прошлого раза, завопил:
— Ба! Бу! Бы!
И высоко, насколько смог, швырнул светящуюся пыль к звёздному небу. Светопреставление вышло на загляденье. Попаданец даже сам офигел. Флуоресцентный порошок не просто взметнулся бесформенным облаком зелёной подсветки, а буквально взорвался в воздухе, подобно пиротехническому салютному шару, только без шумового эффекта.
Дима тут же сообразил, кто помог со спецэффектом, но несмотря на это сам был заворожён красотой зрелища, открыв рот, как дитё малое плющась в улыбке восхищения. И при этом, пока свет, искрясь, медленно оседал плавными дождевыми струями, он неспешно пятился назад, постепенно скрываясь с глаз ещё больше обалдевшей публики, за фейерверком даже не заметившей его исчезновения.
С их стороны всё выглядело так, будто это посланник богини разлетелся в пыль, подсвечивая собой склон и в особенности ступени для восхождения, как бы указывая пастве истинный путь веры, по которому им надлежало следовать.
Уже сидя в проходе за деревянной дверью и поглядывая за происходящим, Дима по достоинству оценил и помощь Джей с фейерверком, и собственную смекалку с пылью, благодаря которой теперь мелькали не просто еле заметные тени, как в прошлый раз, а вполне различимые силуэты.
Пока накрывали стол, пока сорили вокруг цветами и волокли еле живую тётку, посланник, сидя на ступенях перед дверью, окончательно согревшись и успокоившись, принялся рассуждать.
Дима: — А куда я, в принципе, спешу? Для начала надо осмотреться, понять, как и что будет происходить. Попить, поесть, спокойно позаниматься сексом в своё удовольствие. Суккуба же не торопила. Сроки не устанавливала. Сегодня однозначно обойдёмся без кладбища.
Ему было стыдно признаться даже самому себе, что страх ночного посещения погоста оказался выше его желания вырваться из этих грёбаных подземелий. И все эти самоуговоры были не что иное, как элементарная трусость, недостойная божественного посланника, да и просто мужчины.
Но, убедив себя, что Перво-Матерь сама виновата, гинув куда-то в свою преисподнюю и бросив его, бедного, на произвол судьбы, законно полагая, что это обстоятельство однозначно освобождает от угрызения совести. А как мужчина? А как мужчине — ему тут не перед кем выпендриваться.
Вальяжно выйдя к накрытому пиршеству и усевшись напротив наряженной голой тётки, разом впавшей при виде светящегося аватара богини в предобморочный ступор, Дима, не говоря ни слова и не призывая приданную к столу официантку к исполнению своих трудовых обязанностей, самым наглым образом принялся грязными руками хватать различные кушанья и лакомиться самостоятельно.
Мясо было несъедобное, но не по той причине, о которой думал первоначально. Оно оказалось не склизкое и разваливающееся, как принято быть мясу в супе, а тупо недоваренное. То есть попросту полусырое. Хотя бульон по вкусу вышел на загляденье. И солёный в меру, и острый, и ароматный, с непонятным количеством приправ и специй. Какие-то были узнаваемы, какие-то нет, но было однозначно вкусно. По сути дела, одним бульоном и наелся. Вернее, напился.
С рыбой аборигены действительно перемудрили. Теперь Дима понимал, за что Суккуба хотела оторвать руки поварам. Они её, в отличие от мяса, наоборот, «переготовили». Каждая рыбка тянула кило на два — два с половиной, и если бы не шкурка, то просто бы расползлась по блюду, как густой майонез. Вот до какой консистенции они её довели. Да и вкуса рыбы там вообще не было — одна сплошная куркума.
А вот яички шелкопряда оказались не такими специфичными, как запугивала Джей. Очень даже ничего себе. И вкус вполне узнаваемый. Если не видеть, что ешь, например, как в его случае, в потёмках, то можно подумать на креветок или мясо крабов. На кусочки варёных раков, в конце концов. Поэтому Дима уже на третьей личинке вошёл во вкус и умял всё, что было приготовлено на двоих.
Тётка, к этому времени отошедшая от шока, сначала с испугом, затем с любопытством поглядывала на поедающее дары светящееся божество. А когда оно доканчивало её порцию шелкопрядных личинок, даже обиженно скривила губки, намереваясь разреветься от несправедливости сакрального бытия.
Только когда остался последний кокон, Дима обратил на неё внимание. Тётка уже не пялилась на собственный пучок лобковых волос, как давеча, а сверкая глазёнками, зыркала то на него, то на остатки угощения. Памятуя, что последнее и вор не берёт, Дима оставил зародыш шелкопряда в покое и небрежным жестом, наконец, милостиво соблаговолил напарнице присоединиться к трапезе.
Та быстренько засуетилась, расплетая связанные в узел конечности, и тут же, продемонстрировав дикарские манеры в буквальном смысле слова, кинулась пожирать то, что осталось, словно сорвалась с голодного края.
А вот местное пойло, гурман ароматизированных газированных энергетиков прошлой жизни даже пробовать не стал. Хватило только понюхать. Чуть не вырвало. Сунув нос в крынку, Дима, будто концентрированного перегара в жидком виде хапнул в лёгкие, аж закашлялся с тошнотным позывом. Тётка его реакции явно обрадовалась, правильно полагая, что ей больше достанется.
И действительно, эта пропойца уже в скором времени почти всю крынку приговорила, от чего резко повеселела. А чуть погодя её и вовсе развезло до состояния «нестояния». С разукрашенной до безобразия пьяной мордой, с руками по локти вымазанными едой, до омерзения одурманенная мерзко воняющим алкоголем, она и до этого не походила на красавицу, а теперь превратилась из нечистоплотной вокзальной цыганки в обгаженную привокзальную синявку.
Заниматься сексом с этой шевелящейся помойкой Дима побрезговал. Поэтому, подняв с земли уже давно оброненный ею ритуальный нож, попросту заколол себя, проделав это на удивление легко и буднично, словно только этим и занимался всю свою сознательную жизнь…
Лёжа на мокром тёплом камне после перерождения в полной темноте, попаданец крепко задумался.
Дима: — Не. С этим надо завязывать. А то я так совсем страх потеряю. А как говорила Суккуба: потерявшие страх — долго не живут. Или вообще не живут. И, кажется, зря я дал себе слабину. Ну, наелся, напился. Тётку споил. Зачем? После того, в каком виде я её лицезрел, у меня же на неё больше вообще не встанет! И как прикажешь теперь экзамен сдавать? Идиот.
Первую половину дня Дима скрупулёзно анализировал сложившуюся ситуацию с учётом всей имеющейся информации. Дело выходило дрянь. Получалось, что чем дальше он будет оттягивать выполнение задания, тем сложнее предвидится его реализация.
Сцена и действующие лица неизменны. С каждым разом он всё больше будет привыкать к обстановке и происходящему вокруг. Эмоции в этом случае не только притупятся, но и однозначно перейдут в разряд негативных.
Кроме того, он уже сорок раз пожалел, что напоил жрицу и наблюдал последствия. Ну как теперь это зрелище «развидеть»! И подобные отрицательные
