Деревянные вощеные половицы скрипели у него под ногами, когда он ходил из угла в угол.
Белые занавески трепетали у распахнутых окон, и было слышно, как отец на втором этаже диктует что-то Кристине.
– …искусство в наши дни уже не принадлежит народу, – доступ к нему есть лишь у кучки избранных, так называемой интеллектуальной элиты… – раздавался скрипучий голос отца.
Павел захлопнул окна с той стороны веранды, над которыми был кабинет отца, и подергал ручку у буфета. «Ах да, ключи у Муры…» – вспомнил он. Но искать домработницу ему совсем не хотелось, и Павел с помощью какой-то шпильки, лежавшей тут же, на широком дубовом столе, открыл дверцу у буфета. Сразу же наткнулся на прозрачную, золотисто-янтарного цвета жидкость в хрустальном графине. Открыл крышку, понюхал… Коньяк.
Налил рюмку, залпом опрокинул в себя.
«Сопьюсь. Стану алкоголиком. Пусть знает, что это все из-за нее!»
Он налил еще рюмку. Потом еще, словно пытался потушить огонь внутри себя…
Дезире была идеальной женщиной. Дезире он нежно любил, потому что она была воплощенной гармонией, естественной и простой, как природа.
А вот к Оле Журавлевой он испытывал иные чувства. Ее он тоже любил, но вместе с тем и ненавидел, потому что она иногда его раздражала, раздражала до исступления. В ней было много хорошего, но было и такое, что он напрочь отвергал… Ангел и демон в одном флаконе. Обычная женщина, одним словом… Она была солнцем, которое светило не для него.
– Так-так… – в дверь неожиданно заглянула Лера. – Кто это у нас тут? И что мы тут делаем?
– Мы тут напиваемся в одиночку, – ответил Павел откровенно. – Не хочешь присоединиться? Создать компанию бывшему мужу, так сказать…
– Вроде бы до вечера еще далеко? – пожала она плечами. – Ну да ладно… Наливай, – она достала еще одну рюмку из буфета.
Павел плеснул ей коньяка.
Когда-то он тоже любил эту женщину и она тоже казалась ему идеальной. Пока не понял – уж это солнце светит точно не для него…
– Ты как будто не в духе, Паша?.. – Лера выпила коньяк и вставила сигарету в мундштук. Он схватил со стола спички и помог ей прикурить. – Мерси… Что-то случилось?
– Случилось, – признался он.
– Шерше ля фам? – улыбнулась она.
– Вот именно.
Давным-давно они не беседовали друг с другом вот так – легко и свободно, а сейчас неожиданно разговорились. Лера выпустила колечко дыма, села рядом, прямо на стол – высокая, тонкая, смуглая, с колечками золотых волос на полуголых плечах – полупрозрачное желтое платье очень шло ей.
– Интересно, кто… Кристина? Нет, Кристина по уши влюблена в Ваню, она никому авансы не станет раздавать просто так – типичный синий чулок. Мура? – Лера искренне засмеялась, представив Муру рядом с Павлом. – Невозможно… Стефания? Стефания в городе, да и траур у нее. Эмма Петровна? – Лера снова засмеялась. – Больше женщин тут нет.
– Разве?
– А, Оленька! – Лера глубоко затянулась сигаретой. – Ну, этот вариант я отметаю сразу же – Оленька у нас невеста. Невиннейшее существо, доктор Швейцер в женском обличье… – Лера нахмурилась. – Хотя, ты знаешь, Паша, про нее какие-то странные слухи ходят, как будто она накануне свадьбы сбежала к своему бывшему любовнику, прошлой весной. Потом, правда, одумалась и снова вернулась к Викентию…
– Это не она… – сказал Павел и отвернулся. – Хватит гадать, все равно ты ее не знаешь.
– А, значит, твоя «ля фам» не из местных!
Павел снова налил коньяк в рюмки.
– За искусство, – он поднял палец вверх, указывая на кабинет отца.
– Мило, мило… против искусства я ничего не имею. Кстати, тебя этот тост тоже касается, ты ведь в некотором роде у нас тоже творец?
– Я ремесленник, – поправил он.
– Ай, брось! Я тут недавно один журнал читала, так там говорилось, что кузнечное дело переживает свое второе рождение. Оно сейчас дико популярно! Обеспеченным людям, которые живут в своих домиках за городом, требуются всякие штучки из металла – светильники, лавки, решетки на окнах и все такое прочее…
– Точно! – сразу же оживился Павел. – Я тут, представляешь, одному мужику даже кованую беседку делал, чтобы она, значит, в саду стояла, такая оригинальная…
– Действительно, оригинально.
– Нет, ты права, тут много всего надо знать, помимо ковки – и рисование, и резьбу, и инкрустацию по металлу, и гравировку… и даже скульптуру! – Павел неожиданно споткнулся и замолк, глядя Лере в глаза.
