17
Эдвард Коулман, который мимоходом сообщил рыбаку из Кьоджи только то, что его зовут Ральф (Ральфо, как называл его рыбак), провел вторник, двадцать пятое ноября, в доме Марио и Филомены Мартуччи. Именно с Марио дней десять назад перед воскресеньем Коулман отправился на рыбалку. Двадцать третьего числа дул сильный промозглый ветер, и Коулман не выходил из дома, попивал красное вино домашнего изготовления, написал несколько писем. Он написал Дику Пёрселлу в Рим, попросил зайти к домохозяину и убедиться, что с его квартирой все в порядке, никто ее не взломал, а также сообщил, что вскоре вернется в Рим. Но это письмо Коулман пока не отправил, да и другие тоже.
Под правым ухом и под глазом у него остались синяки, уже начавшие желтеть. Коулман сказал Марио, что на него напали на темной улице – кто-то пытался его ограбить, но Коулман оказал сопротивление и сохранил при себе бумажник. К сожалению, там оставалось только двадцать тысяч лир – около тридцати долларов. Пять тысяч он отдал Марио в качестве благодарности за приют. Коулман появился у Марио около девяти утра двадцать четвертого числа, а ночью перебрался из Венеции в Местре[63] и до рассвета провел время без сна в разных кофе-барах. Он объяснил, что хочет на несколько дней исчезнуть, чтобы не попасться на глаза мужу его подруги, который только-только вернулся в Венецию. Марио, наверное, решил, что муж отлупил Коулмана, но с этим Коулман ничего не мог поделать, и пришлось смирить свою гордыню.
Коулман очень хотел упросить Марио или кого-то из его друзей сходить в полицию и сказать, что видел, как двадцать третьего числа около одиннадцати часов вечера кто-то сбросил в канал тело. Это, по мнению Коулмана, подтолкнуло бы шар, готовый покатиться по склону, но пока он не отваживался обратиться с этой просьбой к Марио. Будь у него в бумажнике сотня тысяч лир, это, без сомнения, сделало бы его просьбу более весомой, но в его бумажнике таких денег не обнаружилось.
На заднем дворе соседнего дома лаяла собака. Коулман знал, что она привязана, он видел ее из окна.
Филомена вошла, не постучав, около пяти и спросила, не хочет ли он тарелочку бульона – она только что приготовила его из угрей.
– Спасибо, дорогая Филомена. Мне пока хватает ланча, которым вы меня накормили, – любезно ответил Коулман. – Но я выпью с Марио стаканчик вина, когда он вернется. Вы говорили, он появится в шесть?
– Si, синьор. – Филомена была стройной, темноволосой, один передний зуб у нее отсутствовал. Выглядела она лет на тридцать, родила четырех детей, но один из них умер. – Вам здесь тепло, синьор?
– Все великолепно. Спасибо.
Коулману было холодно, но Филомена порядком провозилась с его кирпичной печуркой, и он не хотел жаловаться.
Филомена ушла, и Коулман подошел к окну. Жуя губы, он подумал об Инес. Жалел, что заставляет ее беспокоиться, а она беспокоилась, он в этом не сомневался. Она не хотела, чтобы он в четверг вечером отправлялся на свою послеобеденную прогулку – прогулку, во время которой он и увидел Рея, – но Коулман считал, что пойти надо. Он категорически не мог тихо-спокойно вернуться в тот вечер в отель вместе с Инес. Ранее этим днем Коулман увидел у себя на хвосте Зордия и ускользнул от него на Мерчерии. Если ты не можешь улизнуть от кого-то в Венеции, то не сможешь нигде, думал Коулман, но, помимо всего прочего, Зордий был профессионалом, и Коулман гордился тем, что перехитрил его. А если он не сумеет избавиться в Венеции от Рея, то не сумеет нигде. И удача явно сопутствовала ему: он нашел Рея; мало того, ему продолжало везти и дальше, пусть и по мелочам: он нашел подходящий камень на улице. А улочка, на которую свернул Рей, и канал, в который она упиралась, оказались именно такими, какими их представлял Коулман, но он не предполагал, что Рей решится противиться ему, что кто-то вообще будет сопротивляться, в особенности после такого удара камнем. Коулман нахмурился и в двадцатый раз после той схватки проклял свое невезение. Рей наверняка сейчас не в лучшем состоянии, но тот факт, что он, вероятно, еще жив, грыз Коулмана, заставлял его по десять раз на дню хвататься за всякие тяжелые предметы, вместо того чтобы спокойно примериваться к ним, вынуждал его скрежетать зубами, а сердце – биться чаще. Коулман допил вино и решил все же попросить Марио обратиться в полицию. Ему нужно было придумать причину, по которой Марио оказался в Венеции в ту ночь. Или, может, лучше отправить в полицию сообщение без подписи? Он должен внушить Марио, что муж его подруги заслуживает определенных неудобств за жестокое нападение. Он может предложить Марио за услугу тридцать тысяч лир, гарантировать, что заплатит их позже, когда получит доступ к деньгам.
