взглядом:
— Оказывается, представитель седого Урала у нас не так уж сед. Давно из ремесленного?
— Полтора года.
— Ого! — откликнулся грузин. — Совсем еще молодой рабочий класс.
Алеша рассказал, что он перешел на работу в один переверт.
— Постой, постой! — остановил его министр. — Расскажи товарищам поподробнее, как собирали опоку раньше, как теперь.
Алеша не торопясь рассказал, как собирали опоку старые формовщики, как собирает он ее теперь, какие у него получаются результаты. Затем рассказал о ножной педали и сифоне.
— Что это дало? — спросил министр.
— Сифон дал секунд десять, педаль — секунд пять на опоку.
— Не так уж плохо, товарищи, а? Продолжаешь работать?
— Продолжаем работать. Не плохое дело должно получиться с присадками на крупные модели.
— Поясни!
— Мой сменщик Саша Серов предлагает вместе с крупными отливками отливать мелочь, для чего присадить модели на основную плиту.
— Пробовали?
— Не успели.
— Попробуйте. Потом попрошу написать мне и товарищу Бурановой. Пойдет дело — продвинем на другие заводы… Что у нас Сибирь молчит? В Сибири нет ничего нового?
Поднялся с места сибиряк — здоровый, краснощекий парень. Он удивленно посмотрел на Алешу, который все еще переминался на трибуне, слоено собираясь что-то сказать министру.
— В чем дело, уралец?
— Товарищ министр! — Алеша одним духом высказал заранее заготовленную фразу. — Заводской коллектив просил меня поставить перед вами вопрос о строительстве стадиона и Дома техники. Желаем физкультурой заниматься и технику изучать. На заводе семьдесят процентов молодых рабочих…
— Видали вы его? — усмехнулся министр. — Мы с тобой еще встретимся, товарищ Звездин, и об этом особо поговорим.
После сибиряка выступил высокий формовщик минского завода. За ним вышел на трибуну ярославский очистник, хмурый дядя с длинными руками и фигурой грузчика. Он посмотрел в зал и негромко сказал:
— Говорить-то вот я не умею…
— А работать?
— Работать — другое дело. Уж лучше вы мне задавайте вопросы…
Когда были опрошены все литейщики, министр сказал:
— Теперь послушаем командный состав.
Начали выступать директора заводов, начальники литейных цехов, технологи. Точно большая книга раскрывалась перед Алешей — на каждом заводе, в каждом цехе находилось что-нибудь новое, везде литейщики задумывались над своим производством, старались сделать его легче и производительней.
Иногда рассказывали такое, что Алеша рот раскрывал от удивления. Черноволосый, которого Алеша вначале принял за министра, начал жаловаться, что на заводах министерства слабое распространение получило прецизионное литье. Алеша вслушивался в его речь, стараясь понять, что это за штука такая — прецизионное литье? Оказалось, что так называется особое точное литье, после которого отливки могут поступать прямо на шлифовку — ни обдирать на наждаках, ни обтачивать их уже не нужно.
Черноволосый разводил руками и горевал, почему литейщики не применяют такое литье. Оно дает исключительную экономию по механообрабатывающим цехам, устраняется целый ряд операций.
Пока Алеша размышлял над прецизионным литьем, еще одно незнакомое и звонкое слово донеслось до него: «кокиль». Один из работников министерства говорил, что на некоторых заводах, где имеются кокильные машины, они не работают. «Что за кокильные машины? — встрепенулся Алеша. — Эх, ведь прослушал!» Он и раньше слышал, что есть такой способ литья — в кокили, но в чем его суть, не пришлось разобраться. Теперь такой случай представился, а он прослушал…
Потом заговорили о литье под давлением. Алеша слушал внимательно: металл вгонялся в формы под большим давлением. Получалась особенно хорошая, плотная структура металла.
Последним выступал министр. Он говорил о том, что в министерстве нет ни одного предприятия, где бы не нашло свое отражение главное стремление наших дней — неуклонно повышая производительность труда, создать изобилие продукции.
— Уже многое сделано для осуществления этой задачи, еще больше надо сделать. Как показало совещание, все возможности для этого имеются. Разрешите мне так и доложить нашему правительству, — закончил свою речь министр.
Правительству? Да, правительство здесь, рядом, и оно будет знать, какие задачи поставили сегодня перед собой литейщики. Вместе с чувством гордости Алешу охватило нетерпеливое стремление — скорее добраться до своего станка, скорее взяться за работу, претворить в жизнь все, о чем говорилось здесь, в Москве.
Переполненный впечатлениями, Алеша вышел на улицу. Наступил вечер, но тысячи лампочек, прожекторов, освещали каждый закоулок. Было светло, как днем, только свет был не белый, а желтоватый и тени гуще и черней. Очень низко над крышами домов висело черное небо, переливаясь звездами.
Ночные улицы увлекли Алешу. Он до поздней ночи ходил по ним и в гостиницу пришел, когда Филипп Игнатьевич уже спал. Алеша включил свет и взглянул на лацкан аккуратно накинутого на спинку стула пиджака. Нет, звездочки еще не было, значит, он еще не получил своей награды…
Глава одиннадцатая
РАЗГОВОР С МИНИСТРОМ
Они лежали в постелях и рассказывали друг другу о том, что случилось с каждым за вчерашний день. Филипп Игнатьевич ходил в Верховный Совет и узнал, что вручение наград состоится сегодня, в час дня. Алеша рассказал о совещании у министра.
Неожиданно зазвонил телефон, и оба вздрогнули. Филипп Игнатьевич взял трубку — телефон стоял у изголовья его кровати — и спросил:
— Мы слушаем. Кого надо? — выслушав ответ, он шопотом сказал Алеше: — Тебя.
Звонили из министерства. Женский голос предлагал Алеше приехать к двенадцати часам — министр хотел поговорить с ним перед отъездом.
— Хорошо! — сказал Алеша. — Сейчас выезжаю…
Известие о том, что он будет разговаривать с министром, взволновало его. Не то, чтобы он боялся, нет: вчера Алеша хорошо присмотрелся к министру, и впечатление осталось самое хорошее — простой, веселый человек. Но одно дело встретиться с министром на совещании, а другое — разговаривать с глазу на глаз.
Услышав такую новость, Филипп Игнатьевич захлопотал. Он критически осмотрел алешин костюм и остался недоволен:
— Помятый, никакого виду нет. В таком к министру идти никак невозможно. Пойдем утюжок где-нибудь поищем. Рубашка чистая есть? И рубашку надо сменить. В парикмахерскую зайдем.
Они нашли комнату бытового обслуживания, отдали чистить и гладить костюмы, принарядились, постриглись и побрились. После тщательного осмотра Филипп Игнатьевич отпустил Алешу в министерство, а сам направился в Верховный Совет, хотя и была еще только половина двенадцатого.
В приемной министра за небольшим столом, сплошь уставленным телефонами, сидела пожилая женщина в строгом черном платье. Она разговаривала по телефону, прижав трубку плечом к уху и одновременно что-то записывая в блокнот. В углу, склонившись над машинкой, работала молодая девушка.
Наконец женщина закончила телефонный разговор и направилась к Алеше.
— Звездин? Добро пожаловать, товарищ Звездин! Какой вы еще молодой. Первый раз в Москве? Как вас устроили?
Выслушав алешин ответ, сказала:
— Сейчас доложу о вас Георгию Семеновичу.
Она направилась к высокой резной двери.
Вскоре дверь приоткрылась, и Наталья
