Поев, Коулман стал спрашивать молодого официанта, у кого бы можно снять комнату на ночь.
– Я остановился в Венеции, но возвращаться туда сейчас поздновато. Вы не знаете, где я мог бы переночевать? Я, конечно, заплачу, вот только паспорта у меня при себе нет, – объяснил он свое нежелание снять номер в отеле.
Молодой официант предложил комнату в собственном доме. Он назвал цену. Пятьсот лир.
– Комната теплая. Кухня по соседству.
Коулман согласился.
Дом располагался неподалеку. Молодой человек выкроил пять минут между двумя клиентами, чтобы проводить Коулмана и познакомить с семьей. Никаких вопросов (например, почему американец не снимет номер в отеле) ему не задавали. Коулман поболтал с родителями в гостиной за чашкой кофе. Узнал их фамилию – Ди Рьенцо.
– Мне нравится Кьоджа, – сказал Коулман, который представился как Тейлор, писатель. – Может быть, вы знаете место, где можно снять комнату на неделю? Я собирался привезти из Венеции пишущую машинку.
Муж посмотрел на жену и сказал:
– Возможно, я найду для вас комнату. Впрочем, вы можете остаться и у нас, если моя жена не будет возражать. Посмотрим, как мы поладим.
Коулман улыбнулся. Он сел намеренно так, чтобы пожелтевший синяк у него под глазом оставался в тени, и излучал сплошное обаяние. Похвалил деревянный сундук в углу, который и в самом деле являл собой превосходный образец мастерства и резьбы, и ему сообщили, что это свадебный подарок отца синьоры Ди Рьенцо.
– Я сейчас пишу книгу по истории обоев, – сказал Коулман.
– Истории чего? – переспросил синьор Ди Рьенцо.
– Обоев, которые клеят на стену.
18
Рей вернулся, и Джустина сообщила ему, что не знает, когда появится хозяин. Часы показывали четверть первого. Рей вышел из дома, собираясь позвонить Инес Шнайдер, но вспомнил, что Зордий и капитан полиции ждут от него номер дома в Джудекке. Он посмотрел на почти нечитаемый четырехзначный, сделанный по трафарету номер на каменном дверном косяке, и отправился в кафе-бар, где был телефон. Сначала он позвонил в полицию, потом Зордию, которого не оказалось в отеле, но он оставил послание на его имя. После чего набрал номер отеля «Гритти-палас», где, если верить газете, проживала мадам Шнайдер. У него возникло желание пообщаться с ней, успокоить ее, пусть перестанет волноваться из-за него. Да и Коулман того не стоил. Рей предполагал, что мадам Шнайдер не окажется в отеле, что она вообще съехала, но Рея тут же соединили с ее номером, и она ответила:
– Рей! Как вы? Где вы?
– Я сейчас на Джудекке. Я хотел сказать… я только хотел сказать, что у меня произошло столкновение с Эдом вечером во вторник, и я ушел, оставив его лежать то ли в сознании, то ли без, но я не думаю, что он мертв.
– Без сознания? Где?
– На маленькой улочке близ Риальто. Я сообщил об этом в полицию. Во вторник около одиннадцати вечера.
– А вы где были?
– Я был один. На Джудекке.
– Я должна немедленно вас увидеть. Чем вы заняты?
Рей не хотел ехать к Инес сейчас. Но все же чувствовал моральную обязанность поговорить с ней.
– Хорошо, я приеду.
– В час меня ждут Смит-Питерсы, но могу отменить встречу. Вы можете приехать в «Гритти»? Или давайте увидимся в любом другом месте.
Рей сказал, что сможет приехать через сорок пять минут. Он снова отправился в Венецию и сошел на остановке «Джильо», следующей после «Делла Салюте». Это была самая красивая часть города, набережная Скьявони, откуда казалось, что знаменитая церковь Санта-Мария делла Салюте занимает еще большее пространство по сравнению с неожиданно маленьким вапоретто, этим мирским средством передвижения на фоне Дворца дожей и колокольни Сан-Марко, находящихся так близко за лентой воды. Наконец показался отель «Гритти-палас». «Коулман жив, – думал Рей, – а я снова стал самим собой – Реем, или Рейбурном Гарретом, страдающим комплексом неполноценности, человеком довольно привлекательным, очень богатым, хотя и лишенным каких-либо особых талантов». Он возобновил связь с родителями и друзьями, хотя, к счастью, у друзей даже не было времени огорчаться его отсутствию, кроме, пожалуй, Брюса, который должен был написать ему неделю назад в «Пон-Руаяль» в Париже, а теперь ждет ответа. Он все осторожно объяснит родителям, и они его поймут, может быть, не сразу, но через день-другой. Мать, наверное, поймет сразу, отец, вероятно, обвинит Рея в слабости, неврастении. Но Рей чувствовал, что не произошло ничего такого, чего он не мог бы исправить, так что по большому счету ничего серьезного и не случилось.
