Бедная трубка с размаху впечаталась в аппарат.
«Нервишки шалят? – усмехнулся я. – Это хорошо… Щас мы с „Тигром“ быстро тебе давление поднимем!»
Не целясь, навел ствол, и нажал на спуск. Карабин толкнулся в плечо. Сухой и резкий удар огрел тишину – словно доской шваркнули по столу. Пара стеклышек, блеснув на солнце, выпали из дверной рамы.
И тут же три тугих выстрела подряд вынесли почти весь переплет. С коротким противным зудом, пуля впилась в подоконник. Я отшатнулся.
«Осталось четыре патрона!» – мелькнуло в голове.
– Что, Антоний, за скальпом пришел? – заорали из дома.
Я прикинул, что Брут засел слева от двери, и выпустил туда две пули. Взял правее – еще парочку. «Тигр» – штука убойная, каркасную стену прошьет – нечего делать.
– Ого! – возопил Брут. – Да у тебя, я погляжу, серьезные намерения!
Судя по натужности и пыхтенью, олигаршонок вопит лежа… Две пули ушли пониже, и тут же прилетела ответка – с полки у меня за спиной посыпалась битая посуда.
– На счастье! – крикнул противник, заходясь резким, кашляющим смехом.
«Три патрона в обойме» – подбил я счет.
Улица Строителей, тот же день, чуть позже
Лида проснулась в девятом часу, и встала, боясь переспать. Со стоном прогнувшись, накинула пеньюар и пальцами ног подцепила пушистые тапочки. Особой разбитости в теле не чувствовалось, но все равно – не выспалась.
«Буду теперь, как сонная муха, весь день! – уныло подумала девушка, и тут же пристыдила себя: – Ты-то хоть поспала, а Тоша?»
Вчерашние тревоги очнулись разом, закружили свой зловещий хоровод.
– Кыш-кыш, негатив… – пробормотала Лида, плетясь на кухню.
Кофе должен помочь. Крепкий!
«Хотя толку в той крепости, – фыркнула она, – все равно ж с молоком дуешь…»
Кофемолка жадно схарчила зерна, и захрустела, зашуршала, подвывая. Где турка? Где моя турочка?
Старая, чуток мятая джезва нашлась в закутке посудного шкафчика. И тут девушка застонала в голос. Молока-то нет! Даже сгущенку она слопала еще на той неделе. И как быть?
Лида неуверенно приблизилась к окну. Двор невинно зеленел внизу, оккупированный малышней – их воинственные кличи не заглушали даже двойные рамы. Бабушки судачат на скамье… Черная «Волга» приткнулась в бровке, словно дремлет… Сантехник задумчиво смотрит в канализационный люк…
Девушка вздохнула. Ей очень не хотелось нарушать слово, данное Антону, но… Душа требовала молока. Всего один ма-аленький пакетик! Те-тра-эдрик… А магазин рядом совсем – обойти полдома, и вот она, «молочка». Пять минут, только туда и обратно!
Воздыхая, раздираясь напополам, Лида быстренько собралась. Бельишко, джинсики, носочки, футболка, новенькие полукеды… Курточку? Да, лучше накинуть – у мая свои причуды.
Заперев дверь, девушка запрыгала по ступенькам вниз, спеша исполнить свое заветное желание. Чем скорее она вернется, тем меньше станет терзаться.
«Я быстренько!»
Притормозив в парадном, Лида энергично покинула «красный дом». Да, курточка не лишняя – на улице свежо. Хотя пополудни может и духота навалиться.
Навстречу девушке неторопливо вышагивал крепко сбитый парниша в аккуратном костюмчике. Картина маслом: «Студент-третьекурсник готов сдавать зачет». Простецкое лицо парниши вызывало улыбку в безусловном рефлексе.
Поравнявшись с «Волгой», нагретой солнцем, Лида повела плечом, вежливо сторонясь парниши, но тот с нею не разминулся – молниеносным движением ухватив девушку, он сунул ее на заднее сиденье машины, передавая в руки приятеля, вовремя распахнувшего дверцу.
За долю секунды вся жизнь перевернулась, как песочные часы. Ошеломленная, Лида даже крикнуть не успела. А в следующее мгновенье молодчик с лицом простака плюхнулся с нею рядом, прижав к напарнику так, что ни вздохнуть, ни охнуть – крик выдохся в слабый, смешной писк.
– Трогай! – скомандовал парниша, и «Волга» взяла с места.
