посетители, не заплатив.
Жёстко так сказал. Как приказал. Банщик только растерянно глянул на Злата, тот молча кивнул.
Старик, глядя на удаляющуюся спину, недобро молвил:
– Развесил уши.
Со стариковского двора голубятня была действительно хорошо видна. Построена она была прямо у забора и задней стеной смотрела во двор старика.
– Чего ты его так сурово? – усмехнулся Злат.
– Не люблю таких, – отрезал дед, – Вроде всё время болтает, а ничего толком не говорит. Зато слушает всегда в оба уха. Вынюхивает. Смолоду таких не люблю. Хоть и учили всегда, что у человека два глаза, чтобы видеть, два уха, чтобы слышать и один язык, чтобы говорить. Только у таких язык двойной. Как у змеи.
– Змея – символ мудрости.
– Тоже верно, – согласился старик. И добавил, без всякой связи, – Смотрю тоже уже седеешь.
Злат всмотрелся в лицо:
– Не припомню.
– Да ты меня и не запомнил поди. Зато я тебя хорошо. Помнишь Лапуха?
– Знаменитого разбойника?
– Про кого же я буду спрашивать помощника эмира? Не про торговца же сладостями. Хорошо помню, как ты один с троими тогда схватился. С одни кистенём. У меня и сейчас рука под непогоду болит с того времени.
Злат с удивлением вглядывался в старика:
– Тех троих, вроде давно в живых нет.
– Меня среди них и не было. Ушёл от стражников. В воду нырнул и плыл до самых камышей. Вы тогда здорово придумали. Всех разом на лодке брать, чтобы никто не ушёл.
Злат самодовольно усмехнулся:
– Так чего стоило Лапуха на эту лодку заманить. Да ещё стражников запрятать, чтобы никто ничего не заподозрил. Лапух ведь осторожный был, как матёрый лис. Я знал, что он будет дня два за этой лодкой следить. Вот и попрятал стражников за три.
Дед одобрительно покивал:
– Я ведь сам на этой лодке тогда побывал. Ничего не заподозрил. Хитёр был Лапух, а ты его перехитрил.
– Жадность. Тот, кто ищет еду, часто приходит туда, где съедят его самого.
– Почему его тело родственникам не выдали? Всех остальных отдали, похоронили честь по чести. Всякое тогда про это говорили.
– Потому что его живым взяли.
– Не может быть! – старик от возбуждения даже схватил наиба за рукав.
– Почему не может? – усмехнулся тот, – Лапух ведь опять всех хотел перехитрить. Как понял, что попал в засаду, сразу упал и мёртвым прикинулся. Думал потом под шумок за борт сигануть.
– Что с ним потом стало? – старик разволновался не на шутку.
– А ты не догадываешься? Продал всех, кого мог, чтобы шкуру свою спасти. Просто мы спешить не стали, подождали, пока всё успокоится. Брали всех потихонечку потом, когда уже не ждали. Кое кто ещё отпираться пробовал, так их с Лапухом глаза в глаза сводили. То-то они изумлялись. Для нас ведь был он на вес золота. Столько лет разбойников на караваны наводил. Тоже ведь, голубями пользовался. Мы тогда через его голубков многих из ущелий повыманивали и побили. Помнишь поди, как тогда они один за одним стали на караванной тропе в засаду попадать?
Старик кивнул.
– Потом надумал сбежать. Стражника подговорил, обещал вместе зарытую казну вырыть и бежать в горы. Только у меня специальный послух там был. Все разговоры между стражей и колодниками через потайное окошечко подслушивал. Так Лапух и здесь всех перехитрил. Стражника задушил прямо в тюрьме и в его одежду переоделся. Со двора успел выбраться. Так бы и ушёл, кабы не послух. Только пока послух из тайника вылез, пока тревогу поднял, Лапух уже за воротами был. Однако я уже знал, куда он путь держит. Снарядил погоню, а сам – к реке. Там у него должна была лодка приготовлена. Хоть я точно и не знал где, но, когда уже он поплыл, увидали.
– Догнали?
– Зачем? Нам он был уже не нужен, а грести наперегонки я не любитель. Стрела догнала. За борт упал, а тело и не искали. Хоть раки наелись.
