но целенаправленно потянулся в его сторону, Дима спохватился, что недостаточно элегантно выглядит в рванье и не имеет гастрольного антуража для встречи с поклонниками своего таланта. Поэтому, бросив голосить, кинулся на нижний этаж пещеры, срочно избавляться от нищебродного одеяния и мазаться светящейся грязью, переходя таким образом, в законные посланники потустороннего мира.
И вот гастролёр во всей красе, абсолютно голый, но светящийся с головы до ног, отдышавшись после крутого подъёма по ступенькам, раскинув руки в стороны, как бы обнимая всех и сразу, грациозно выплыл на край площадки, по-барски небрежно приветствуя собравшийся у подножья народ короткими кивками.
Тройка особо ретивых при этом, уже карабкающихся по деревянным ступеням наверх, узрев неопалимое явление Димы народу, скоропостижно ретировалась, чуть ли, не скатившись обратно кубарем и быстро слившись с единой массой, застывшей в оцепенении.
Как всё же хорошо учиться у адской сущности, подумал Дима, не захочешь запомнить, да фиг забудешь один раз тебе сказанное. Он опустил руки, хищным взором осмотрел собравшихся и, вновь вскинув их к небу, заорал врезавшееся в память, но до сих пор непонятно как переводящееся на русский язык слово из местного лексикона:
— Хакрапуя!
Народ, как и положено субъекту стадного инстинкта, воспринял требование божественного посланника правильно. В их рядах моментально возникло броуновское движение, сопровождаемое, как показалось Диме, гулом одобрительных возгласов. Несколько огоньков метнулись обратно в город. Изображающий аватара богини попаданец предположил, что беглецы кинулись готовить проведение ритуала. То есть сейчас ему, наконец, принесут пожрать. И он, торжествуя о правильности принятого решения, во всю глотку завопил, по-своему переводя на русский язык слово «Хакрапуя»:
— Ба! Бу! Бы!
Но, понимая, что на этом первая часть Марлезонского балета закончена и больше здесь делать нечего, светящийся голожопый юноша величаво, на сколько это было возможно, убыл в ту нору, из которой вылез, выдав карт-бланш адептам Перво-Матери по накрытию для него стола и пристраивания в услужение к этому столу голой, изрядно потасканной официантки.
Как бы это не выглядело неправдоподобно и постановочно, но Дима оказался прав в своих предположениях, даже в мельчайших деталях. Некоторое время спустя на площадке перед деревом действительно замельтешили тени. Кто-то что-то таскал. Кто-то что-то из того, что притаскивали, выкладывал. Две тени, похожие на женщин, судя по контурам одеяния, бегали с корзинами в виде небольших рюкзаков за плечами и что-то лёгкое горстями раскидывали по всей площадке, особенно тщательно осыпая территорию вокруг дерева. Это были увесистые лепестки от больших цветов или, возможно, бутоны целиком.
Наконец под руки приволокли в сиську пьяную официантку. Почему Дима решил, что она пьяная? Да потому, что голая тётка на ногах еле стояла, то и дело запинаясь о свои же конечности и с завидной регулярностью порываясь упасть.
Два здоровенных мужика даже не привели, а буквально принесли её под руки, усадив на заранее подготовленной место. Тут же сами, свернув неадекватную аборигенку в позу лотоса и с поклоном явного облегчения вручив замершей тётке какую-то блеснувшую длинную и тонкую вещицу, скоропалительно удалились.
— Хоть бы это был нож! — сдавленным шёпотом взмолился попаданец, подглядывающий за происходящим в щель прикрытой двери. Он тут же растерял едва зародившуюся силу воли, видимо, отдав всю злость песне, и в этот момент уже даже не думал о возможном экзамене, вновь вернувшись к первоначальной идее, с маниакальным рвением принимаясь искать путь к самоликвидации с последующей встречей с Джей, которая, по его мнению, просто обязана всё растолковать как следует и объяснить как положено, прежде чем бросать на амбразуры женских прелестей с невыполнимыми задачами.
За целый день у Димы накопилось столько, как ему казалось, правильных побочных вопросов, что их суммарная масса буквально погребла под собой объявленное на экзамен требование Суккубы. Странно, но он сейчас даже не намеривался проходить испытание, хотя все условия для этого были созданы. Пробуй, дерзай. Но вместо этого он во что бы то ни стало хотел убиться и переродиться.
Когда организаторы ритуала покинули площадку, оставив сидеть в скрюченной позе голую тётку, Дима, больше изображая вора, чем посланника небес. Крадучись, вылез из своего убежища и столь же скрытно двинулся к накрытому столу.
Только увидев перепуганные глаза тётки, юноша запоздало осознал, что прятаться в полной темноте светящемуся с ног до головы человеку — это, по крайней мере, попахивает идиотизмом. И как он только до такого додумался. Тем не менее, стыдно ему за своё идиотское поведение почему-то совсем не было. Ну, подумаешь, прокололся с маскировкой. С кем не бывает.
Молодой человек осмотрел стол, слабо подсвеченный собственным сиянием, моментально вспоминая, что голоден. Но увидев в руках сексуальной жертвы большой блестящий четырёхгранный нож или, скорее тонкий кинжал, тут же забыл и о еде, и обо всём на свете. Вот оно, то, что гарантировано может отправить бедолагу на перерождение. И он ему сейчас нужен больше, чем этой местной потаскухе.
Недолго думая и не расшаркиваясь в приветственных реверансах, Дима в прыжке тигра кинулся на ничего не понимающую тётку, надеясь отобрать у последней колюще-режущий артефакт, способный чудесным образом переправить его на тот свет и обратно как по колдовству.
На что аборигенка с перепуга сначала что было мочи резко завизжала в диапазоне чуть ли не ультразвука, а затем попыталась таким же рывком кинуться в сторону. Но со спутанными между собой ногами это у неё не очень получилось. Поэтому тётка только и смогла, что завалится набок. Но при этом зачем-то отшвырнула от себя ритуальный нож в направлении нападающего светящегося существа, видимо, пытаясь таким образом хоть как-то защититься от пришельца с того света. Или хотя бы притормозить.
Так как Дима следил лишь за ножом, ему было глубоко плевать на припадочную аборигенку, визжащую и куда-то катящуюся. Он с ходу среагировал на бросок, поймав клинок в воздухе, даже умудрившись при этом порезаться. Стоя на коленях, суетливо переложил в руках кинжал с крестообразными лезвиями, и чтобы было сподручней вонзить его себе в сердце. Брезгливо глянул на уже не катящуюся, а уползающую от него прочь сочную задницу неадекватной сексуальной жертвы и с блаженной улыбкой полного идиота проделал харакири. Хотя вроде бы метился в сердце. Но это уже не суть важно…
Каково же было его разочарование, когда при возрождении он понял, что всё это проделал зря! Ни Суккуба, ни асуры на своих местах не объявились. Он даже завыл от досады и смачно шлёпнул ладошкой о мокрый пол, при этом грязно ругаясь и чистой воды сквернословя.
Но неожиданное осознание того, что всё придётся делать
