Час перед рассветом.
* * *
Петька смотрел на друзей чуть насмешливо.
Идти под стену предстояло именно ему, он вытащил короткую соломинку. Федька и Сенька оставались в безопасности, а вот он — пойдет. И с ним небольшие просмоленные бочонки общим числом шесть штук.
Одного боялся их динамит — воды и сырости, а потому требовалось его неусыпно охранять и беречь. От дождя, росы, влаги…
Вот мальчишки и трудились всю дорогу. И сейчас, проверив взрывчатку, Петька был уверен — рванет так, что у чертей потолок обвалится. Сегодня, перед рассветом…
Оставалось осторожно подхватить детонатор, сделанный в той же царевичевой школе, заправить его внутрь бочонка, а там… один рванет — второй подхватит. Тут главное — правильно заложить и самому удрать успеть…
Воин Афанасьевич смотрел на мальчишек…
— Петь, может, лучше ты кому объяснишь?
— Никак нельзя, дядька Воин, — уже в третий раз ответил мальчишка. — Ежели кто что не так сделает, нам потом на вторую попытку пороха точно не хватит, а долго здесь сидеть мы себе позволить никак не можем…
Не могли, то и верно.
— Царевич мне голову за вас снимет…
Петька чуть потупился.
— Дядька Воин, он ведь все поймет. Государь знает…
— Мальчишки, — проворчал в очередной раз мужчина. И подумал, что коли б не Алексей Алексеевич — не было б его здесь. Кто б ему еще поверил? А он доверился. И вот теперь царевич верит этим мальчишкам. А его дело — помочь. И в свою очередь, поверить в их дело…
— Бред это, — буркнул Григорий Григорьевич, появляясь из темноты. И все же, хоть бред, хоть не бред, а пушки были нацелены, пушкари готовы, люди построены…
— Ну, коли ничего не получится, продолжим, как и планировали. Чего уж страшного? А вдруг выйдет?
— А вдруг не выйдет…
Воин пожал плечами.
— Уж коли царевич им верит?
— Ладно…
Григорий Ромодановский, честно говоря, во всю эту затею с каким-то новым порохом не верил ни разу. Ну о чем тут речь? Не бывает такого, чтобы порох стену снес! Да еще такую!
Не бывает!
А, ладно! Что они теряют, ежели раз попробуют?
— Кто пойдет?
— Вот.
Петька смотрел чуть смущенно. За его спиной стояли еще два десятка человек. Все как на подбор — здоровые, сильные, ловкие, мальчишка на их фоне просто терялся.
— Мальца-то зачем?
— Ты не волнуйся за него, Григорий. Он-то как раз главным и будет.
Ромодановский зло фыркнул и ушел в темноту.
Воин Афанасьевич вздохнул, а потом крепко обнял мальчишку за плечи, перекрестил…
— Ну, с богом, конек троянский.
Турки даже ничего и не услышали толком.
С одной стороны, после дневного штурма, они подвоха и не ожидали. С другой же…
Люди были одеты в темное, старались не шуметь, а дорожка была заранее примечена. Пробежаться по ней — милое дело, даже с грузом на плечах. Ну так и груз не то чтобы сильно тяжелый.
Все они знали, куда идут, зачем идут, отлично понимали, что могут не вернуться… знать, такова судьба солдатская.
У Петьки сердце колотилось где-то глубоко в горле, и он часто сглатывал.
Только бы получилось! Только бы…
Не думал мальчишка, что может стать героем — или лечь этой ночью под стенами Азова, ни секунды не думал. Другие были у него мысли.
И о царевиче, который в них верит.
И о чудодейственном снадобье, кое испытывали они на полигоне и хорошо знали его силу.
И о православных людях, которые полягут под этими стенами, коли он свой долг выполнить не сумеет. Сейчас он почти ненавидел эту крепость!
Запал Петька никому не доверил. У сердца держал, запалов у них три штуки и было-то, случись что — новых взять неоткуда…
По фашинам ему тоже пробежать не доверили, дядька Василий подхватил мальчишку на руки и перенес через ров. Взбежать на вал тоже несложно было — груз не тяжел, а турки их даже не услышали. Не ждали они подвоха. Ну не подрывают так стены! Не подрывают!
Наглость мальчишек была просто потрясающей.
Стены двойные?
Отлично! Значит, из наружной надобно хоть пару камней у основания выбить, это пушкари сделать могут. У самой земли, у основания.
Несложно?
