стоять, а потом — штурмовать. Дороги-то у нас на Урале не чета вашим, — сказал Алеша, вспомнив виденные им из окна вагона автомобильные магистрали вокруг Москвы.
Пашков шумно вздохнул:
— Это верно, какая там работа без кузницы. Стройте, чего же вы?
— Прессовый цех небольшой оборудовали, а кузнечного нету. Большое дело! — ответил Алеша и подумал: может быть, ему следует просить у министра не стадион и Дом техники, а кузнечный цех? Жаль, что нет Николая Матвеевича и парторга, — не с кем посоветоваться. Разве поговорить с горьковчанином? Мужик рассудительный, хозяйственный…
Но поговорить не пришлось…
— Говорил я, что приедет, вот и приехал. Грузия приехала! — объявил Мясников и показал на шедшего по коридору особенной, легкой походкой человека. — Грузия, швартуйся к нам!
Грузин подошел к литейщикам и чеканно поздоровался:
— Здравствуйте, товарищи! — Большим и указательным пальцем он поправил коротенькие усики, осмотрел всех черными глазами и остановил их на Алеше: — Всех знаю, а тебя — нет! Откуда будешь?
— Урал.
— Э-э-э! Холодный Урал, вот откуда! Снегу полно?
— Чего-чего, а снегу у нас хватает.
— И теперь есть?
— Куда ему деваться? Иной раз и в мае снег видим.
— Широка страна моя родная! У нас персики цветут, а там снег. Вот страна, а? — повторил грузин, удивленно и радостно осмотрел всех и громко рассмеялся.
— Будет вам, развеселились! — сказал Мясников и взглянул на часы: — Что значит — министерство! С минуты на минуту начинают. Вон начальство уже появилось.
В конце коридора показалась группа людей, и литейщики, побросав окурки, поспешно вошли в зал.
«Который из них министр?» — думал Алеша, всматриваясь в вошедших вслед за литейщиками людей.
Впереди всех шел высокий черноволосый человек с пышной шевелюрой. Шел он прямо, не глядя по сторонам, широкими, размашистыми шагами. «Неужели он?» — усумнился Алеша и решил, что министр совсем не такой, каким он себе его представлял.
Черноволосый, однако, не дошел до кресла министра, стоявшего за головным столом, а уселся сбоку, вытащил из портфеля папку и начал быстро перелистывать бумаги. «Значит, не министр…» успокоился Алеша, — ему не понравился черноволосый.
Вслед за черноволосым шли двое. Один из них был маленький толстый человек, добродушный на вид. Он шагал торопливо и что-то говорил другому, все время посматривая на головной стол, как бы соображая, успеет ли он досказать, пока они дойдут до места.
Тот, другой, был человеком среднего роста, плотно и крепко сложенным, бритоголовым, с каким-то очень спокойным и серьезным лицом. «Вот если бы он был министром — хорошо бы было!» — почему-то подумал Алеша и был почти рад, что человек этот и в самом деле оказался министром. Он подошел к креслу головного стола и спокойно стоял, дослушивая рассказ толстяка.
— Хорошо, я понял. Вы напомните мне потом, — сказал министр, внимательно осматривая присутствующих.
Вошли еще несколько человек, разместились за столами, и в зале стало тихо. Министр внимательно осматривал присутствующих. Потом взглянул на часы, на лежавшую перед ним бумагу и негромко сказал:
— Кажется, опоздавших нет? Начнем совещание, товарищи! — Он помолчал. — В ближайшие годы заводы нашего министерства должны значительно увеличить выпуск продукции. Таково требование нашего народа, правительства, Центрального Комитета нашей партии. Прежде чем приступить к решению этой задачи, нам надо посмотреть работу наших тылов и, в первую очередь, заготовительных цехов, вскрыть резервы. Они решат успех дела. Сегодня мы обсудим работу литейных цехов — главных поставщиков заготовок на наших заводах. Какие они у нас имеют резервы? — И он, чуть улыбаясь, вопросительно посмотрел в сторону сидевших кучкой литейщиков.
Рабочие переглянулись: вопрос понятен, но кому же говорить первым? Все они, слегка взволнованные, вертели в руках бумажки, на которых были записаны их речи.
Министр сел и спросил:
— Что скажет на этот счет рабочий класс? Кому слово?
Первым выступил Мясников. Он рассказал о том, как литейщики московского завода, осуществляя принятые на себя социалистические обязательства, широким фронтом ведут работы по механизации производства, внедрению автоматики в плавильном, очистном, формовочном и стержневом производствах…
Алеша записывал в блокнот:
«Полностью механизировали выбивку блоков. Толкатель поставили. Он сбрасывает опоку с конвейера на склизы. Опока самоходом скатывается на решетку. Пневматическую решетку заменили механической…»
Блок — одна из самых крупных отливок и выворачивать его из опоки нелегко, когда приспособлений всего — крюк да ломок. Механический толкатель значительно облегчал работу выбивщика — ясно!
Он не пропускал никаких мелочей, особенно если они касались личной работы Мясникова. Тот рассказал, что сейчас старается облегчить пробивку литника. Чтобы сделать в форме литник, приходилось пробивать специальной трубкой вручную слой утрамбованного песка толщиной сантиметров в десять — операция трудная, она к тому же отнимала много времени.
«Да, да! — одобрительно кивнул Алеша. — Над пробивкой литника стоило подумать…» Он по себе знал, какое это нелегкое дело. Как ему раньше не пришла в голову такая мысль?
Он слушал и удивлялся Мясникову: «Простой рабочий, а говорит с таким глубоким знанием дела, что инженеру под стать. Вот бы с кем поработать, поучиться!» Тогда Алеша наверняка выставил бы свою тысячу опок.
Наконец министр отпустил Мясникова. Пашков, откашливаясь, вышел на трибуну. Она оказалась ему до пояса, и он не положил на нее локти, как это сделал Мясников, а только осторожно оперся кончиками пальцев, словно боясь повредить и раздавить это сооружение, сразу ставшее таким хрупким в сравнении с его фигурой. Читая по бумажке, Пашков забубнил:
— Следуя примеру передовых предприятий, коллектив я руководство горьковского завода, в обеспечение высоких темпов производства, занимается осуществлением следующих задач…
Пашков остановился и тяжело вздохнул.
— А вы своими словами, товарищ Пашков, — посоветовал министр.
— Можно и своими, отчего же… — охотно согласился Пашков и отодвинул в сторону пачку листков. — Можно и своими. Мы, Георгий Семенович, навели такую механизацию на наждачной очистке, что любо-дорого глядеть! Знай, подкидывай себе отливки — станки все сами сделают. Девчата стали работать на таких операциях, какие мне под силу были… Мне с моим здоровьем теперь делать нечего. Неловко перед ними.
— Обгоняют?
— Пока еще нет, но случиться все может…
— Так что тебе с твоим здоровьем придется менять профессию?
— Выходит — так!..
Грузин начал свою речь быстро, поперхнулся и жестоко раскашлялся. Министр налил и подал ему стакан воды:
— Ты что, кацо? Не успел приехать и уже простыл?
— Чего будешь делать? Климат не грузинский, товарищ министр! — ответил тот, залпом выпил воду и отдал обратно стакан.
В зале все оживились, сдержанно засмеялись. Когда грузин закончил речь и ушел с трибуны, министр пробежал взглядом по залу:
— Урала мы еще не слышали. Есть такой?
— Есть! — звонко откликнулся Алеша. Он шел к трибуне чуть-чуть смущенно улыбаясь. Министр следил за ним
