Оля ошеломленно смотрела на Олежека. Странная, звенящая пустота заполнила ее изнутри…
– Что там? – беспокойно крикнул Павел. – Все в порядке?
Оля, не поворачиваясь, покачала отрицательно головой.
В этот момент со стороны улицы ввалились соседи, а с другой стороны вбежали Иван, Лера, Кирилл, Эмма Петровна…
– Пристрелил-таки! – всплеснул руками Иван, увидев Кекса, неподвижно лежавшего на боку. – А что с мальчиком?
– «Скорую» надо, срочно! – завопила какая-то тетка в шелковом халате и спрятанных под косынку бигудях. – Я через забор заглянула, зову: «Олег, Олег!», а он не отзывается… ну, а зверюга по двору мечется…
– Где Фаня-то? – спросил еще один дачник – толстый мужчина в джинсовом комбинезоне, державший наперевес лопату.
– Господи, да никто не знает, где эта Фаня! – взвизгнула Эмма Петровна. – Удивительно беспечная особа… Оля, а ты чего сидишь, сложив руки?.. нужно же это… реанимировать Олега! Искусственное дыхание, массаж сердца и все такое – даже я об этих вещах знаю!
Лера тем временем по сотовому сосредоточенно вызывала «Скорую».
– Это Кекс его?.. – Вперед пробиралась старушка в черном платке. – Или просто малому плохо стало?.. Погоды-то нынче какие… Кого хочешь удар хватит!
– Да Кекс, Кекс же! – раздраженно закричал дачник с лопатой. – Не умеют люди с такими серьезными животными обращаться!.. Я тыщу раз Фаньке говорил: держи своего Кекса в наморднике!
– Сейчас приедут, – сухо произнесла Лера, захлопывая крышку мобильного телефона. – Что, Оля, как там дела?
Кирилл вдруг зажал обеими руками рот и быстро ушел.
– Оля, пойдем. – Павел помог Оле подняться.
– Бедный Олежек… – дрожащим голосом произнес Иван. – Бедная Стефания… Я представляю, что с ней будет, когда она вернется!
– Да ничего с ней не будет! – раздраженно произнесла Эмма Петровна. – Она бесчувственная толстая корова, которой на все наплевать! Но ничего, сейчас приедут настоящие доктора, они, может, успеют спасти ребенка…
– Не успеют, – сухо произнесла Лера. Она была единственной, кто мог держать себя в руках.
– Ужасно, ужасно… – пробормотал Иван. – А ты, Павел, молодец, не растерялся! Лерочка, ты в порядке?
– Я-то в порядке…
– А помните, Оля, мы не так давно говорили о том, что это ружье должно выстрелить?.. – Иван с трагическим вдохновением обернулся к Оле, стоявшей рядом с Павлом. – Пророческие слова сбылись! Пришлось убить песика… а что поделать?.. Иначе мы сюда бы не вошли.
– Убить зверя, – холодно поправила Лера мужа. – Убить зверя, мой милый…
– Поздно. Слишком поздно, – тихо, без всякого выражения прошептала Оля.
– Оля, идем… – Павел повел ее обратно к калитке, придерживая за руку.
– Ты не понимаешь… слишком поздно! – шепотом произнесла она.
Эмма Петровна с изумлением посмотрела им вслед.
– Нет, вы только посмотрите… – всплеснула она руками. – Идут себе под ручку как ни в чем не бывало!
– Эмма Петровна, перестаньте, – с досадой остановила ее Лера.
– Нет, какие у нас доктора! – закричала та. – Даже пальцем не пошевелила, чтоб ребенку помочь!
– Ружье выстрелило! – тем временем продолжал твердить Иван. – Нет, вы не понимаете… Ружье выстрелило!
– Если б не выстрелило, я бы сам этого Кекса пристукнул! – веско произнес дачник, взмахнув своей лопатой.
Дальнейшие события Оля помнила как-то смутно.
Павел отвел ее домой, потом прибежала Кристина, которой, разумеется, было уже не до разоблачений.
– Что творится, что творится… – пробормотала она, задыхаясь. – Там «Скорая» приехала, милиция, да только уж все бесполезно… Говорят, Олежек погиб практически моментально. Павел, ты сходи, тебя там о чем-то спросить хотят!
Павел ушел. Оля легла на кровать и свернулась калачиком. Ее бил озноб, несмотря на жару.
– Переживаешь, да? – сочувственно произнесла Кристина. – Конечно, переживаешь, я же видела, сколько ты с Олежеком возилась!
– Нет, Кристина, я в порядке, – равнодушно сказала Оля.
Кристина убежала, а через час в комнату вошел Викентий:
– Оля, ты тут? Вернулся из города, а здесь такое… Я как раз хотел сказать, что тебе не стоит выходить из дома.
– Почему?
– С Фаней творится что-то страшное, тебе не стоит на это смотреть.
– Она приехала?
