покоробило. Стоявший рядом Эрик заметил, как сузились в прорезях маски его глаза. Тогда он молча распотрошил и показал Хорсту один из узлов. Завернутый в детскую куртку, внутри лежал большой прозрачный пакет, наполненный беловатым порошком.
— Как думаешь, это «Тайд» или «Ариэль»? — усмехнулся Эрик. — Предмет первой необходимости. Ты бы поменял его на две пачки обычного порошка?
У одной из голосящих баб вырвали из рук запеленатого младенца. Из развернувшегося свертка вместо ребенка выкатился такой же пакет с порошком.
Следом за женщинами и детьми показался и хозяин. Он превосходил своей толщиной всех остальных мужиков, равно как его цепи и кольца. Это был самозваный цыганский барон по кличке Будулай. Его люди осуществляли розничную наркоторговлю в ряде крупных городов Подмосковья. Он вышел из дома, растопырив руки с толстыми, как сардельки, пальцами. Скрежет его зубов был слышен за версту от дома.
— Все вышли? — спросил его Вадим.
Тот молча кивнул с сокрушенным видом.
Оттолкнув толстяка, в дом вбежали несколько вооруженных бойцов. Через минуту где-то в глубине дома грохнул выстрел. Еще через несколько минут бойцы снова показались на улице.
— Пусто! — доложил старший.
В руках у бойцов был ворох теплых вещей, который они бросили к ногам обитателей дома.
— Накиньте, свежо! Детишки простудятся!
Но горластые бабы и здесь принялись демонстрировать свою независимость.
— А пошел ты! Чтоб у тебя хер на лбу вырос! Чтобы дети из тюрьмы не вылезали! — наперебой заорали они.
Детишки принялись с безопасного расстояния забрасывать доброхотов всякой дрянью. Выстрелом в воздух Вадим восстановил тишину и снова взялся за громкоговоритель.
— Именем русского народа имущество, нажитое преступным путем, подлежит уничтожению! Члены преступной группы приговариваются к изгнанию под страхом смерти!
Тут Хорст заметил дядю Федора, который маячил на заднем плане. Он явно предпочитал не светиться. Стоял, вроде бы, в стороне, и усмехался.
Против разбитых дверей опустевшего дома остановился один из бойцов. Хорст узнал Эрика. На плече тот держал трубу реактивного огнемета «шмель». Эрик опустился на одно колено и прицелился. Ударил выстрел. Капсула ушла в темноту дома, взорвалась там и вспыхнула ослепительным огнем. Пламя загудело и забушевало, пожирая роскошные ковры, мебель, аппаратуру. Уничтожив все внутри, пожар выжег кирпичи, превратив их в пыль. Готические башенки с ампирными завитушками обрушились внутрь, подняв к ночному небу целый столб искр.
Дядя Федор незаметно кивнул Вадиму, и тот объявил погрузку. Хорст полез обратно в кузов «шишиги», за ним — соратники. В лагерь они вернулись только под утро. Но спать не хотелось. В сознании Хорста отпечаталась фраза, оброненная дядей Федором, когда Хорст проходил мимо него. Тот посмотрел на Хорста и вполголоса сказал то ли ему, то ли сам себе:
