и благополучно вернулись домой.
В 3:30 утра 23 июня Гитлер покинул штаб в Брюли-де-Пеш и прилетел на аэродром Ле-Бурже близ Парижа. То был его первый и единственный визит во французскую столицу. Он попал в город без четверти шесть; его быстро свозили в самые известные его места, включая Оперу, архитектурой которой он восхищался со студенческой поры, и гробницу Наполеона. «Это был один из величайших и наиболее прекрасных моментов моей жизни», — сказал он своему окружению, покинув захоронение. Затем он распорядился перевезти в Париж и положить рядом с Наполеоном останки его сына, герцога Рейхштадтского, которые покоились в Вене. «Я благодарен судьбе за то, что увидел этот город, аура которого всегда интересовала меня», — сказал Гитлер одному из приближенных.
Во время посещения Парижа Гитлер приказал снести два памятника, посвященные Первой мировой войне, — статую генерала Манжена, одного из победителей 1918 г., и мемориал Эдит Кэвелл — британской медсестры, расстрелянной немецкими солдатами в Брюсселе в 1915 г. Его распоряжение было исполнено. Покидая Париж в половине девятого тем же утром, он вернулся в аэропорт, приказал пилоту описать несколько кругов над городом и полетел обратно в свой штаб. «Всю свою жизнь я мечтал, чтобы мне было позволено увидеть Париж, — сказал он своему другу, архитектору Альберту Шпееру. — Не могу выразить, насколько я счастлив, что мечты мои сегодня исполнились».
Через 16 месяцев, вспоминая свой визит в Париж, Гитлер сказал генералу фон Клюге: «Первый продавец газет, который узнал меня, застыл и разинул рот». Мужчина продавал экземпляры Le Matin. Увидев приближавшиеся автомобили, он побежал навстречу возможным покупателям, чтобы сунуть газету им в руки, и постоянно кричал Le Matin! Le Matin! Увидев, кто сидит в машине, он тут же отбежал назад.
Вернувшись в Брюли-де-Пеш, Гитлер попросил Альберта Шпеера подготовить «приказ о полномасштабном возобновлении работ» над проектами новых общественных зданий и памятников, созданными Шпеером для Берлина под руководством Гитлера. Все работы над зданиями остановились в начале войны в сентябре 1939 г. Теперь они должны были начаться вновь. «Разве Париж не прекрасен? — сказал Гитлер Шпееру. — Но Берлин должен стать куда красивее. В прошлом я часто думал, должен ли я уничтожить Париж. Но когда мы закончим Берлин, Париж будет лишь его блеклой тенью. Так зачем же его разрушать?» Новый Берлин должен был быть готов в 1950 г. Это «благоустройство», сказал Гитлер Шпееру, станет «величайшим шагом в сохранении нашей истории»[13].
8
Агония Франции, решимость Британии
ИЮНЬ — ИЮЛЬ 1940 г.
24 июня первый корабль с интернированными лицами немецкого и итальянского происхождения отплыл из Британии в Канаду. Черчилль и его правительство были намерены исключить возможность пятой колонны внутри страны. Многие из отправленных через Атлантику были евреями, бежавшими от нацистов и нашедшими убежище в Британии. Но острота ситуации не оставляла времени на то, чтобы отделять безобидных от потенциально опасных. В том же океане, только южнее, 24 июня бывшие французские министры достигли Касабланки лишь затем, чтобы узнать, что генерал-губернатор Марокко генерал Шарль Ногес, за неделю до этого выступавший за продолжение войны из Северной Африки, принял перемирие. В Лондоне генерал де Голль призвал к созданию Французского комитета национального освобождения, вокруг которого могли бы сплотиться все французы, желавшие продолжения борьбы, но этот призыв казался гласом вопиющего в пустыне.
В то время даже Черчилль видел будущее Британии в мрачных тонах. «Лично я никогда не начну мирных переговоров с Гитлером, — сказал он канадскому премьер-министру Макензи Кингу 24 июня, — но, естественно, я не могу обязать к тому будущее правительство, которое, если мы будем покинуты Соединенными Штатами и разбиты здесь, вполне сможет оказаться подобием правительства Квислинга, готового принять владычество и покровительство Германии».
В Голландии немецкий генерал-губернатор Зейсс-Инкварт 24 июня объявил перерыв в работе парламента; через одиннадцать дней он сделал уголовно наказуемым прослушивание британских радиопередач. В свете полной победы Германии такие распоряжения казались естественными и непреодолимыми. В первые часы 25 июня, когда франко-германское перемирие официально вступило в силу, стала ясна жестокая цена неудачной войны: погибли 92 000 французских, 7500 бельгийских и 2900 нидерландских солдат. Британцы, которые теперь опасались вторжения, потеряли 3500 человек. Немцы, ставшие теперь хозяевами Европы от Нордкапа до Пиренеев и от Атлантического океана до реки Буг, в этой третьей победоносной кампании меньше чем за десять месяцев потеряли 45 000 человек. «Наконец-то перемирие вступило в силу, — писал Роммель жене 25 июня. — Сейчас мы менее чем в двухстах милях [320 км] от испанской границы и надеемся дойти прямо до нее, чтобы держать в своих руках все Атлантическое побережье. Как чудесно все вышло».
На всем протяжении агонии Франции Соединенные Штаты упорно хранили нейтралитет. 26 июня объявило о своем «неучастии» встревоженное правительство Турции, которое старалось избежать вовлечения в любой усиливающийся конфликт. Советский Союз, помнивший о своих территориальных утратах после Первой мировой войны и принимавший во внимание мощь гитлеровского блицкрига, потребовал от Румынии вернуть Бессарабию и Северную Буковину. Гитлер, которому было важно не взбудоражить и не встревожить своего союзника, рекомендовал румынскому правительству удовлетворить требования СССР. На следующий день румыны согласились.
Гитлер оставался в штабе в Брюли-де-Пеш на протяжении всего дня 25 июня. Его опять заботила будущая архитектура рейха. «Берлин должен быть перестроен как можно скорее, — писал он в тот день, — чтобы отражать величие столицы сильной империи, сохранив славу нашей победы». То же касается, писал он, Мюнхена, Линца и Гамбурга, а также партийного зала торжеств в Нюрнберге. Все функционеры рейха, местных правительств и нацистской партии должны были помочь генеральному инспектору по строительству и реконструкции столицы рейха «в осуществлении этой цели».
Оставив 26 июня Брюли-де-Пеш, Гитлер посетил Западный фронт времен его службы на Первой мировой войне, взяв с собой двух сослуживцев. Вместе они нашли дом за линией фронта, в котором были расквартированы. Во время поездки Гитлер забрался на заросший откос в поисках бетонной ступени, за которой, как он помнил, ему приходилось укрываться от обстрела в те далекие дни. Она все еще была на месте. Но, проезжая через Лилль, он пережил неприятный инцидент, о котором вспомнил через шестнадцать месяцев в беседе с генералом фон Клюге. «Передо мной все еще стоит, — сказал Гитлер, — образ той женщины в Лилле, которая увидела меня из окна и крикнула: „Дьявол!“»
Работа дьявола не прекращалась. 26 июня, пока Гитлер навещал свое прежнее логово, немецкая полиция и гестапо расстреливали польских писателей, политиков и лидеров гражданского общества на полигоне массовых казней в лесу Пальмиры. Среди убитых
