— А что вы знаете о миссис Грей? — спросил он.
— То же, что и все. Хорошая женщина, но что-то разбило ей сердце, и она не первая, с кем это случилось. Я называю ее «хорошей» не в общепринятом смысле этого слова, когда женщине достаточно не покушаться на чужого мужа и заниматься собственной семьей, чтобы прослыть такой, и при этом не важно, что она тупая, ревнивая, лживая, расточительная, мелочная, сварливая, подозрительная и чертовски самовлюбленная. Миссис Грей была совершенно другим человеком. Знаешь, я сам с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня своим старым приятелем, и она ласково так поздоровалась: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а вы как?» И еще два раза: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз: «Боюсь, не пойдет ли снег». Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто успокаивающее и влекущее, как свет в окошке. Когда встречаешься с такой настоящей добротой, то грех говорить, что ее нет. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.
Джейсон был очень тронут этими словами. Его дружба с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось вступить в драку один на один с бультерьером, защищая одного из тогдашних котов, предыдущего Ахитофеля, который бы и сам справился с любой собакой, если бы камень, брошенный Вильямом Клоддом, не сломал ему лапу. Тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок, к сражению присоединились несколько соседских ребятишек, и вскоре во дворе коттеджа «Гейл» бушевал смерч, в который ворвался сам Бартон, держа в одной руке метлу, а в другой — кочергу. Все, кто мог, мгновенно улетучились, бросив бультерьера, из чьих челюстей Джейсон, не без ущерба для себя лично, и освободил несчастного кота. Благодарный хозяин пригласил его обработать полученные раны. И хотя молодого человека два раза укусили, он навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона, сказав, что сначала надо заняться ранами Ахитофеля. После этого случая он был желанным гостем в коттедже «Гейл», а его визиты одобрял сам преподобный Мартин.
Сейчас их разговор прерывали частые паузы, во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:
— Ты, наверно, уже слышал, ко мне заходил старший констебль. Здесь, в деревне, все всё знают.
Джейсон буркнул что-то невразумительное и спросил:
— Интересно, где вы это раскопали?
— Что там такое? А, «Журнал чудес». Раскопал на прилавке, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне. Содержит замечательные примеры легковерности, свойственной началу девятнадцатого века, включая случай таинственного самовозгорания.
Джейсон расхохотался:
— Не думаю, что легковерность прошла вместе с девятнадцатым веком. Если есть по-настоящему чудесный случай, то здесь обязательно найдется человек, который в него поверит, просто чтобы развеять скуку.
После некоторой паузы Бартон сказал со значением:
— Не назвал бы Тиллинг-Грин скучным местом, если говорить о последних десяти днях.
— Это точно.
— Знаешь, а я ведь ничего не знал, пока не пришел этот человек, мистер Марч.
— Что вы имеете в виду?
— Очень просто, я днем не выхожу без особой на то причины. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что через прилавок в лавке, поэтому мне ничего не было известно о скандальных происшествиях, которыми последнее время живет деревня. Например, мне и в голову не приходило, что полиция почти уверена в том, что Конни Брук убили, да и Роджера Рептона тоже. А когда узнал, то удивился, почему они не возбуждают дело по убийству и Дорис Пелл вместе с остальными двумя. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить кучей под моей дверью.
Джейсон через плечо посмотрел на хозяина:
— Сами придумали или Марч?
— Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Констебль хотел все узнать о моем визите, — пояснил Бартон.
Джейсон положил «Журнал чудес» на полку и вернулся к столу, заметно помрачнев.
— Последней его видела жена… нет, Метти Эклс, когда принесла чай.
— К счастью для меня, но ведь у меня была возможность добавить цианистый калий в виски.
— А зачем вам это?
— Наверно, обычное желание убить своего лучшего друга.
— Но не может же Марч поверить в такую глупость…
Бартон выпустил солидный клуб дыма.
— Может быть, не может, или все же… Мне кажется, он еще не решил окончательно. А в таком случае, как ты думаешь, что произойдет, если я сообщу ему нечто, бросающее подозрение на другого человека?
Джейсон в сердцах махнул рукой:
— Вы имеете в виду Сциллу? Знаете, на нее в этом деле уже брошено достаточно. Полковник ведь собирался развестись с ней… или вы об этом тоже не знаете?
