утра. Никаких следов манипуляций с записью тоже обнаружить не удалось. Единственным примечательным эпизодом стало странное поведение ее мужа, которое Карпатский понять не смог, поэтому пока просто отметил. Со стороны выглядело так, словно мужчина галлюцинирует, но он вроде ничем не злоупотребляет. Карпатский решил, что при случае надо бы проверить, нет ли у Федорова какой-нибудь психиатрической истории.
Выкурив на балконе еще одну сигарету, он долил в кружку кофе. Простояв больше часа на подогреве, тот приобрел неприятный привкус, но сахар его сгладил. Для очистки совести Карпатский нашел среди записей еще два интересующих его эпизода: уборку номеров Марианны и Полины. По графику там убирались разные горничные, с обеими Карпатский переговорил еще накануне и ни одна не вызвала у него подозрений. Обе уверяли, что не заметили во время уборки никого постороннего рядом с интересующими его комнатами или собственными тележками. Но стоило убедиться лично, а накануне времени не хватило.
Первой обнаружилась запись из коридора, где находился номер Полины. Стараясь игнорировать неприятную резь в глазах, Карпатский на небольшом ускорении просмотрел, как горничная постучалась пару раз, потом открыла номер собственной ключ-картой, аккуратно заглянула, убедилась, что никого нет, распахнула дверь и занялась своей работой. Что именно она делала внутри, конечно, не было видно, но время от времени женщина возвращалась к тележке: то чтобы взять какие-то моющие средства, то чтобы выбросить грязные полотенца.
Внезапно в коридоре появилась еще одна горничная. Карпатский напрягся и вернул воспроизведение к нормальной скорости, неосознанно придвинулся ближе к экрану, хотя качество записи и угол, под которым она велась, все равно не позволяли разглядеть лицо подошедшей к номеру женщины.
Та сначала остановилась у тележки, осмотрела ее, потом шагнула за порог комнаты и скрылась из вида. Ее не было в кадре секунд тридцать, после чего она вышла, взяла с тележки упаковку воды и понесла к лифту.
Карпатский проследил за ней по другим записям. Женщина спустилась на первый этаж, пересекла холл, вошла в дверь, помеченную табличкой «Только для персонала», дошла до кухни, где вскрыла упаковку и составила бутылки в один из шкафчиков. В этот момент на кухне находилась Юлия Федорова: попивая что-то из белой кружки, она работала с документами. Горничная, судя по всему, поздоровалась с ней или как-то еще привлекла к себе внимание хозяйки, они обменялись парой фраз, оставаясь каждая на своем месте, после чего горничная выбросила упаковку в мусорное ведро и вышла. Федорова продолжила копаться в бумажках.
Горничная зашла в одну из комнат в этом же коридоре, откуда вышла уже в обычной одежде – вероятно, там они переодевались и хранили форму. Женщина вернулась в главный холл, обменялась парой фраз с администратором – вероятно, попрощалась, – и ушла.
Карпатский откинулся на спинку стула и разочарованно выдохнул. Опять мимо. Конечно, за тридцать секунд можно проткнуть две бутылки заранее заготовленным шприцем, но трудно сделать это так, чтобы не заметила вторая горничная. Да и на женщину все реагировали как на знакомую, значит, она не посторонняя. Надо бы только уточнить, кто это, и убедиться, что ее проверяли. И на всякий случай – чтобы уж окончательно очистить совесть – он посмотрел и уборку номера Марианны. Туда никто посторонний не заходил, даже другие горничные.
За окном уже рассвело, резь в глазах становилось труднее игнорировать, в виске поселилась ноющая боль. Карпатский все чаще ловил себя на том, что, опуская веки, долго держит их в таком положении. Чтобы хоть немного взбодриться, встал и прошелся по небольшой кухне, разминая ноги и спину, но это не особо помогло. Кофе закончился, курить в кои-то веки не хотелось. До звонка будильника оставалось чуть меньше двух часов. Можно пойти и хотя бы полежать это время…
Он снова повернулся к ноутбуку, задумчиво глядя на экран. Там продолжалось воспроизведение последней записи. Через несколько часов злоумышленник вклинится в эфир и заменит его записью пустого коридора, а девочка исчезнет из номера. И он ни на шаг не приблизился к ответу на вопросы, куда она делась и как ее вернуть.