Этим утром, после ухода Марио, Коулман отправил Филомену за «Гадзеттино», верно предположив, что она не станет читать газету. Увидев собственную фотографию и прочтя сообщение о своем исчезновении, он сжег газету в печке. Коулман надеялся, что Марио не будет читать в этот день «Гадзеттино». Он попросил Марио по возвращении принести вечернюю газету и надеялся, что тот не забудет.
Наконец Коулман услышал голос Марио и ответный крик Филомены, и это означало, что Марио вернулся. Коулман спустился по лестнице.
Трое детей цеплялись за ноги отца. У Марио в корзине, которую он держал на голове, лежала рыбина.
– Я ее не поймал, а купил, – весело сказал Марио. – Но я сегодня поймал много других рыб.
– Удачный день? – спросил Коулман.
Он увидел газету в кармане Марио.
– Ветер жуткий, но день для ловли хороший, – ответил Марио.
Они все сидели в кухне, служившей одновременно и гостиной. Чуть больше походила на гостиную соседняя комната, но она была меньше, и в ней стояла двухместная кровать, на которой спали втроем дети.
– Немного вина или тарелочку brodo?[64] – спросила Филомена у мужа.
– Моя дорогая жена, когда уже ты запомнишь, что я не ем супа, пока не выпью вина? Ужин через час. Тогда и поедим все вместе.
Марио чмокнул ее в щеку и шлепнул по мягкому месту.
Коулман рассмеялся:
– Можно мне посмотреть газету, Марио?
Марио вытащил газету из кармана и протянул Коулману. Потом достал стаканы и налил вина себе и гостю.
Газета, судя по ее виду, была из тех, что популярны среди низов общества, и Коулман прежде ее не видел. На первой странице – ничего. Он перевернул страницу и уставился на фотографию Рея в верхнем углу. Быстро и сосредоточенно прочел заметку. Рей сегодня приходил в полицию. Сообщил о своем столкновении с тестем, Эдвардом Коулманом, вечером двадцать третьего ноября на какой-то маленькой улочке. «Молодой американец, который считался пропавшим в течение пятнадцати дней, сказал, что всего лишь хотел побыть наедине с самим собой какое-то время после недавнего самоубийства его жены Пегги на Мальорке. После их столкновения вечером двадцать третьего ноября Эдварда Коулмана никто не видел, и полиция проводит следственные действия, пытаясь его найти».
– Что вы читаете? Что-то про вас? – спросил Марио.
Коулман резко выпрямился, поймав себя на том, что склонился над столом, на котором лежит газета, но Марио смотрел на фотографию.
– Вы знаете этого американца? Так это муж вашей подружки? – спросил Марио с неожиданным интересом и вдохновением.
– Нет-нет, посмотрите сами, – сказал Коулман с небрежным жестом и схватил стакан с вином, налитым Марио, пожалев, что не взял вместо стакана газету, поскольку Марио уже принялся ее читать.
– Мм. Схватка… как странно, – пробормотал Марио, читая.
– Che cosa?[65] – поинтересовалась его жена.
«Черт бы подрал их любопытство!» – подумал Коулман.
– Это не он, не тот, с кем вы подрались, Ральфо?
Марио не знал его настоящего имени, а если Коулман когда и представился, то Марио, вероятно, забыл об этом.
– Нет, я же вам сказал, что нет, – проговорил Коулман.
Он почувствовал, что его лицо побледнело.
Услышав его тон, Филомена повернулась.
– Это случилось в тот же вечер, когда у вас произошла драка, да? Я поэтому и спрашиваю, – не отставал Марио с озорной улыбкой.
– Драка, но не с ним, – сказал Коулман.
– А как ваше настоящее имя? – спросил Марио.
Филомена посмотрела на него встревоженно:
– Не надо ссориться, Марио. Если синьор Ральфо хочет хранить свои тайны, пусть они и остаются тайнами.
Коулман медленно вытащил сигарницу из кармана, пытаясь придумать какое-нибудь легкомысленное замечание. Марио не сводил с него глаз. И Коулману не удавалось овладеть собой. Напротив, он почувствовал, что дрожит.
– Все в порядке, все в порядке, – сказал Марио, пожав плечами и скосив глаза на жену. Брови Марио подергивались. На левой брови у него остался шрам от рыболовного крючка – место, где волосы не росли. – Я вижу, у вас горе, синьор Ральфо. Это ваша дочь покончила с собой?
– Марио! – проговорила Филомена потрясенно.
