Андре взялся добровольно преподавать мне уроки вождения. Он отвозил меня на пустырь, сажал за руль и за каждое неправильное действие бранил на чем свет стоит. Несколько раз его упреки доводили меня до бешенства, и избежать аварии нам удавалось только чудом. Когда я научился не врезаться в дерево, а объезжать его и трогаться с места, не давая мотору заглохнуть, Андре вприпрыжку вернулся в свой бар, довольный, что вышел из этой переделки без единой царапины.
Как-то вечером, после мессы, Симон предложил мне прокатиться к морю. Неделя у него выдалась тяжелая, ему требовался глоток свежего воздуха, и после завтрака мы решили отправиться в порт Бузеджар.
– И где ты купил этот драндулет? В казарме?
– Да, машина действительно не производит особого впечатления, зато едет, куда я хочу, и до настоящего времени ни разу еще не бросала меня на полдороги.
– Ты что, плохо слышишь?.. Эти звуки – не что иное, как предсмертный хрип баркаса, которому давно пора кормить рыб на дне моря.
– Я привык.
Симон опустил окно и подставил лицо потоку встречного ветра, который тут же отшвырнул назад его волосы и обнажил пока еще едва приметные залысины. Я вдруг заметил, что мой друг как-то постарел, и бросил взгляд в зеркало заднего обзора, чтобы посмотреть, не увял ли и я. Мы проехали Лурмель и на полной скорости помчались к морю. Местами дорога шла по самым вершинам холмов, и тогда нам казалось, что до неба рукой подать. Стоял прекрасный день, которому подходивший к концу апрель подарил все: и хрустальную прозрачность, и величественный горизонт, и несравненную гармонию. В наших краях весна всегда вот так шлет людям прощальный поклон, считая долгом чести предстать напоследок во всей красе. Сады предавались размышлениям под стрекот кузнечиков, слишком рано в том году взявшихся за свои серенады, над прудами горстками золотистой пыли вились тучи мошек. И если бы не убогие загоны для скота, пестревшие то тут то там, можно было бы подумать, что ты оказался в раю.
– Это, случаем, не колымага Скамарони? – сказал Симон, показывая на машину, стоявшую у подножия одинокого эвкалипта, за которым начинался густой подлесок.
Я припарковался рядом и увидел Фабриса, устроившего с двумя девушками пикник. Заинтригованный приездом незваных гостей, он встал и упер руки в бока, явно демонстрируя враждебные намерения.
– Говорил я тебе, что он слепой как крот, – шепнул мне Симон, открывая дверцу, чтобы выйти из машины.
Для того чтобы узнать мой автомобиль, Фабрису пришлось пройти метров сто. Он с облегчением остановился и махнул нам рукой, предлагая к ним присоединиться.
– Что, нагнали мы на тебя страху? – спросил Симон, когда они крепко обнялись.
– Как вы здесь оказались?
– Решили прошвырнуться по окрестностям. Ты уверен, что мы вам не помешаем?
– Проблема одна – я не захватил лишних приборов. Но если вы посидите немного, пока я с подружками буду дегустировать картофельный пирог, то все будет в порядке.
Стараясь достойно встретить молодых людей, девушки поправили блузки и опустили до колен подолы юбок. Эмили Казнав наградила нас благожелательной улыбкой, ее подруга бросила вопрошающий взгляд на Фабриса, который поспешил ее успокоить:
– Жонас и Симон, мои лучшие друзья… – После чего представил нас незнакомке: – Элен Лефевр, журналистка из «Эхо Орана». Пишет репортаж о наших краях.
Элен протянула нам надушенную ручку, и Симон на лету ее схватил.
Дочь мадам Казнав посмотрела на меня черными бездонными глазами, заставив отвести взор.
Фабрис сходил к машине, принес пляжный коврик и расстелил его на земле, чтобы мы могли сесть. Симон сразу примостился рядом с ивовой корзиной, вытащил ломоть хлеба, достал из заднего кармана перочинный нож и нарезал кружками колбасу. Девушки, которых бесцеремонность моего товарища немало позабавила, обменялись быстрыми взглядами.
– Куда направляетесь? – спросил меня Фабрис.
– В порт, – ответил Симон с набитым ртом. – Хотим посмотреть, как моряки будут разгружать рыбу. А тебя как сюда занесло с такими милыми красотками?
