они не безумны. Они являются лишь логическим признанием того факта, что в обществе, организованном исключительно на пролетарских принципах, каждый поток в ткани, будь то политический, социальный, экономический или художественный, должен быть согласован со всей конструкцией и должен вдохновляться одной и той же идеей классовым сознанием и коллективизмом. Это чётко воспринимается некоторыми участниками. Говорил один из них: «Для того чтобы быть пролетарием-создателем, недостаточно быть художником, также необходимо знать экономику, законы её развития, а также необходимо иметь полное знание марксистского метода, что делает возможным критиковать все слои и заплесневелость буржуазного строя». И ещё замечает: «Маркс установил, что общество, — прежде всего организация производства, и что в этом и кроется основа всех законов его жизни, всё развитие его форм. Эта точка зрения — социально производительный класс, с точки зрения трудового коллектива».
В самом деле, один писатель идёт так далеко, что ставит под сомнение необходимость любого искусства вообще в грядущей пролетарской культуре. В соответствии с этим товарищем искусство возникло из индивидуального стремления, страсти, печали, разочарования, конфликта личности с судьбой (все формы они могут принимать из богов, бога и капиталистов). В коммунистическом обществе будущего, где все будут удовлетворены и счастливы, эти художественные стимулы больше не будут существовать, и искусство, таким образом, станет ненужным и невозможным.
Это уничтожающее предложение исключительное; другие товарищи предполагали, что пролетарская культура будет иметь свою художественную сторону. Пролетарское искусство должно быть массовым искусством; понятия гениальности и индивидуального творчества строго осуждаются в соответствии с общей теории большевизма, что люди должны быть объединены в общности; что талантливые люди просто выражают волю массы, воплощённой в них. Это большевистская война против индивидуальности объясняет, почему подавляющее большинство русской интеллигенции так непримиримо выступает против большевизма. Это также объясняет, почему те, кто принял большевизм, перестали производить хорошую работу. Они были интеллектуально кастрированы.
Товарищи Пролетарской культуры изложили логически, почему пролетарская культура должна быть исключительно работой пролетариев. Это потому, что только пролетарский, сильный человек в своём классовом сознании может думать или чувствовать, как пролетарий. Таким образом, только истинным пролетариям даётся возможность создания пролетарской культуры. О преобразовании буржуазного происхождения могут думать сами пролетарии, но они никогда не могут действительно принадлежать к творческим избранным. Для этого основного правила нет исключений. Даже Карл Маркс исключается из оборота «глубокими переживаниями пролетарского автора»; подобно Моисею, он не может «смотреть в землю молока и мёда, но никогда не войдёт в неё».
Эта новая культура производится исключительно для пролетариев, должна быть произведены в строго пролетарской моде. «Культура рабочих» сводится к винтикам в творческих машинах, производящих культурные товары, как любые другие товары, оказывающиеся искусством и литературой именно как сапоги и одежда. Почему культура как отрасль подлежит подчинению экономическим принципам и может быть выражена в коллективной конвенции, символизируемой машиной? Почему художник или автор не должен быть как обычный работник, работая так много часов в день в компании других художественных и литературных рабочих, и объединять свои труды для подготовки совместного и анонимного продукта?
В результате это всё художественный или писательский цех. Здесь у нас есть прекрасный цветок пролетарской культуры! Буржуазные методы, похоже, все не такие. Они невыносимо антисоциальные. Буржуазный автор или художник — неисправимый индивидуалист. Он работает на вдохновении и в одиночестве своего исследования или студии. Для пролетарских авторов и исполнителей такие методы немыслимы. Ни вдохновение, ни индивидуальное поглощение не являются необходимыми для них, они соберутся на фиксированный час для их коммунальных трудов в своих мастерских. Давайте посмотрим на семинар писателей, что изображён товарищем Керженцевым:
«Литературное произведение из студии можно разделить на различные отрасли. Во-первых, выбор предмета. Многие авторы имеют особые способности в поиске благоприятных предметов, совершенно не в состоянии достойно развивать их. Пусть они отдают это своё другим. Пусть эти предметы, и, возможно, отдельные части из них — сцены, картины, эпизоды, различные типы и ситуации — будут собраны. Из этого сокровища мысли, материалы будут извлечены другими… Именно в таких студиях, что коллективная композиция может записать. Возможно, различные главы будут написаны разными людьми. Возможно, различные типы и ситуации будут выработаны и воплощенными различными авторами. Вся композиция может быть, наконец, написана одним человеком, но с постоянным и систематическим сотрудничеством с другими членами студии в конкретной работе».
Этот ужасный бред остроумно проткнут английским критиком в следующих острых линиях: «Как уважающий себя автор представляет рабство этой человеческой машины, этой «фабрики литературы». Эта схема, на мой взгляд, слишком нелепо требует ответа, и всё же, если нужно дать, он может содержаться в одном слове: Шекспир!».
«Здесь был человек, который мог бы написать лучше лирику, лучше прозу, мог определить страсти лучше, мог привлечь более четкие типы, как лучшее знание человеческой психологии, мог построить лучше, превосходил в каждом отделе литературного искусства всех своих современников. Целая «студия» из елизаветинцев велика, тогда как каждый из них был по отдельности, возможно, едва собрали произведение искусства как «коллектив» (если хотите), и так совершенно, как этот один человек сам по себе. Представьте себе гармонию Гомера, улучшенную коллекцией встречи «Газовых мешков», чтобы обсудить его работу! Представьте себе колоссальную комедию Аристофана, «улучшенную» поддержкой многих торжественных лиц санкюлотов с преобладающей идеей фикс, которую комический автор может, даже хочет высмеять!»
Даже меньшие люди соглашаются на это? Представьте Уэллса, и Беннетта, и Конрада, и Честертона с их индивидуальными сознаниями, производимыми в богатом разнообразии природы, сотрудничающими в одной комнате. Представьте себе, если вы можете, литературный семинар, разделяемый Кеннаном, Лоуренсом, Бересфордом, Маккензи, помогающих, скажем, госпожам Хамфри Уорд, Мари Корелли и Элинор Глин.
«На это большевики дают свой стереотипный ответ, что эти разнообразные условия были вызваны буржуазной цивилизацией, ибо по законам природы камень преткновения хороших и плохих утопий не существует для них, но это так. Долгий путь от теории к практике, и они далеки от того, чтоб обязать Прометея создавать марксистской рок».
Русские большевики пытаются сделать так, по крайней мере, одну известную инстанцию. Мы все слышали о знаменитом (или пресловутом) «Доме науки», где уцелевшие учёные России были собраны под одной крышей, а им было сказано собраться вместе и производить деятельность. До сих пор Дом науки не принёс ничего, кроме высокой смертности.
Такой пролеткульт в России. Возможно, это можно думать, что это особая русская аберрация. Это не так. Пролеткульт является поддерживаемым большевиками во всем мире. Верные «товарищи», Эден и Седар Поль, два столпа британского большевизма и признанные глашатаи дела коммунизма в большевистских кругах Англии и Америке, посвятили свою последнюю книгу этой
