от проанализированных выше примеров из устной речи, где насмешки над политическими и идеологическими противниками основывались, как правило, на незнании или неверном понимании какого-то конкретного выражения новых законодательных или процедурных норм, практик поведения в новом обществе. В фундаментальном тексте сталинизма речь идет о знании или незнании вообще; ситуации и даты сменяются другими, но ошибающиеся всегда ошибаются и потому всегда смешны, а те, кто знает, всегда правы и всегда имеют право на шутки и смех. При этом имеющий право на шутки (в данном случае — сам автор и рассказчик этого нового эпоса) может шутить, издеваться и насмехаться именно потому, что сам он находится вне рассказа, вне истории; ему дано исключительное право видеть и понимать сущность всех событий в историческом масштабе, видеть ту закономерность, по которой кавычки неизбежно переходят в смертный приговор.
Именно категория «сущности» позволяет автору «Краткого курса» доступно объяснить читателям, чем отличается истинное знание от знания ложного в советском обществе: «Овладеть марксистско-ленинской теорией вовсе не значит — заучить все ее формулы и выводы и цепляться за каждую букву этих формул и выводов. Чтобы овладеть марксистско-ленинской теорией, нужно, прежде всего, научиться различать между ее буквой и сущностью». Получается, что «политические уроды» и «невежды» цепляются за букву учений классиков, игнорируя их дух. Как любое чрезмерно буквальное понимание слов и явлений, такой подход смешон, и наделенные чувством юмора сталинисты это знают. В общем контексте сталинской реальности наличие или отсутствие чувства юмора имело далеко идущие последствия: если правильное понимание основополагающих категорий может и должно базироваться не на четких определениях, а на некоей неуловимой способности понимать сущность явлений, то и законы должны применяться не буквально, а лишь в соответствии с их сущностью, которая открывается тем, кто обладает необходимым знанием — и чувством юмора. Как мы видели, генеральный прокурор владел им в полной мере.
В сталинском эпосе враги смешны не только потому, что лишены знания; смешными их делают обреченные на провал попытки имитировать обладание «правильным» знанием. Поэтому «меньшевистская „теория перманентной революции“ <…> лишь в насмешку над марксизмом могла быть названа марксистской теорией», практикуют ее «политические уроды», «белогвардейские козявки» и «ничтожные пигмеи, [которые], видимо, считали себя — для потехи — хозяевами страны…», а когда они «состряпали „теорию затухания классовой борьбы“», то теория эта не могла быть определена иначе как «смехотворная». Комичность положения этих людей усиливается еще и тем, что они имитируют не только тех, за кого стараются себя выдать, но и в самой своей суете они имитируют друг друга. Автор текста говорит о «подпевалах», «уродах типа …», «прямых капитулянтах вроде …», об «антипартийном блоке, являющемся подобием известного меньшевистского Августовского блока» [курсив мой. — Н. Дж.−С.]. Функция многочисленных «типа», «вроде» и «подобий» близка функции ироничных кавычек: поддельное, ошибочное смешно не только по сравнению с серьезным и настоящим, но и по отношению к самому себе и к другим проявлениям заблуждений и идеологически сомнительных убеждений.
Отсутствие понимания действительного положения вещей, отсутствие способности отличить настоящее от ложного приводит к тому, что любые действия врагов, включая самые будничные, оказываются шутовством — во всяком случае, в изложении автора «Краткого курса». Те, кто впоследствии будет разоблачен как враг народа, не занимают определенную должность, а «сидят» в некоей организации, подобно «троцкисту Пятакову»; они не подают политические заявления, а «высовываются» с ними; они «делают вылазки», «скатываются в антисоветское болото», наделывают «всяких пакостей», «стряпают… антиленинские платформы» — и все для того, чтобы, подобно злым скоморохам, «в „подходящий момент“ вылезть вновь на политическую сцену и усесться на шее у народа в качестве его „правителей“». Даже когда на первый взгляд кажется, что поведение этих людей ничем не отличается от обычного, например когда они выступают на партсобраниях со вполне понятными докладами, «партии» (и только ей — в образе ее лидеров и самого автора «Краткого курса») достаточно на них однажды взглянуть, чтобы увидеть, «что на деле эти господа перекликаются в своих фальшивых речах со своими сторонниками вне съезда, учат их двурушничеству и призывают их не складывать оружия».
При столь недостойных устремлениях в сочетании с гротескностью поведения не удивительно, что оппозиционеры постоянно «находились в состоянии разброда, и переживали колебания». На фоне жалко мечущихся врагов тем более выделяется четкость позиции партии, в действиях которой прослеживается железная логика, подтверждаемая объективными результатами. Мы узнаем, что в 1921 году
в результате чистки исключено было из партии до 170 тысяч человек, или около 25 процентов всего состава партии. Чистка значительно укрепила партию, улучшила ее социальный состав, усилила доверие масс к партии, повысила ее авторитет. Сплоченность и дисциплинированность партии возросли.
Естественно, результаты столь активных мер не замедлили проявиться:
В марте 1922 года собрался XI съезд партии. На съезде присутствовало 522 делегата с решающим голосом, представлявших 532 000 членов партии, то есть меньше, чем на предыдущем съезде. Делегатов с совещательным голосом было 165 человек. Уменьшение числа членов объясняется начавшейся чисткой рядов партии.
Тенденция продолжалась и в следующем году:
В апреле 1923 года состоялся XII съезд партии. […] На съезде присутствовало 408 делегатов с решающим голосом, представлявших 386 000 членов партии, то есть меньше, чем на предыдущем съезде партии. Здесь сказались результаты продолжавшейся чистки рядов партии, приведшей к исключению из партии значительного процента членов партии.
А вот как выглядел XIV съезд в 1925 году:
На съезде присутствовало 665 делегатов с решающим голосом и 641 с совещательным, представлявших 643 тысячи членов партии и 445 тысяч кандидатов, то есть несколько меньше, чем на предыдущем съезде. Здесь сказались результаты частичной чистки вузовских и учрежденских ячеек, оказавшихся засоренными антипартийными элементами.
И так далее, вплоть до развязки — показательных процессов. Мрачная симметрия наполнена, безусловно, черным юмором, который, впрочем, не должен восприниматься читателями «Краткого курса». В этом изложении роль врагов пародийна, причем понятие пародийности здесь следует понимать в его изначальном значении, как «пение рядом» или «пение наизнанку», обязательно сопутствующее пению вообще[299]. Пародия на единственно правильное понимание действительности необходима главному повествованию сталинизма для развития сюжета: на фоне гротескных действий врагов победное шествие нового образа жизни и идеалов социализма должно впечатлять читателя еще больше. А создатель и пародийных, и героических образов — один и тот же: безымянный, но всем известный всемогущий автор нового эпоса, обладающий и правом, и возможностью видеть и начало, и конец сюжета, равно как и роли всех задействованных в нем, и то, как живительная энергия буквально