Эмили вновь принялась пристально меня рассматривать. Может, она хотела проникнуть в мои мысли? Если так, то что она сумела прочесть? Мать ей рассказывала обо мне? Эмили ощутила в спальне мадам Казнав мой запах, уловила нечто такое, чего не смогло изгладить время, след застывшего поцелуя или воспоминание о мимолетном объятии? Почему меня вдруг охватило чувство, будто эта девушка видит меня насквозь? Какие у нее были глаза! Боже мой, перед такими невозможно устоять! Они гипнотизировали меня, пропускали через себя каждую мою мысль, перехватывали малейшие вопросы, которыми я задавался. В итоге я видел мир уже не своими, а ее глазами. Но, несмотря на всю нескромность взгляда этой девушки, я был вынужден признать, что этот взор – лучший из всех, который когда-либо удавалось сотворить богине красоты. На краткий миг я увидел перед собой глаза ее матери, там, в большом доме у тропы Отшельников, – они казались настолько лучезарными и ясными, что в комнате даже не нужно было зажигать свет, чтобы заглянуть в самые потайные закоулки человеческой души и увидеть там тщательно скрываемые от всех слабости… Я был озадачен и смущен.
– У меня такое ощущение, что мы с вами уже встречались. Давно-давно.
– Не думаю, мадемуазель, я бы запомнил.
– Странно, но ваше лицо кажется мне знакомым, – настаивала она. И тут же добавила: – Чем вы занимаетесь, месье Жонас?
Голос Эмили звучал нежно, как горный ручеек. «Месье Жонас» она произнесла точно так же, как мать, напирая на звук «с», оказывая на меня точно такой же эффект, затрагивая те же струнки моего естества…
– Ничем он не занимается, – поспешил вмешаться Симон, злясь на меня за то, что его первая любовь проявила ко мне такой интерес, – чахнет в своей конуре. Что до меня, то я имею свой бизнес. Создал предприятие по экспорту-импорту всевозможных товаров и через пару месяцев буду грести деньги лопатой.
Эмили не обратила на шутку Симона никакого внимания. Я чувствовал, что она не сводит с меня взгляда, нетерпеливо дожидаясь ответа. Она была так прекрасна, что стоило мне на пять секунд поднять на нее глаза, как лицо мое тут же заливалось краской.
– Я фармацевт, мадемуазель.
На лбу Эмили трепетала тонкая прядка волос; она элегантно отбросила ее в сторону, будто подняла занавес, мешавший окружающим любоваться ее красотой.
– Где же у вас аптека?
– В Рио-Саладо, мадемуазель.
На ее лице отразилась какая-то мимолетная мысль, и брови взлетели высоко-высоко. Кусок пирога, который она держала в руке, выскользнул и упал на землю. Ее замешательство не ускользнуло от внимания Фабриса, он тоже смутился и поспешил налить мне стаканчик вина.
– Ты прекрасно знаешь, что он не пьет, – напомнил ему Симон.
– Ах да! Прости.
Журналистка взяла у него стаканчик и поднесла к губам. Эмили не сводила с меня глаз.
Она дважды приходила ко мне в аптеку. Оба раза я повел дело так, что ей пришлось разговаривать в присутствии Жермены. То, что я прочел во взгляде девушки, меня немало обеспокоило; мне не улыбалось причинять Фабрису боль.
Я стал избегать Эмили и, когда она звонила, просил Жермену говорить, что меня нет дома и когда вернусь – неизвестно. Она поняла, что мне неприятен ее интерес ко мне, что дружба, которую она мне предлагает, меня не устраивает, и перестала мне досаждать.
Лето 1950 года нагрянуло к нам, как щеголеватый ярмарочный силач. Отдыхающие заполонили все дороги, на пляжах яблоку было негде упасть. Симон заключил свой первый крупный контракт и по такому поводу пригласил нас на ужин в один из самых шикарных ресторанов Орана. В тот вечер наш весельчак превзошел самого себя. Его хорошим настроением заразился весь зал, и дамы за соседними столиками хохотали до упаду каждый раз, когда он поднимал бокал и произносил очередную уморительную тираду… Вечер удался на славу. Фабрис пришел с Эмили, а Жан-Кристоф то и дело приглашал Элен танцевать. Вид друзей, вовсю развлекавшихся после долгих месяцев депрессии, добавлял празднику дополнительную изюминку. Мы все опять были вместе, сплоченные, как зубцы вилки, и с тем же ненасытным рвением радовались жизни. И все было бы хорошо в этом лучшем из миров, если бы не внезапный, неуместный, злополучный жест, от которого я чуть не хлопнулся в обморок, когда рука Эмили скользнула под стол и легла мне на бедро. Глоток содовой воды встал у меня поперек горла, я подавился, сполз со стула и точно задохнулся бы, если бы в этот момент кто-то не принялся яростно лупить меня по спине, пытаясь освободить дыхательные пути… Придя в себя, я обнаружил, что надо мной склонилась добрая половина посетителей ресторана. Увидев, что я схватился за ножку стола, пытаясь подняться, Симон облегченно вздохнул. Что же касается глаз Эмили, то они никогда еще не были так черны – из-за охватившей ее лицо смертельной бледности.