– Да, да… – взволнованно закивал Викентий. – Мы как раз с ней чуть не стукнулись машинами на улице! Она издалека уже все увидела, тут же почти весь дачный поселок, милиция… Не представляю, а милиция-то тут при чем?.. – пожал он плечами.
– И что? – безучастно спросила Оля.
– Ну вот, она в панике к себе во двор забегает, а там… Да, ты знаешь, что меня больше всего поразило? – оживился Викентий. – Она первым делом не к ребенку своему побежала, а к Кексу! Это действительно Павел его пристрелил?
– Павел…
– И правильно сделал! По-моему, пес сбесился… Или эта жара на него так подействовала, говорят, от жары тоже можно сойти с ума?..
– Я не знаю, – Оля повернулась на другой бок. – Ты иди, я хочу побыть одна.
– Ты точно в порядке? – растерянно спросил ее Викентий.
– Да. Иди.
Он еще некоторое время посидел рядом с ней, а потом тихонько вышел. У Оли не было ни мыслей, ни чувств, ни желаний, лишь звенящая пустота пульсировала у нее в висках.
Она закрыла глаза и неожиданно уснула, точно в темный колодец провалилась.
…Холод, яркое мартовское солнце. Неприветливый город.
– Иди сюда! – подзывая, махнул ей рукой человек в машине.
Она, ни секунды не сомневаясь, пошла к нему, просто потому, что замерзла и ей хотелось согреться.
– Поедем в одно место, – сказал человек, когда она села к нему в машину. – Там тебе будет хорошо, я надеюсь. Тут, на улице, тебя всякий может обидеть…
Машина сорвалась с места и помчалась куда-то.
– Люди злые, – утвердительно кивнула она головой. – Почему люди злые?..
– Я не знаю.
Они переехали через длинный мост, а потом вдруг развернулись и стремительно покатили в обратном направлении…
Оля, открыв глаза, подскочила на кровати.
«Что это? – в панике подумала она. – Что это такое?!»
Перед ней за несколько мгновений промелькнули те самые события, о которых она не помнила и вспоминать не хотела, – ее уличные приключения и затем дни ее жизни у Павла.
Вспомнила старуху Бабаню, дом на Яузском бульваре, прогулки по весеннему городу, те нехитрые разговоры, которые пытался вести с ней Павел… Даже поход в психиатрическую клинику, где ей очень не понравилось и откуда она постаралась как можно скорее ускользнуть, увлекая за собой и Павла.
Вообще Павел был везде и всегда, и каждая минута ее воспоминаний была заполнена им или ожиданием его. Да-да, когда он отсутствовал, она ждала его!
Он был добр, он заботился о ней, он был предан ей настолько, что казалось, будто, кроме нее, у него и нет никого…
А она сама, Оля, в те дни словно плавала в каком-то зыбком тумане и никак не могла вырваться из этой густой, плотной полутьмы наружу, в этот мир. Это было как сон, сон наяву, в котором почему-то она была не Олей, а женщиной по имени Дезире.
Дезире?
Это слово шло откуда-то из далекого прошлого. Когда-то оно, случайно услышанное, понравилось маленькой девочке по имени Оля. Именно так, кажется, она назвала одну из своих кукол. Но, боже мой, как это было давно!.. Так давно, что только сейчас она об этом догадалась, сопоставив все.
Детские впечатления – самые сильные. Наверное, именно потому она назвала себя именем своей куклы, когда была в забытьи.
– Да что ж это такое?! – ошеломленно пробормотала Оля, вскочив с кровати. – Я же милостыню просила… Сидела на улице, в какой-то грязной одежде! Ой, мамочки…
Поначалу то, что первые дни своего болезненного забытья она провела на самом дне жизни, как отверженная, поразило ее больше всего.
Но потом ей стало еще хуже.
– Боже мой, мы действительно… И мы с Павлом… о, какой стыд!
Она сама пришла к нему в первый раз и прикоснулась к нему, потому что знала, как она волнует Павла, и ей нравилось наблюдать за его волнением. И вообще сам он тоже ей нравился!
– Выходит, я напрасно его ругала… Нет, он, конечно, виноват, но и я… – растерянно бормотала Оля. Она схватилась за зеркало. – Ну, да, неудивительно, что он меня не узнал, я тогда была совершенно другой… – она дернула себя за волосы, потом сделала несколько гримас перед зеркалом.
Она бросила зеркало в угол и снова ничком упала на постель.
С огромным трудом ее сознание вмещало в себя события прошедшей весны. «Не может быть… нет, это была не я!»
– Кекс убил Олежека, и это на меня так подействовало, что память ко мне вернулась… ну да, Пал Палыч меня предупреждал, что рано или поздно это случится! – Оля заплакала, потом засмеялась (без всякого намека на веселье), а потом снова заплакала – так мучительно жаль стало ей белобрысого соседского мальчика.