Всю следующую неделю я почти ничем не занимался. Много читал и слонялся по Айлингтону в поисках объявления о какой-нибудь паршивой работенке, которая бы мне подошла. А еще я спустил целых десять фунтов, сходив на концерт группы «Фэт Ченс». Они начали играть примерно в то же время, что и мы, а теперь им жилось вполне неплохо, о них довольно много говорили, но, на мой взгляд, эта группа — сама посредственность. Они стояли на сцене и играли свои песни, потом люди поаплодировали, группа вышла на бис, после чего все разошлись, но никто из нас не стал духовно богаче.
Я уже уходил, когда меня узнал какой-то человек, которому было за сорок.
— Как ты, Джей-Джей? — спросил он.
— А мы знакомы?
— Я был на вашем концерте в прошлом году. Слышал, группа распалась. Ты здесь живешь теперь?
— Да, но это временно.
— Чем занимаешься? Начал сольную карьеру?
— Да, именно.
— Круто.
Мы встретились в День святого Валентина, в восемь вечера, и все даже пришли вовремя. Джесс хотела встретиться попозже — ближе к полуночи, для полноты трагического эффекта, — но эта идея никому не показалась удачной, к тому же Морин не хотела поздно возвращаться домой. Так уж получилось, что мы с ней одновременно приехали и потому поднимались на крышу вместе. Я тогда сказал ей, как рад, что она собирается пойти после этого домой.
— А куда мне еще идти?
— Нет, я в другом смысле… В прошлый раз ты не собиралась возвращаться домой, помнишь? По крайней мере, не на автобусе.
— При чем тут автобус?
— В прошлый раз ты собиралась спуститься с крыши по-быстрому.
Пальцами я изобразил шагающего человечка, потом резко опустил руку вниз — человечек спрыгнул с крыши. Потом я добавил:
— Но теперь, как мне кажется, ты выберешь путь подлиннее.
— Ах да. Да, все стало чуть лучше, — сказал она. — В смысле у меня в голове.
— Это же чудесно.
— Думаю, отдых пошел мне на пользу.
— Вот и правильно.
Больше она разговаривать не хотела, поскольку подниматься надо было на самую крышу и ей не хватало дыхания.
Пару минут спустя появился Мартин с Джесс. Мы поздоровались, а потом просто стояли.
— Кстати, а в чем смысл всего этого? — поинтересовался Мартин.
— Мы собирались встретиться и посмотреть, в каком мы будем состоянии, — объяснила Джесс.
— А…
Мы немного потоптались на месте.
— Ну и в каком мы теперь состоянии?
— Морин в порядке, — сказал я. — Ведь так, Морин?
— Да. Я уже говорила Джей-Джею — отдых пошел мне на пользу.
— Какой отдых? Ты про нашу поездку в Испанию? — спросил Мартин.
Он посмотрел на Морин, а потом покачал головой, и в этом жесте было одновременно и удивление, и восхищение.
— А ты как, Мартин? — спросил я. — Как ты поживаешь?
В общем, я и так догадывался, что он ответит.
— Ну, сам понимаешь. Так себе — comme ci, comme са.
— Козел, — огрызнулась Джесс.
Мы еще потоптались на месте.
— Я кое-что тут прочитал. Думаю, вам всем будет интересно об этом услышать, — сказал Мартин.
— Правда?
— Я только думал… Может, об этом лучше поговорить в другом месте? В пабе, например.
— Мне идея нравится, — откликнулся я. — То есть, может, отпразднуем?
— Отпразднуем? — переспросил Мартин таким тоном, словно я сошел с ума.
— Ну да. Мы до сих пор живы и… и…
В общем, на этом список подошел к концу. Но почему бы и не пропустить по паре рюмок? По-моему, еще не закончившаяся жизнь — вполне удачный повод для небольшого праздника. Если только вы не желаете обратного, и в таком случае… А, хрен с ним. Я все равно хотел выпить. Если нам ничего не пришло бы в голову, можно было бы отметить мое желание выпить. Обычное человеческое желание проступило сквозь туман депрессии и нерешительности.
— Морин?
— Я не возражаю.
— Похоже, никто прыгать не собирается, — заключил я. — По крайней мере, не сегодня. Так? Джесс?
Она меня не слушала.
— Твою мать, — ругнулась она. — Господи Иисусе.
Она смотрела на угол крыши, где Мартин в Новый год перерезал проволоку. Прямо на месте Мартина сидел парень и смотрел на нас. Он был, наверное, чуть постарше меня. Выглядел он очень напуганным.
— Эй, — негромко окликнул его я. — Эй. Просто не двигайся.
Я медленно пошел в его сторону.
