бояться в своём поведении, а чего не очень.
Фильмы ужасов в качестве управляемого и регулируемого страха тоже не прокрутишь. Отсутствуют они в этом мире. Хотя идея использовать кинематограф в его реальной жизни показалась Диме вполне рабочей. Но он тут же себе признался, что никогда ни о чём подобном не слышал. Хотя, что он знает о киноманах этого профиля? Да ничего. Молодой человек в их обойму не входил, и друзья у него были такие же, не любители сердце останавливающих шедевров киноиндустрии.
Тогда горе-ученик попытался подойти к проблеме страха с другой стороны, то есть со стороны себя любимого. А чего вообще боится лично он? Что конкретно его может держать в страхе? Первое, что пришло на ум — зубные врачи. Это факт. Он их с детства боится. Вот только это здесь ни к селу, ни к городу. Хотя было бы прикольно. Ты с ней совокупляешься, а партнёрша в это время норовит тебе в рот бормашиной залезть и все зубы просверлить до оголённых нервов. Брр. Жуть.
Так ни с чем не определившись, ученик школы разврата и похоти решил в поисках вдохновения и сбора дополнительной информации для дальнейших размышлений прогуляться по городу. А что? Вдруг подвернётся какая оказия с кучей страха, которую можно будет пристроить по случаю в ночную смену. Встал, взбодрился, подтянул мокрые, тяжёлые и оттого постоянно спадающие штаны и пошёл исследовать чужой мир.
Он оказался так себе. Особо исследовать было нечего. Городская окраина, откуда Дима начал свой этнос-экскурс и где, в принципе, и закончил, представляла собой убожество. Дома из высушенных на солнце глиняных блоков, дворы с высокими травяными заборами, за которыми ничего не видно. Крыши, покрытые огромными тропическими листьями. Узкие и кривые проходы улочек с забитыми мусором сточными канавами. Грязь, вонь, духота и нещадно палящее солнце.
Где-то дальше, видимо в самом центре поселения, возвышалась внушительная цитадель, похоже, построенная уже из настоящего обожжённого кирпича. Но Диму в ту часть города не пустили свирепо выглядевшие стражники, выловившие попаданца ещё на подступах. Эти уроды сначала наорали на своём дебильным наречье, а затем и пнули под зад, прогоняя оборванца обратно в трущобы. Пришлось ретироваться.
День только перевалил за полдень, и весь город превратился в добротную пароварку. С русской баней сравнивать не стал. Отсутствовал берёзовый аромат дымка, а без этого обязательного ингредиента баня могла быть какой угодно, но только не русской. Так Диму в своё время дед по отцовской линии научил. Как-то раз сказал внуку, да как припечатал. Раз и навсегда, оставив в памяти несмываемый штамп.
В цивильную часть селения его не пустили, зато на окраине никто не тронул. Таких оборванцев, в виде играющей шантрапы, здесь было через одного, а то и каждый. Подростков встретилось на пути только две группки. Обе проводили чужака недобрыми долгими взглядами, но претензий выставить толи не успели, потому что Дима уходил от них быстрым шагом, толи не захотели выходить из облюбованной тени на раскалённую солнцем улицу.
Взрослое население практически отсутствовало. Первое и вполне логичное для этого объяснение Дима придумал сразу. Он почему-то посчитал, что в это время дня у них тут что-то типа сиесты, или как там этот полуденный отдых называется в южных странах?
Никаких страшилок, способных помочь в ночном ритуале, горемычный не обнаружил. Единственно, что его напугало во время экскурсии, так это стая макак, неожиданно выскочившая из-за угла, явно от кого-то удирая, и сама, перепугавшись от столкновения с быстро вышагивающим туристом, устроила визгливую истерику.
За что взаимно перепуганный путешественник во времени тоже на них наорал, на правах ещё недавно занимавшего пост вожака целого племени гомо-дебилов и вертевший эту выскочившую шушеру на вертеле, поедая шерстяное мясо на завтрак, обед и ужин.
Фактор неожиданности, как источник страха он, конечно, для себя отметил, оценив его вполне действенным. Вот только подобный испуг может оказать влияние накоротке и во времени не растягивается. Жалко, что заранее подобное не приготовить, теряется эффект неожиданности.
Поняв всю тщетность своих намерений что-либо найти для самозапугивания, и побродив по окраинам селения, не придумав ни одной хоть мало-мальски стоящей идеи, он двинулся в засранные местные джунгли.
Если в предыдущей локации, в обществе полуобезьян граница селения и леса представляла собой сортир, как химический и бактериологический фактор защиты от хищников, то местный заградительный барьер был самой обыкновенной помойкой.
Притом, эта свалка мусора являлась непролазной нисколько для лесных хищников, сколько для самих людей, лишая горожан возможности прохода в дикие заросли. Дима, по крайней мере, понял это сразу, лишь приблизившись к границе леса и не найдя прохода, так и двинулся вдоль, ни то ища лаз, ни то инспектируя выброшенное за ненужностью, будто стараясь в этом хламе обнаружить что-то для себя подходящее. Хотя, что конкретно искал, сам не понимал.
Прошёлся в одну сторону, но, поняв, что это экологическая катастрофа бесконечна на всём протяжении сопряжения города и леса, тяжело вздохнул, развернулся и потопал в свою пещеру. По крайней мере, там было прохладно, что давало возможность переждать дневной зной в благоприятных условиях. А то черноволосая башка уже явно начала перегреваться.
Практически подойдя к подъёму в скалах на площадку со статуей богини, он неожиданно увидел в сплошной мусорной лесополосе вполне окультуренный проход. Явно искусственно насыпанная из речного песка широкая дорожка уводила куда-то вглубь джунглей. Слева и справа от прохода кусты представляли собой новогодние ёлки, снизу доверху увешанные лоскутами разноцветной ткани.
Любопытство тут же толкнуло на подвиги. Пройдя по кустовому коридору метров пятнадцать, он вышел в ещё один город, только какой-то сказочно миниатюрный, при виде которого даже остолбенел от непонимания того, что это перед ним. Возникало ощущение, что здесь аборигены зачем-то соорудили пародию на свой город, только шиворот-навыворот. На входе дома из обожжённого кирпича, дальше виднелись из высушенного сырца, а ещё дальше какие-то халупы из палок в виде шатров или палаток. Только всё это было выстроено в масштабе один к десяти.
Пройдя вглубь по центральной улице, прямой, как по линейке, и с удивлением обозревая домики с его ростом и ниже, ещё не понимая, для чего их тут соорудили, он неожиданно встретил двух мужчин. Аборигены, о чём-то между собой переговариваясь на своём тарабарском языке, обкладывали ровно выкопанную прямоугольную яму размером с могилу, красным обожжённым кирпичом. Он вдруг понял, где находится.
Дима: — Да это же кладбище. А кирпичная кладка, похоже, разновидность гроба у них такая. А что? Нормальный гробик. Считай, вечный. Не то что наши