Услышанное так поразило старика, что он побагровел, закачался и обессиленный опустился на скамью у стены дома. Злат забеспокоился:
– Сбегай Илгизар в дом, спроси воды. Если нет никого, глянь должна у входа в кувшине стоять. Эк ты, дед расходился. Уже столько лет прошло!
– Стой, юноша, не нужно, – остановил старик, – Просто не ожидал. Всякие ведь легенды ходили тогда про исчезновение Лапуха.
– Так и дальше будут ходить, – засмеялся Злат, – Красивая ведь сказка, про отважного разбойника, который сквозь землю проходил, сквозь стены видел. Так и не смогли его взять лютые вороги. Всех друзей его побили, а он улетел.
– Весёлый ты человек, – устало улыбнулся дед, – Люблю таких. Всевышний прислал тебя ко мне, чтобы я хоть перед смертью узнал правду. Это ведь для других сказка. Для меня тайна. Хоть разгадка оказалась совсем не той, что я ожидал.
– Правда, часто оказывается не такой прекрасной, как хотелось бы. Поверь человеку, который всю жизнь только и делает, что разгадывает тайны.
– Сейчас, поди, ты ищешь, кто придушил эту Шамсинур? Зачем это тебе? Пусть бы тамошние жители сами разобрались?
Злат немного поколебался, потом сказал:
– До Шамсинур мне дела нет. Она замешана в гнилую историю с убийством. Вернее, с двумя. Есть подозрение, что она и эта её подружка Минсур знают, куда девалась дочка Урук-Тимура, исчезнувшая в прошлую пятницу. Одной уже укоротили язык. Спешу повстречаться со второй.
– Ты открыл мою тайну, которая свербила душу много лет. Мне очень хочется помочь раскрыть твою. Эта Шамсинур приходила сюда в пятницу днём. Ей ещё долго не открывали. Не мудрено. Сама Минсур в ту ночь заявилась только под утро.
– Откуда знаешь?
– Я во дворе сплю. На холодке. А сон у стариков чуткий. После того, как меня разбудили, я уже так и не смог уснуть до самого утра. Так вот. Вечером эта Шамсинур приходила опять.
– Два раза за день? А живёт на другом конце города.
– Ещё. Я когда лай и стук услышал, посмотрел в щёлку. У ней в руках была сумка. В доме она пробыла всего ничего, даже воды, поди не попила. Вышла с пустыми руками. Могу сказать, что сумка маленькая совсем, но по виду тяжёлая.
– А на следующий день её убили. Перед смертью пытали. Самое главное, ничего не взяли. Спасибо, дед, ты мне очень помог. Скажи, а с кем среди ваших путались эти Минсур с Шамсинур?
Старик огорчённо покачал головой:
– Этого не знаю. Ты же сам знаешь, какой народ черкесы. Говорим на одном языке, а каждый сам по себе. В горах ведь как? Каждый за свой род держится. Иначе нельзя. Человек без рода – абрек, изгнанник. Таким даже здесь в чужой стране среди черкесов трудно. Такие и сбиваются под начало всяких Лапухов. Остальные, как и в горах, живут здесь родами. А это ведь не только родство и помощь, но ещё и вражда. Между многими родами веками кровная месть стоит. А крови этой за века столько пролилось, что уже иначе не смыть, как весь род вырезать. Здесь в Сарае тяжелей старые счёты сводить, потому как над всем ханская власть. В наши дела не лезет, но за убийства штрафует строго. Поэтому местные старосты стараются здешние роды мирить потихоньку, платить друг другу выкупы. Всё равно ведь уйдут деньги в ханскую казну, если что. Многие соглашаются. Тех, кто не соглашается, потихоньку стараются выживать. Лишние проблемы никому не нужны. Тем более, что сейчас полно народа, которому эти старые склоки, как кость поперёк горла. Полно абреков, полно тех, кто давно уехал и здесь осел. Дело своё имеет, лавку мастерскую. Дела уже давно ведут не с черкесами. Им эти черкесские заморочки крепко жизнь портят. Полно народа у персов на службе. Те ход дают тем, кто мусульманство принимает. В горах сейчас полно народа становится христианами, даже некоторые