— Пожалуйста, не подходите ближе, — попросил он.
Он был в шоковом состоянии, чуть ли не плакал и нервно курил.
— Мы все там были, — сказал я ему. — Иди сюда. Ты можешь присоединиться к нам. В день нашего воссоединения.
Я осторожно сделал еще пару шагов. Он ничего не сказал.
— Да, — сказал Джесс. — Посмотри на нас. У нас все нормально. Тебе кажется, будто ты никогда с этим не справишься, но на самом деле ты справишься.
— Я не хочу, — ответил парень.
— Расскажи нам, что с тобой стряслось, — попросил я его, сделав еще пару шагов. — Мы вообще по этой части эксперты. Вот Морин…
Но я не договорил. Выбросив сигарету, он издал глухой стон и соскользнул вниз. Затем тишина, а потом звук падающего на бетон тела с немыслимой высоты всех этих этажей. Эти два звука — стон и удар тела о землю — преследуют меня каждый день, но я до сих пор не могу понять, какой из них был более страшным.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Мартин
История со спрыгнувшим парнем имела два очень серьезных и на первый взгляд противоречивых последствия для всех нас. Во-первых, мы поняли, что не способны на самоубийство. Во-вторых, из-за этого нам опять захотелось покончить с собой.
Это никакой не парадокс, просто следует понимать извращенность человеческой натуры. Давным-давно я работал с алкоголиком, чье имя не стану разглашать, поскольку большинство из вас, скорее всего, слышало о нем. Он рассказывал мне, что самый худший день в его жизни случился тогда, когда он в первый раз не смог бросить пить. Ему всегда казалось, что он сможет отказаться от алкоголя, если только ему захочется, и поэтому у него был выбор, пусть он и валялся где-то на задворках его сознания. Но узнав, что пить ему все равно придется, он понял: выбора-то у него никогда не было… Кстати, у него даже возникало желание покончить с собой.
Я никогда до конца не понимал его, пока не увидел, как тот парень прыгает с крыши. До того момента самоубийство было вариантом, запасным выходом, заначкой на черный день. А потом оказалось, что заначки нет — точнее, у нас ее никогда не было. Она принадлежала спрыгнувшему парню и похожим на него людям, поскольку сидеть на краю крыши — это ничто, если только ты не готов сделать последнее усилие. А мы не могли его сделать. Мы могли убеждать и себя и других в обратном — ах, все было бы кончено, если бы она там не оказалась, или если бы он там не оказался, или если бы кто-то не уселся на меня. Но факт оставался фактом: мы до сих пор были живы, хотя у нас были все возможности это изменить. Почему мы спустились вниз той ночью? Мы спустились, потому что решили, будто нам нужно найти какого-то идиота по имени Чез, который, как оказалось впоследствии, отнесся к нашей истории безо всякого пиетета. Сомневаюсь, что мы могли бы убедить того парня, который спрыгнул, спуститься вниз и отправиться на поиски Чеза. У него другое было на уме. Интересно, сколько бы баллов он набрал в тесте Аарона Т. Бека? Надо полагать, немало, если только Аарон Т. Бек не ошибался на корню. Потому что парень был явно настроен серьезно.
Когда он спрыгнул, мы мгновенно спустились с крыши. Мы решили, что лучше не слоняться поблизости и не объяснять потом полиции, какое отношение мы имеем или, наоборот, не имеем к гибели этого бедняги. К тому же в нашей жизни уже была связанная с Топперс-хаус история, и если бы мы рассказали все начистоту, это бы только все запутало. Если люди узнают про наше появление там, то эта история — несчастный человек бросается с крыши — оказалась бы менее понятной. А нам бы этого не хотелось.
Так что мы понеслись вниз по лестнице настолько быстро, насколько нам позволяли загубленные никотином легкие и варикозные вены, а потом сразу же разошлись. Мы слишком нервничали, чтобы засесть в баре поблизости или вместе доехать до какого-нибудь заведения на такси, потому и разбежались в тот самый момент, как вышли на улицу. (Возвращаясь домой, я думал о том, кто сидит в ближайшем к Топперс-хаус пабе по вечерам. Забито ли заведение несчастными людьми, которые только собираются забраться на крышу, или там собираются отчасти смущенные, отчасти счастливые люди — только что спустившиеся оттуда? Или там такая странная смесь из обоих типов людей? Осознает ли хозяин заведения, насколько уникальна его публика? Зарабатывает ли он деньги на их состоянии — например, устраивая Несчастливый Час? Пытается ли он одних смешать с другими? Или хотя бы тех, кто собирается на крышу? Зарождались ли там когда-нибудь отношения? Мог ли паб стать местом встречи будущих супругов или даже родителей?)