— А на черта он нужен тебе, этот директор?
— Если помнишь, утром я говорил тебе, что у меня есть друг, кстати, тоже каскадер, которого держат в тюряге потому, что подозревают в убийстве жены. Так вот, я хочу его оттуда вытащить. Пока не получается. Но вот с помощью этого подонка может получиться.
— Он что, внебрачный сын Генпрокурора?
— Все шутишь… Я начинаю подозревать, что он причастен к убийству Аллочки, жены моего кореша. Слышал про такую артистку, Перминову?
— А как же! Кто ж про нее не слышал!
— Кое-что мне Гена рассказывал, кое-что я сам узнал — всегда легче искать, когда знаешь, что! Ну, кое о чем я еще и догадываюсь. Мог он ее убрать. Вот я и задумал отвезти его в спокойное местечко и хорошенько порасспросить. Если докажу, что это он убийца, Генку отпустят. Остальные пути оказываются малореальными: сила силу ломит. Если только за взятку…
— Я что-то не понял, Боря: что ты называешь "хорошенько порасспросить"? Под пыткой, что ли?
— Да нет, до этого дело не дойдет! Он такой трус, что, если рыло в пушку, сознается просто от страха. Пугнем его, и все! Кстати, насчет того, что пугнем: вот, держи шпалер.
С этими словами Востриков протянул Виктору вороненую машинку под названием "пистолет Макарова".
— Настоящий?
— Откуда? Газовый, имитация. Но чтобы припугнуть — в самый раз. Так, кончаем разговоры, сейчас этот тип должен приехать.
В автомобиле наступила тишина, хотя Баранову очень хотелось спросить, какой мотив для убийства мог быть у "этого гада". Это хорошо, подумал Виктор, что Востриков придумал про маски: хорошенькое дело началось бы, когда директор драмтеатра признал бы во мне сыщика, приходившего к нему накануне! И вообще, когда эта история раскроется, он обязательно обвинит МУР в незаконных методах следствия! Но делать нечего, спектакль придется довести до конца.
— Внимание! — раздался через пару минут голос Вострикова. — Надеваем маски и по моей команде выскакиваем из машины, подбегаем к Николаю Кузьмичу (так его зовут) и под белы рученьки ведем в "Ауди". Ты садишься с ним сзади и все время больно тычешь стволом ему в ребра. Пошли!
Синхронно хлопнув дверцами, похитители оказались на улице. Баранов не мог не оценить оперативного чутья Вострикова: его "Ауди" была припаркована так, что они за считанные секунды добрались до автомобиля директора, причем, что было критически важно, двигались в темноте, благодаря чему никто из случайных прохожих не мог увидеть людей в масках и поднять тревогу. У Николая Кузьмича практически не было времени, чтобы осмыслить происходящее. Выйдя из своего "Пежо", он едва успел поставить его на охрану, и в следующий миг уже семенил куда-то, увлекаемый подхватившими его под руки незнакомцами в ужасных масках. Директор вращал глазами и издавал нечленораздельные звуки, что-то вроде бессвязных слогов, издаваемых новорожденными. Однако продолжалось это недолго: Борис заклеил ему рот заранее припасенной полоской широкого скотча. Не обделался бы, подумал Баранов, с невольной жалостью глядя на страдания умирающего от страза Николая Кузьмича.
Втолкнув директора в машину, похитители по быстрому уселись в нее вслед за ним, причем Востриков приказал своей жертве согнуться и закрыть голову руками, после чего накинул на нее для усиления ужаса черный пластиковый мешок. После этого можно было снимать маски и уезжать. Услышав звук работающего двигателя, директор со стоном боли отодрал от лица клейкую ленту, после чего смог выдавить из себя несколько слов:
— Что все это значит? Кто Вы?
Борис подмигнул Виктору и кивком головы указал ему на фальшивого "Макарова". Тот понял и ткнул стволом Николая Кузьмича.
— Вопросы здесь задаю я! — страшным голосом гаркнул Востриков. — А ты на них отвечаешь, если хочешь еще немножко пожить. Понял?
— Куда вы меня везете? — снова спросил непонятливый директор.
Каскадер снова подмигнул, и Баранов, не дожидаясь дополнительных указаний, повторил операцию со стволом.
— Повторяю еще раз, и если снова не дойдет, ломаю тебе руку. Запомни, гнида, что вопросы здесь задаю я. Понял?
— Понял, — обреченно ответил похищенный.
— А ты сообразительный паренек, — нехорошо улыбнулся Востриков. — Сейчас мы подъедем в одно тихое местечко, и там поговорим. А ты должен сидеть тихо и не рыпаться. Понял?
— П-понял.
Борис отжал сцепление, и они тронулись в путь. В полном молчании минут двадцать елозили в пробках в центре города, затем удачно проскочили Пресню и, миновав Шелепихинский мост, оказались в Филях. Там заехали в какую-то промзону, где располагался гаражный кооператив, в котором у Бориса, как оказалось, был пай. Заехав внутрь гаража, каскадер приказал скорченному директору не шевелиться. Когда были закрыты двери, зажжен свет и снова надеты маски, пленнику разрешили выйти из машины.
