без них”.
Он зашнуровал для нее коньки, затем плюхнулся на скамейку и сбросил свои блестящие черные туфли. Он достал запасную пару коньков со дна своего шкафчика и умело надел их, ухмыльнувшись, когда увидел, что она, пошатываясь, поднимается на ноги. Она выглядела весьма модно в своем вечернем платье и потертых черных хоккейных коньках.
Она вытянула руки в попытке сохранить равновесие. “Я точно упаду на задницу”, - сказала она.
-Я же сказал тебе, что не позволю этому случиться.
Он сделал два шага вперед и отпер деревянную калитку. Как профессиональный хоккеист, которым он и был, он легко соскользнул на лед и на мгновение откатился назад, пока она стояла у ворот и бормотала: “Показуха”.
Смеясь, он подошел к ней и протянул руку.
Она уставилась на его длинные мозолистые пальцы, так сильно желая вцепиться в них и никогда не отпускать. И все же другая ее часть колебалась. Когда она подцепила его в баре, она и представить не могла, что увидит его после той первой ночи. Или что она снова с ним переспит. Или что он может на самом деле начать like ей.
Но он действительно ей нравился. Как бы сильно ей ни хотелось продолжать видеть в Броуди не более чем любовника на одну ночь, который перевернул ее мир, он становился для нее пугающе реальным. Он слушал, когда она болтала об искусстве, он позволил ей выплакаться у него на плече, он привел ее на этот темный каток только для того, чтобы отвлечь ее от забот.
-Давай, я не дам тебе упасть, - заверил он ее.
Кивнув в знак согласия, она взяла его за руку. В ту секунду, когда лезвия ее коньков коснулись гладкого льда, она чуть не упала. Ее руки взметнулись вверх, ноги были широко расставлены, а коньки двигались в противоположных направлениях, словно пытаясь заставить ее сесть на шпагат.
Броуди быстро поддержал ее, ухмыляясь. “ Ну и черт с тобой. Ты не очень хороша в этом, не так ли?
-Я же сказала тебе, что это не так, ” ответила она с возмущенным взглядом. “Попроси меня прочитать тебе лекцию об искусстве импрессионистов, я могу это сделать. Но катание на коньках? Я отстой”.
“Потому что ты пытаешься идти, а не скользить”, - указал он. Он обхватил обеими руками ее талию. “Прекрати это делать. Просто возьми меня за руку и делай то, что я делаю”.
Медленно они снова двинулись вперед. В то время как его шаги были легкими, ее - неуклюжими. Каждые несколько футов кончики ее коньков вонзались в лед, и она падала вперед, но Броуди оставался верен своему слову. Он не дал ей упасть. Ни разу.
“Вот так!” - воскликнул он. “У тебя получается”.
Она не смогла сдержать улыбки. Как только она последовала его совету и перестала относиться к конькам как к обуви, ее движения стали более плавными. У нее закружилась голова, когда они набрали скорость, скользя по льду.
Доски, скамейки, трибуны — все это пронеслось мимо нее, от прохладного воздуха арены ее щеки покраснели. Хотя ее обнаженные руки покрылись гусиной кожей, она не возражала против низкой температуры. Прохладный воздух успокаивал ее, очищая разум.
Она искоса взглянула на Броуди и увидела, что ему это тоже нравится. Боже, он выглядел восхитительно в смокинге. Пиджак натягивался на его широких плечах и мощной груди. Когда она заметила, что галстук-бабочка сидит немного криво, она подавила желание протянуть руку и поправить его. Она не хотела двигать руками и рисковать упасть, поэтому вместо этого крепче сжала его пальцы.
Он опустил взгляд на их переплетенные пальцы, его рот слегка приоткрылся, как будто он хотел что-то сказать, но был осторожен. Она точно знала, что у него на уме, потому что то же самое было и у нее. Помоги ей Бог, но ей действительно нравился этот парень.
Он был высокомерным, да. Иногда напористым. Но он также возбуждал ее самым яростным образом, и каждый раз, когда он устремлял на нее свои темно-синие глаза, каждый раз, когда он обнимал ее своими большими руками, она таяла.
Они замедлили шаг, и она заставила себя отвлечься от опасной территории, на которую они зашли, и попыталась найти нейтральную тему для разговора. Тот, который не заставлял ее думать о Броуди, обнаженном и твердом, когда он пожирал ее тело своим языком. Она сомневалась в их романе с вечера пятницы, и теперь она сомневалась в своих предположениях об этом романе.
-Когда ты начал играть? - наконец спросила она, решив, что его карьера - такая же безопасная тема, как и любая другая.
“Практически в ту же секунду, как я научился ходить, я начал учиться кататься на коньках. Мой папа обычно водил меня на открытый каток возле нашего дома в Мичигане. Он усмехнулся. “Ну, это был не такой уж большой каток. Просто паршивый пруд, который замерзал каждую зиму. Мои родители не могли позволить себе членский взнос за настоящий каток, поэтому я практиковался в бросках на том пруду, пока папа сидел на складном стульчике на снегу и читал автомобильные журналы ”.
“Ты играл в школьной команде?”
-В какой команде меня не было? Он отпустил ее руку и начал лениво описывать круги вокруг нее. “Весной в старших классах я играл в хоккей, регби и бейсбол. О, и я был в команде по лакроссу, пока тренировки не начали мешать моему хоккейному графику”.
“Понял. Значит, ты был одним из тех парней. Держу пари, что в ежегоднике твоей средней школы за тебя проголосовали, что ты с наибольшей вероятностью станешь профессиональным спортсменом ”.
-Вообще-то, был.
Он немного рассказал ей о своих первых годах в лиге, затем рассмешил ее несколькими анекдотами о своих родителях и их безграничной гордости за него. Временами нотка горечи просачивалась в его голос, давая ей понять, что его детство было более тяжелым, чем он показывал, но она не стала допытываться. Она вспомнила, как он говорил, что с деньгами у его семьи было туго, и это было явно то, о чем он не любил говорить.
Через несколько минут судорога свела ее ногу, и она, пошатываясь, остановилась, прислонившись к расколотому буфету и потирая тыльную сторону бедра. На западном побережье она каждое утро совершала пробежку перед тем, как отправиться в университет, но явно была не в той отличной форме, в какой считала себя. У нее болели ноги, а они катались всего двадцать минут.
-Хочешь