Арбат, тот же день
Еровшин вернулся домой, чувствуя себя изрядно помолодевшим. Делиться опытом, учить молодых и рьяных – это, конечно, и нужно, и важно, вот только не сравнить стариковские занятия с возвращением в строй!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Роман Иванович с улыбкой прислушался – вся прекрасная половина коммуналки собралась на кухне, включая Софи. Да-а, если ему дадут отдельное жилье, то этой «движухи», как Антон выражается, ему точно будет не хватать.
Бодро дошагав до двери Пухначёва, майор постучался. Нет дома? Ла-адно…
Заглянув на кухню, он улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок:
– Товарищи женщины! А кто знает, где Антоха?
Катя с Верой переглянулись и одинаково пожали плечами. Софи козырнула:
– Не знаем, товалисс майол!
– Я знаю! Я знаю! – выскочила из «чайной» Лиза, вытягивая руку, как будто хотела к доске. – Он ехал куда-то, я видела! Мы с мамой на автобусе к дяде Паше за медом, в Балашиху, и Антон куда-то туда же, на Лидиной машине!
– Да? – изогнул бровь Еровшин. – А когда это было?
– М-м… Часов в девять.
– Понятно… Ла-адно…
Роман Иванович вышел в коридор, не зная, идти ему к себе, или истратить накопленную энергию на нечто большее.
– Дядь Ром…
– Что, Лизаветка? – рассеянно проговорил майор, не сразу насторожившись. – Что такое?
Девушка обернулась в сторону кухни и заговорила вполголоса:
– Может, у меня и нет еще женской интуиции, но девичья точно имеется. Дядь Ром, я видела Антона почти как вас сейчас, немножечко сверху и сбоку. Остановились, когда на красный свет. Дядь Ром, Антон не просто куда-то ехал, он догонял другую машину! Нет, не догонял, а преследовал. Прям, как в кино! По-моему, это был «Москвич» такого цвета… как вываренная морковка! Антон прямо глаз с той машинёшки не сводил, и… Я до этого только один разик видела на нем такое выражение, когда тошину дверь взломали. Такая злость была… Нет, не так. Ярость! Ненависть!
– Стоп-стоп-стоп! – поднял руки Еровшин. – Антону взломали дверь? Когда?
– Да где-то… Недели две назад. Ага!
– Та-ак… – натренированный мозг жадно ухватывал главное, сцепляя в разных версиях. – Номер того «Москвича» ты, конечно, не разглядела…
– Далеко был, – вздохнула Лиза. – Но примета есть. Особая. У «Москвича» сбоку по-другому окрашено. Тоже морковный цвет, только яркий.
– А… Так… Ты сказала: «Лидина машина»?
– Ну, да! У нее «Лада», серая, а номер… МОБ 44–08.
– Молодец! – крякнул майор, глянул, как ширятся лизины глаза, и решительно добавил: – Выкладывай!
– А Тоше ничего не будет? – девушка глянула исподлобья, пытливо и серьезно, почти по-женски.
Майор положил ладонь на хрупкое Лизино плечо.
– Обещаю, – твердо сказал он, – всё, что скажешь, будут знать только трое – ты, я и Антон.
– Я вам верю, – вздохнула Лизавета, и быстро выложила: – Тоша стал ходить с оружием! У него пистолет ТТ. У папы был такой, я и узнала. Я случайно зашла к Антону, когда он мусор выносил, хотела карандаш попросить. Ну ладно, думаю, так возьму, верну потом. Открываю ящик, а там – пистолет. И запасная обойма…
Еровшин почти физически ощутил, как в голове защелкали те самые «шарики и ролики». Версию того, что Антоха опять связался с прежними «корифанами», он с облегчением отмел, однако новые факты укладывались в таки-ие версии…
Вполне возможно, что он совершенно зря себя накручивает, и вся его «аналитика» – производная от маразма. А если нет?
– Та-ак… – тяжело сказал майор. – Лиза, никому ничего.
Девушка торжественно провела пальчиками по губам, «застегивая рот», и сделала жест «выкидываю ключик».
Кивнув, Еровшин двинулся к телефону – пружинисто, как когда-то, в годы боевой молодости. Да как сказать… Для всех война закончилась в сорок пятом, а для него с товарищами она продолжается до сих пор – тайная, «холодная», но по-прежнему ожесточенная и беспощадная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Наблюдая, как кружится жужжащий диск, майор прикидывал реакцию человека, которого все знали только по оперативному псевдониму.