Сейчас, после сорокапятиминутной поездки с мешком на голове в машине не известно откуда взявшихся похитителей, Николай Кузьмич совсем не походил на того вальяжного администратора, который накануне пытался угостить Виктора дорогим коньяком. Едва не падая от животного ужаса в обморок, он затравленно озирался и ежился, как будто стремясь занять как можно меньший объем.
— Ну, любезный, — начал беседу Борис, — догадываешься, почему ты здесь?
— Нет. Вам нужен выкуп?
— Не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Но об этом позже. Сейчас меня интересует, как ты организовал убийство Перминовой. Ведь это ты ее заказал?
— Я? Нет! Что Вы, Аллочка…, - бессвязно залопотал директор, однако его лицо исказила — еще секунду назад Виктор не поверил бы, что такое возможно — гримаса еще большего ужаса. — Я же любил ее…
— В таком случае ты еще большая гнида, чем я думал, — жестко прервал эти попытки оправдаться Востриков. — Отвечай, как ты организовал убийство артистки?
Однако Николай Кузьмич молчал и только безостановочно тряс головой в отрицающем жесте. Борис лениво подошел к нему и нанес короткий удар под дых. Директор театра широко открыл рот и, ловя воздух, сломался пополам, подставляя шею под новый удар. Когда он упал, Баранов с протестующим жестом сделал шаг вперед, но Борис вытянул руку ладонью вперед:
— Спокойно, я не собираюсь пока заниматься членовредительством. Это так, побои в гомеопатической дозе. Если не будет запираться, останется цел.
Директор меж тем заворочался на полу, сел и очумело затряс головой. Подмигнув Виктору, Борис закончил:
— … А вот если будет запираться, я передам его тебе. Ты же мастер ломать пальчики в тисках!
— А еще можно, — мечтательно проговорил голосом Бармалея Баранов, — в тиски не только пальчики зажимать…
Николай Кузьмич тихо ойкнул и потерял сознание.
— Ловко ты это про тисочки ввернул, — одобрительно сказал Востриков, ослабляя узел директорова галстука и расстегивая верхнюю пуговицу сорочки. — Сейчас он оклемается и как миленький начнет признаваться. Достав из кармана диктофон, Борис положил его на капот "Ауди", поближе к окончательно пришедшему в себя, но продолжавшему сидеть на полу Николаю Кузьмичу.
— Ну-с, милейший Николай Кузьмич, поговорим? — постукивая кулаком о ладонь, многозначительно спросил Востриков. — Или сразу передать Вас моему приятелю, большому любителю, гм, слесарных инструментов?
— Пого-ворим, — в два приема выдохнул директор: похоже, рука у каскадера была тяжелой.
— Третий раз спрашиваю: Вы заказали убийство актрисы Аллы Перминовой?
— Я, — еле слышно ответил ревнитель творческой атмосферы в коллективе театра.
— Кому?
— Меня убьют, если я отвечу на этот вопрос.
— Не переживай. То существо среднего рода, каким ты станешь через пятнадцать самых страшных минут в твоей жизни, никто уже убивать не захочет. Ну!
— Два приятеля Генки Наумова, Аллочкиного сожителя.
Жадно ловившему эти признания Баранову показалось, хотя маска и скрывала его лицо, что Востриков обескуражен. Услышав последние слова, Борис вздрогнул и несколько минут молчал.
— А не врешь, — нарушил он, наконец, затянувшуюся паузу. — Я проверю. Их имена!
— Мунир Насруллаев и Вадим, фамилию не помню. Меня когда-то познакомил с ними Наумов.
— Он знал о заказе?
— Не уверен, возможно, догадывался, но молчал: Наумов начал тяготиться своим гражданским браком (был очень ревнив, а у Аллочки была масса поклонников), к тому же у него появился интерес к другой актрисе из нашего же театра…
— Можно подумать, что у нее было меньше поклонников, — буркнул Борис. — Зачем иебе была нужна смерть Перминовой?
Директор молчал, с опаской поглядывая на своих похитителей.
— Давай, давай, колись, — подбодрил его Востриков, все равно уж теперь, чего там!
— Она каким-то образом узнала, что я… В общем, наш драматический театр, как почти любое бюджетное учреждение-домовладелец, да еще расположенное в центре города, сдает часть площадей субарендаторам. Будучи директором, я занимаюсь всей хозяйственной деятельностью театра, в том числе и отношениями с арендаторами. Как Вы понимаете, часть платы вносилась "черным налом". Вот Алла и пронюхала, что часть денег я оставляю себе. В тот день она поговорила со мной, и дала трое суток на то, чтобы без шума внести деньги и уволиться по собственному желанию.