— Знаю, Роджер сам мне сказал, — заметил хозяин, — он свалял дурака, женившись на этой женщине. Мне надо было его предупредить, но, понимаешь, по таким вопросам советов обычна не спрашивают. От этой отравы, да и от любой другой, вы должны уметь избавляться самостоятельно. Но иногда яд первым убивает или вас, или желание жить.
— Вам что-то известно? — быстро отреагировал Джейсон.
Бартон затянулся:
— Совсем немного, чуть-чуть.
— И что это?
— Никакого отношения к Роджеру.
— Но тогда к кому? Или к чему?
— Может быть, вообще ни к кому не имеет отношения.
— Так вы собираетесь мне рассказать или нет?
— Еще не решил… пока раздумываю. Давай сначала ты расскажешь мне все, что знаешь, с самого начала — письма, Дорис, эта бледная девушка, Конни. Мне всегда казалось, что она не от мира сего, так нет, впуталась в убийство! И почему?
— Полагаю, не по своей воле. Джеймс кивнул:
— Да, просто шаг в темноту и пустоту. Ладно, продолжай. Расскажи обо всем, как ты понимаешь.
— Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно из анонимных писем, грязная это штука, а миссис Нидхем постоянно держала меня в курсе того, что здесь болтают. Значит, так… — И он рассказал всю историю, как сам ее слышал, только немного подправив, чтобы сделать сюжет понятнее. И снова на первый план вышли анонимки. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает автора, — и умерла. Роджер Рептон сказал то же самое — и умер.
Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая тишина.
Наконец ее прервал мистер Бартон:
— Скажи, эта девушка, Конни, шла в среду ночью через деревню с мисс Эклс?
— Да.
— Женщины попрощались у коттеджа «Холли», и дальше, к дому, девушка пошла одна?
— Так утверждает мисс Эклс.
— А никаких доказательств ее словам нет?
— Нет.
— Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и проследить, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток, чтобы Конни уже не проснулась.
Джейсон кивнул:
— Вполне могло быть и так.
— И именно мисс Эклс отнесла Роджеру чай и была самой последней, кто видел его живого, и, соответственно, первой, кто нашел его мертвое тело. И тут она кричит и обвиняет его жену. Похоже, можно завести дело против мисс Эклс, правда?
— Почти, — ответил Джейсон. — Улики делятся между ней и Сциллой. В деле Конни перевешивает Метти, а в деле Роджера — Сцилла. Потому-то, полагаю, еще никого не арестовали. Если следовать логике, все завязано на анонимных письмах — и Дорис, и Конни, и Роджер. В деле полковника его жена является просто подарком для полиции, если бы сюда не вклинивалось дело Конни. Каким образом Сцилла могла ухитриться растворить таблетки от бессонницы в какао? Никаких возможностей у нее для этого не было. Кажется, никто больше тоже не имел к ним отношения, чего нельзя сказать про Метти, которая знала о снотворном, даже предостерегала Конни не пить больше одной таблетки, если ей верить, и вполне могла проводить девушку до самого дома и приправить соответствующим образом ее напиток. Правда, существует еще одна теория — какао могли отравить, пока Конни была в гостях, а тогда отрава не имеет отношения к таблеткам мисс Мегги. Тут могло иметь место совпадение, но, скорее всего, человек, пишущий анонимки, слышал разговоры, что девушка плохо спит, и это могло навести его на мысль, как лучше заставить ее замолчать.
— Ты хочешь сказать, что счет пятьдесят на пятьдесят между мисс Эклс и миссис Рептон? — задумчиво спросил Бартон.
— Не знаю, наверное. Хочу только заметить, что совершенно не представляю, как Сцилла могла отравить то какао, ведь она все время была в поместье, на людях, с четверти восьмого и до конца приема. Ей бы не удалось за это время пробежать через деревню и обратно, а если предположить, что она сделала это до приема, то ведь тогда Конни была дома и еще не сварила себе этот напиток. Не думаю, что Сцилла просто влетела через одни двери, когда мисс Конни и мисс Эклс входили через другие: у нее бы времени не хватило одеться и накраситься перед гостями, а я вас уверяю, она и то и другое делает со вкусом и чрезвычайно аккуратно.
