Отец Кристофер тихо улыбнулся:
— Французы могут не знать, где мы находимся, зато им точно известно, куда мы идем. Искать нас не обязательно — можно лишь обогнать и ждать, пока мы наткнемся на них сами.
— А мы тут отдыхаем целый день, — мрачно бросил Хук.
— Именно. Значит, будем молиться, чтобы враг отстал не меньше чем на два дня пути.
Наутро войско двинулось дальше. Хук вместе с другими дозорными отъехал на две мили вперед авангарда, высматривая французов. Дозоры были ему в удовольствие: можно кинуть заостренный кол на повозку и скакать налегке впереди всей армии. Вновь сгущались тучи, ветер делался холоднее. На рассвете, когда лагерь проснулся, трава стояла белая от инея, правда, быстро растаявшего. Березовые листья отсвечивали золотом, дубовые — бронзой, многие из деревьев и вовсе облетели. Низкие пастбища лежали полузатопленными после недавних дождей, на распаханных под озимь полях серебрилась вода, заполнившая глубокие борозды. Отряд Хука ехал мимо деревень по дороге, оставленной скотогонами, там и тут замечая пустые хлева и амбары: ни живности, ни зерна. Кто-то явно знал, что англичане пойдут именно здесь, и убрал все с их пути, а заодно исчез и сам: враг на глаза не показывался.
В полдень пошел дождь — мелкая морось, проникающая сквозь мельчайшие отверстия в одежде. Мерин Хука Резвый ступал неторопливо: ни у него, ни у остальной армии не осталось сил для спешных переходов. На возникший по пути городок с хвастливо развешанными на стенах знаменами Хук едва взглянул и двинулся дальше во главе отряда, оставив позади город вместе с его валами и укреплениями. И тут он внезапно увидел, что армия обречена.
За невысоким пригорком лежала широкая травянистая равнина, на поросшем лесом дальнем краю, плавно поднимающемся к горизонту, виднелся церковный шпиль. Пастбища пустовали, от края до края равнины шрамом тянулся след — предвестие гибели англичан.
Хук придержал Резвого, не в силах отвести глаз от земли.
С востока на запад равнину перерезала широкая полоса грязи, на которой не осталось ни единой травинки. В бесчисленных следах, оставленных лошадиными копытами, стояла вода, вместо земли перед Хуком лежало грязное месиво — взрытое, изборожденное, развороченное. Через долину прошла армия.
«Огромная армия», — понял Хук. Многие тысячи лошадиных следов, совсем свежих и настолько четких, что местами видны даже отпечатки подковных гвоздей. На западе, куда ушла армия, Хук никого не разглядел: перед ним лежал лишь безлюдный путь, по которому прошло несчетное войско. У дальнего края равнины след сворачивал к северу.
— Боже милостивый, — пораженно выдохнул Том Скарлет. — Да этих выродков тут тысячи и тысячи…
— Скачи назад, — велел Хук Питеру Скойлу. — Найди сэра Джона и расскажи.
— О чем? — не понял тот.
Хук вспомнил, что Скойл жил в Лондоне.
— Как по-твоему, что это такое? — кивнул он на изъезженную землю.
— Грязь, — пожал плечами Скойл.
— Скажи сэру Джону, что враг здесь прошел самое большее день назад.
— Правда?..
— Скачи! — гаркнул Хук и повернулся обратно к следам.
Многие тысячи копыт превратили долину в болото. В Англии Нику приходилось видеть дороги, по которым гнали коров на лондонскую бойню, и огромные стада поражали тогда его детское воображение, однако здесь перед ним лежал путь, истоптанный куда более многочисленной толпой, чем стадо обреченных на смерть животных. Не иначе как сюда согнали всех мужчин Франции, а заодно и Бургундии, и прошли они не далее как день назад. Значит, где-то к северу или западу отсюда, по пути к Кале, англичан ждало огромное войско.
— Должно быть, нас выслеживали, — сказал Хук.
— Боже милостивый, — повторил Том Скарлет и перекрестился.
Оба лучника разом глянули на дальние леса — не мелькнет ли случайный блик на латных доспехах. Однако все было спокойно. И все же Хук не сомневался, что за измученной английской армией тенью следуют вражеские разведчики.
Сэр Джон, прискакавший с дюжиной латников, молча оглядел следы и затем, как до него Хук, посмотрел на запад и север.
— Значит, они здесь, — произнес он чуть ли не безнадежно.
— Это не та меньшая армия, что шла за нами вдоль реки, — уточнил Хук.
— Еще бы, дьявол их раздери, — прорычал командующий, глядя на истоптанные поля, и язвительно добавил: — Вот она, мощь Франции, Хук!
— Наверняка за нами следят, сэр Джон.
— Побриться бы тебе, Хук, — хрипло бросил командующий. — Выглядишь как бродяга.
— Слушаюсь, сэр Джон.