А чего сложного, коли десятком пушек в одно место бить? Поневоле несколько камней да выбьешь! Так оно и вышло — четыре камня выбили, земля высыпалась, хоть и немного, ну да четыре человека с лопатами быстро нишу расширили. Немного, да много и не надо, только чтобы бочоночки поместились. Конечно, завтра турки эту стену с другой стороны укреплять примутся, да только поздно уже. В темноте к тем пушкам другие перетащили, направили на нужный участок, как только взрыв грянет — пушки по тому же участку садить начнут…
Коли правильно все сделано будет — насыпь образуется, а уж по ней в Азов попасть — можно.
Людей жалко, тем на сон да еду не больше пяти часов отвелось… с другой стороны, они перед этим переходом специально отоспались, отдохнули, остановились в нескольких часах пути от Азова, чтобы люди в себя пришли, а уж потом и…
Так что сейчас шансы были.
Бочонки старательно укладывали в основание стены. Не так уж глуп был царевич: когда на полигоне динамит испытывали — попросил построить пусть не копию стены, но вот именно так — камни, земля, камни… на ней и испытали.
Затем и камней со стены ждали — заложить снаружи, пусть вся сила внутрь пойдет…
А что?
Не самим же тащить? А тут как хорошо, все уже валяется, камни хоть и не настолько крупные, как хотелось бы, но пара человек поднимет…
Петька руководил в основном жестами. Понимали ли его?
Вполне. Он с Воином Афанасьевичем пару раз по дороге переговорил — и солдаты потренировались несколько раз на привале. Именно эти. На бочонках с водой для пущей достоверности.
Не ронять, уложить, как надобно; пока одни укладывают, остальные подтаскивают примеченные днем камни — и закладывают мину.
Лопаты были опять схвачены — и камни принялись присыпать землей, чутко прислушиваясь к шумам на стене.
Но там было относительно тихо. Кто-то ходил дозором, но Петька следил строго и когда факельные огни направлялись к их участку стены, давал команду прижаться к земле и замереть.
Выручали темные одежды, в которых люди словно сливались с землей — и предрассветный час, в который внимание рассеяно. К тому же… ну кому придет в голову, что ночью, сразу же после неудавшегося штурма — и кто-то решит подрывать стену?
Чушь полнейшая, как говорил царевич.
Но пусть только сработает!
У верхнего бочонка оставили место для запала. Но это — в последнюю очередь.
Запал был самым простым. Красный фосфор[10], бертолетова соль, хоть она так и не называлась, она пока еще никак не называлась и получалась пока в минимальных дозах, серная кислота — и пара минут. После чего следовал взрыв — и пошла цепная реакция.
Петька твердо знал — надо отсчитать до ста двадцати и падать. Открыть рот, заткнуть уши, закрыть голову чем-нибудь. Лучше, конечно, окопаться, потому как потом взрыв будет такой, что…
Солдаты, которые несли бочонки, уложили их, заложили камнями и уже дали деру из-под Азова. Темная масса нависала над мальчишкой, словно стараясь подавить его, насмехаясь, утверждая его ничтожество.
Петька, недолго думая, показал ей похабный жест и принялся устанавливать взрыватель… стоишь?
Так ляжешь, гада!
И не такие крепости видали, а и те брали!
Наверху, на стене, было тихо. И то сказать — никто ведь и не шумел. Двадцать человек — не пятьсот, даже не пятьдесят. Промчались — и нет их в ночи. Хрупнуло под сильными пальцами тонкое стекло, выступила капелька крови — оцарапался-таки, через край рубахи ломать надо было… Петька на пару секунд замешкался, слизнул с пальца выступившую капельку и только тогда рванул прочь.
Вслед за ним затопал дядька Василий.
Кажется, на стене что-то заметили, но это уже не имело никакого значения.
Десять — кислота потекла, скоро она достигнет смеси и пойдет реакция. Через сто десять секунд, а то и раньше тут начнется ад.
Двадцать секунд — Петька мухой слетает с вала.
Сорок секунд — на стене забегали, что-то делают. Заметили?
Вряд ли они что-то поймут, просто решили проверить. Нашумел кто-то…
Шестьдесят секунд — Петька мчится по фашинам что есть сил. Ноги вязнут, он оскальзывается, его подхватывает крепкая рука дядьки Василия — и почти выносит из вороха прутьев.
Восемьдесят секунд — ров прошли.
Сто секунд — они близко, еще так близко к стене, но…
Петька отлично помнит, что ему говорили.
Десять-двадцать секунд туда-сюда — это вполне нормально. Лучше упасть хоть куда, потому что взрыв — не игрушка.
И Петька падает за груду земли, понимая, что это лучше, чем ничего. Рядом с ним стоит дядька Василий, не понимая, в чем дело — и мальчишка подбивает его под колени, уворачиваясь от тяжелого тела и физически ощущая, как утекают последние секунды.