«Ну и кто смотрит поверхностно?»
Кое-что вспомнив, Карпатский снова сел на стул и перемотал запись на несколько часов. Нужное место пришлось поискать, но вскоре на экране появилась женщина, остановившаяся напротив номера Марианны и посмотревшая на него. Память не подвела: она действительно именно притормозила, а не просто посмотрела. Что-то привлекло ее внимание, но что именно? Этот вопрос возник у него еще при первом просмотре, но он так его и не задал, отвлекшись на другие мероприятия.
Сейчас Карпатский проследил за женщиной по камерам, поскольку узнать ее по видео было проблематично. Она, по всей видимости, шла с вечерней прогулки, поднялась по лестнице на третий этаж, скрылась за дверью триста шестнадцатого номера. Он проверил списки: Мария Зайцева, отдыхает одна.
«Что же ты услышала? И почему вообще там идешь?»
Второй вопрос показался даже интереснее первого. На третий этаж проще подняться на лифте из главного холла, который женщина проходила. Ну или оттуда же по лестнице. Зачем идти на вторую лестницу?
Карпатский записал в блокнот оба вопроса. И на всякий случай посмотрел момент еще раз, припоминая женщину, с которой, конечно, разговаривал, как и со всеми остальными, и прикидывая, можно ли ее счесть похожей на Юлию Федорову.
Голова после почти бессонной ночи казалась тяжелой, набитой ватой, а боль из виска уже пролилась в затылок, поэтому выцепить какие-то воспоминания было почти невозможно. К счастью, он всегда придерживался принципа, что самый тупой карандаш надежнее самой острой памяти, и все записывал. Вот и сейчас достаточно было найти нужную страницу в блокноте, чтобы выяснить: женщина заявила, что в ночь исчезновения девочки не оставалась в гостинице. Она уехала вечером к подруге, живущей в Шелково, вернулась утром. Рядом стояли две галочки – показания подтверждены.
Карпатский раздраженно швырнул блокнот на стол и захлопнул ноутбук. Оставался всего час до будильника. Вполне можно пойти в душ, потом неспешно приготовить завтрак и отправиться «в офис». Но спина от долгого сидения на неудобном стуле неприятно ныла, поэтому он все же предпочел вернуться в спальню и вытянуться на постели поверх одеяла прямо в одежде, чтобы немного полежать.
Как и следовало ожидать, он моментально провалился в сон, да так глубоко, что выплыл из него только три часа спустя, недоумевая, когда успел выключить будильник или почему его не услышал.
В результате в своем кабинете он оказался только в одиннадцать, но на это, конечно, мало кто обратил внимание. Оперативники редко сидят на месте, большую часть времени бегая по городу и проверяя информацию.
Первым делом Карпатский отправился к экспертам, но Ильин – парень лет тридцати, который работал с ним по делу об исчезновении девочки, – замахал на него руками.
– Еще ничего не готово. Могу лишь по второму номеру сказать: никаких следов посторонних. Отпечатки только родителей, ребенка и горничной. Анализ крови и содержимого бутылок еще не готов.
– А когда будет?
– Через пару часов зайдите. А лучше давайте я сам позвоню.
– Ладно. Как насчет монетки?
– Ее я отдал Логинову, к нему обращайтесь.
От такой новости Карпатский тихо выругался и сопроводил комментарий выразительным взглядом, обещающим Ильину мучительную смерть.
Однако тот даже глазом не моргнул.
– Что? У меня не десять рук, а он сейчас ничем не занят. И никакого конфликта в этот раз нет.
Отчасти эксперт был прав: в этот раз нет оснований считать Федорову подозреваемой. Но Карпатский все равно не хотел бы задействовать в расследовании мужа ее матери. Мало ли как дальше повернется?
Впрочем, изменить он уже ничего не мог, поэтому отправился к Дмитрию Логинову. Положа руку на сердце, Карпатский считал его куда более квалифицированным и опытным сотрудником. При других обстоятельствах вообще предпочел бы работать именно с ним.
Логинов – или просто Димыч, как называли его коллеги, невзирая на солидный возраст и почти седую голову, – поднял на него взгляд и понимающе улыбнулся. Скорее всего, заранее знал, что Карпатский не будет в восторге от самовольного делегирования задания. Поэтому он не стал