– Говори, говори…
– Нет, это уж слишком узкоспециально, – моментально остыл он. – Лучше расскажи, как ты сейчас живешь.
– А разве ты не видишь? – Она затушила окурок в пепельнице и достала новую сигарету.
– Слов нет, ты куришь очень красиво, даже лучше, чем в кино, но это тебя убьет! – с жалостью сказал он. – Ведь буквально одну от другой прикуриваешь…
– Все мы умрем рано или поздно, – равнодушно пожала плечами Лера.
– Но зачем приближать этот момент?..
– А зачем оттягивать? – сузила она глаза.
– Ваня – хороший человек, – неожиданно брякнул Павел. Тепло от коньяка разливалось по всему телу.
– Это ты к чему? Кстати, давно хотела поблагодарить тебя за то, что ты так и не рассказал ему всей правды про меня. Я поступила скверно, сознаюсь, теперь тебя чуть ли не за чудовище считают…
– Это ерунда. Хорошая репутация мне уже все равно не поможет! – отмахнулся он, думая об Оле Журавлевой. – Послушай… ты ведь когда-то изучала французский язык, да?
– Давно. В школе. Я почти ничего не помню, ну, кроме «шерше ля фам», конечно, – благосклонно произнесла она. – А почему ты спрашиваешь?
– Есть одно слово… и мне его надо перевести на русский.
– Что за слово?
– Дезире, – медленно, внятно произнес Павел.
– Дезире… – Лера, задумавшись, свела брови. – Дезире, дезире… А, помню, это «желание»!
– Как? – переспросил Павел, от волнения даже расплескав очередную рюмку.
– Желание, – повторила Лера. Она встала и оглянулась на прощание. – Ладно, ты не напивайся тут в одиночку!
– Дезире… – пробормотал Павел, оставшись один и разглядывая на свет хрустальный графин, уже наполовину пустой. – Желание… Забавно, ничего не скажешь!.. И кого она желает? Только не меня, это точно!.. Дезире. Фу-ты ну-ты…
Оля села на крыльце, накрутила на палец еще не высохшую прядь волос. «Я ведь чуть не открыла ему дверь! – пыталась она осознать произошедшее. – Но не открыла, к счастью. А ведь хотела, хотела, хотела впустить его! Думала о нем, хотя не должна была думать!»
Далее она стала размышлять над тем, что буквально через пару недель у нее свадьба, а после, в начале осени, они поедут с Викентием в свадебное путешествие, и такая тоска ее вдруг взяла…
Оля вскочила, бросилась к себе в комнату и принялась лихорадочно запихивать в сумку свои вещи. Уронила на пол электрощипцы для распрямления волос, потом стул опрокинулся на пол…
Немедленно появилась Эмма Петровна.
– Что это тут такое? – с недоумением спросила она. – Послушай, Оля, я же тебя сто раз предупреждала: в это время я отдыхаю!..
– Простите, Эмма Петровна, в последний раз! – Оля стремительно носилась по комнате. Потом полезла под кровать, доставая закатившиеся туда электрощипцы, и чихнула несколько раз.
– Будь здорова… Ты куда-то собралась?
– Да, Эмма Петровна. Я ухожу, – Оля вылезла из-под кровати.
Эмма Петровна побледнела, а потом покраснела. Потом просто пошла пятнами. Оле неожиданно стало ее жаль.
– Я совсем ухожу, Эмма Петровна. Совсем.
– Ку… куда?
– В санатории есть комната. Если помните, с самого начала предполагалось, что я буду жить именно там…
– Ну да… – растерянно пробормотала Эмма Петровна. – А чем тебе тут плохо?.. Поверь, я не самая плохая свекровь.
– Да, знаю. Но дело не в вас.
– С Кешей поссорились?
Оля отрицательно замотала головой.
– А, понимаю… ты опять решила сбежать, – горестно покачала Эмма Петровна головой. – Тебя там любовник ждет, тот самый…
– Нет у меня никакого любовника! – сказала Оля и почувствовала, что тоже краснеет. – В санатории я буду жить одна.
– Тогда что же происходит?
Оля села на кровать, прижала к груди свою оранжевую майку, которую до того собиралась запихнуть в сумку.
– Я не знаю, как это объяснить, но я попытаюсь… Вы когда-нибудь чувствовали себя несвободной?.. В своих поступках, мыслях, желаниях?..
– Н-ну…
– Мне кажется, что я делаю что-то не то! – в отчаянии воскликнула Оля. – Я должна остановиться и понять, чего на самом деле мне не хватает!
– Ты не любишь Кешу? – насупилась Эмма Петровна.
– Люблю, очень люблю! Но выходить замуж только потому, что страшно остаться в старости одной, глупо.
– Да как сказать… – усмехнулась Эмма Петровна. – Я бы с тобой поспорила. А, в общем, я тебя поняла и полностью одобряю твое решение. Иди с богом.