К своему неудовольствию, в фойе «Гритти» Рей увидел Смит-Питерсов, они стояли и разговаривали с Инес. Впрочем, почему бы не встретиться с ними со всеми? Для этого требовалось лишь чуть больше куража.
– Рей! Buon giorno! Bon jour, bon jour! – сказала Инес, и Рей подумал, что она сейчас протянет ему руку, но она ничего такого не сделала.
– Привет, Инес. Привет, – сказал он Смит-Питерсам с вежливой улыбкой.
– Привет, мистер Гаррет, – твердо сказал мистер Смит-Питерс, кивком словно пригвождая Рея к месту. Похоже, он не знал, как ему себя вести: улыбаться, говорить по-дружески или нет.
– Вы ушиблись, Рей? – спросила его жена с более явным интересом и озабоченностью.
– Ничего серьезного, просто рассек кожу, – ответил Рей.
– Это после вечера вторника? – спросила Инес.
– Да, именно, – кивнул Рей.
– Я сказала Лауре и Френсису, что вы в тот день видели Эдварда, – нервно пояснила Инес. – Мы все хотели вас увидеть, поэтому…
Она беспомощно развела руками. Она казалась похудевшей и постаревшей, под глазами у нее появились синяки.
– Может быть, посидим здесь в баре? – предложил мистер Смит-Питерс. – Я думаю, для ланча еще рановато, верно?
– Конечно, – сказала Инес, глядя мимо Рея на дверь. – Я все жду, что в любой момент появится Эдвард.
– Надеюсь, – сказал Рей.
Все, кроме Инес, заказали водку с томатным соком.
– Так где же вы пропадали? – спросила Лаура Смит-Питерс, пытаясь улыбнуться.
– Главным образом на Джудекке, – ответил Рей. – Мне хотелось побыть какое-то время наедине с самим собой.
Смит-Питерсы несколько мгновений ошеломленно смотрели на него.
– Вы, конечно, всех заставили поволноваться, – сказала миссис Смит-Питерс.
– Мне очень жаль.
В этот момент боль запульсировала у него в виске, отчего голос прозвучал неубедительно.
– А во вторник вечером? – спросила Инес. – Что случилось во вторник вечером?
– Я оказался в неизвестном мне районе Венеции, – начал Рей. – Около половины одиннадцатого я увидел позади себя Эдварда. Эд не был настроен дружески, поэтому я попытался уйти от него. – Он почувствовал удивление Смит-Питерсов, явно не поверивших, что неприязнь Коулмана к Рею может достигать таких масштабов. Смит-Питерсы вовсе не относились к аудитории, подходящей для подобных рассказов. – Я оказался в тупике, а когда попытался выбежать оттуда, Коулман ударил меня камнем.
– Неужели? – сказала миссис Смит-Питерс, поднеся руку к горлу.
– Его удар свалил меня с ног, но мне удалось ответить ему. А потом я поднял тот самый камень и швырнул в него. Когда я уходил, он лежал на земле, и я не могу сказать точно, в сознании он был или нет. Все это я рассказал полиции.
– Тогда где же он? – спросила миссис Смит-Питерс.
– В последний раз я видел его на той улочке у канала, – ответил Рей.
– У канала, – сказал мистер Смит-Питерс, наклоняясь над столом, как это уже делал прежде. – Он не мог свалиться туда, как вы считаете? Свалиться и утонуть?
– Френсис! Какая ужасная мысль! – прошептала его жена.
– Это вряд ли возможно, – сказал Рей. – Но он, кажется, двигался, когда я уходил. Пытался подняться. – Рей отер губы. – Может быть, не стоило этого говорить, потому что я не уверен.
Мистер Смит-Питерс нахмурился:
– Инес, при нем было много денег?
– Не знаю, но вряд ли много. Да и что такое «много»? Понятие довольно неопределенное. Все зависит от грабителя. Но я понимаю ход вашей мысли.
– Вы просто бросили его, – сказала Рею миссис Смит-Питерс, и в ее голосе послышалась обвинительная нотка.
– Да, – ответил Рей. – Я был почти не в себе, и вы не…
Договаривать он не стал. Неужели она полагает, что он мог бы стать добрым самаритянином для Коулмана?
– И никого поблизости не было? – недоверчиво спросил ее муж.
– Я никого не видел, – ответил Рей.
– Так странно, что ни один… – начала Инес, но замолчала.
Никто не стал развивать ее мысль. Они порассуждали о возможных действиях полиции. Рей чувствовал, что атмосфера становилась все более напряженной, неприязнь по отношению к нему возрастала. Им казалось, что он в бессознательном состоянии мог сделать с Коулманом и кое-что похуже. Или сделал это намеренно, но не хотел сознаваться.
– Тем вечером, когда мы все были на Лидо… – начал мистер Смит-Питерс.
Рею задавались привычные уже вопросы, и он давал на них привычные ответы: Коулман высадил его на набережной Дзаттере, он долго шел, а потом остановился на ночь в маленьком отеле.