— Еще бы выродкам за нами не следить. Стало быть, знамена вперед! К черту! Всех к черту! — гаркнул сэр Джон, отчего Люцифер дернул ушами. — К черту французов, вперед!
Выбора, впрочем, не оставалось. Враг по-прежнему не показывался, однако на следующий день стало ясно, что местоположение англичан французы прекрасно знают: на дороге их ждали французские герольды в ярких налатниках и с белыми жезлами — знаками должности.
Хук, вежливо их поприветствовав, вновь послал за сэром Джоном, тот проводил всех троих герольдов к королю.
— И чего хотели эти придурки? — спросил Уилл из Дейла.
— Пригласить нас к завтраку, — ответил Хук. — Свиная грудинка, хлеб, жареная гусиная печенка, гороховый пудинг, доброе пиво.
— Да я хоть родную мать удавлю за миску бобов, — усмехнулся Уилл, — одних бобов!
— Бобы, хлеб и грудинка, — с тоской выдохнул Хук.
— Жареный бычий бок, — подхватил Уилл. — И чтобы сок капал…
— Сгодится и краюха хлеба, — ответил Хук.
Он подумал, что трое французов здесь наглядятся многого. Хотя герольды и считаются сторонними наблюдателями и незаинтересованными посланниками, они не замедлят рассказать французским командующим и о солдатах, которые то и дело кидаются на обочину, спешно сдергивая штаны, и об измученных конях, и о грязном, промокшем и притихшем войске, медленно плетущемся к северо-западу.
— Нас вызывают на бой, — сказал отец Кристофер Хуку и его лучникам после отъезда герольдов. Священник, разумеется, знал о подробностях встречи. — Все было необычайно учтиво: обменивались галантными поклонами, говорили очаровательные комплименты, согласились, что погода на редкость неприятна, а потом гости объявили вызов.
— Как мило с их стороны, — буркнул Хук.
— Условности тоже важны, — с укором произнес священник. — В приличном обществе не танцуют с дамой, не спросив ее согласия. Вот теперь коннетабль Франции, герцог Бурбонский и герцог Орлеанский приглашают нас на танец.
— Кто они? — спросил Том Скарлет.
— Коннетабль — Шарль д'Альбре, и молись, Том, чтоб тебе не оказаться с ним в паре. Да и с герцогами тоже. Кстати, Хук, герцог Бурбонский твой давний знакомец.
— Мой знакомец?..
— Он командовал армией, взявшей Суассон.
— Боже! — вырвалось у Хука, он снова вспомнил истекающих кровью лучников с выколотыми глазами.
— И у каждого из герцогов войско больше, чем вся наша армия, — продолжил отец Кристофер.
— И что, король принял их приглашение? — спросил Хук.
— О, чрезвычайно охотно! Он обожает танцевать. Правда, Генрих отказался назначить место бала: сказал, что французы и так найдут нас без малейшего труда.
И теперь, поскольку французы легко найдут английскую армию и бой может завязаться в любую минуту, король приказал войску ехать в полном вооружении, в доспехах и налатниках. Впрочем, все загрязнилось и поржавело настолько, что вряд ли могло впечатлить или тем более испугать врага.
Французы по-прежнему не появлялись.
Прошел день святой Кордулы — британской девы, убитой язычниками, — и день святого Феликса, обезглавленного за отказ передать врагам священные книги. Армия находилась в походе уже две недели. Затем настал праздник архангела Рафаила. Отец Кристофер сказал, что он один из семи архангелов, предстоящих престолу Господню.
— А знаешь, что за день завтра? — спросил Хука священник в день святого Рафаила.
Хуку пришлось поразмыслить, но ответ все равно вышел неуверенным:
— Кажется, среда?
— Нет, — улыбнулся отец Кристофер, — завтра пятница.
— Стало быть, я знаю, что завтра пятница, — улыбнулся Хук. — Опять заставите есть рыбу, святой отец. Может, жирную форель? Или угря?
— Завтра, — мягко произнес священник, — праздник святых Криспина и Криспиниана.
— Господи! — Сердце Хука словно обдали ледяной водой — то ли страхом, то ли надеждой на то, что в такой день непременно произойдет что-то хорошее и важное.
— Подходящий день для молитв, — подсказал священник.
— Я помолюсь, святой отец, — пообещал Хук и принялся выполнять обещание в ту же минуту.
«Дай нам дожить до твоего дня и не встретить французов, — молился он святому Криспиниану, — и я буду знать, что мы уцелеем. Дай нам уйти, доведи до дома! Укрой нас от глаз французов, ослепи их, чтоб нас не увидели! — И Хук присовокупил сюда же молитву к святому Рафаилу, покровителю слепцов. — Доведи нас до дома невредимыми, — молился он и, на случай, если вернется в Англию, пообещал святому Криспиниану совершить паломничество в Суассон и пожертвовать в собор денег, чтоб хватило на алтарный покров, порезанный когда-то Джоном Уилкинсоном. — Только доведи нас до дома, — молился он, — доведи до дома невредимыми!»
