«Этот щенок и сам хотел тебя убить, разве не помнишь?»
— Пошёл… служить…
«Хорошо, можешь оставить его в живых. Ты думаешь, Незримая оценит это? Думаешь, боги смотрят на каждого в отдельности?»
Усилием воли я ударил в Одержимого, заставляя его отступить. В любое другое время я бы с удовольствием поболтал с ним об окружающем мироздании, потому как эта тварь наверняка знала больше, чем я. Но быть чьей-то пешкой… Не-е-ет, толчковые псы, у меня своя игра.
«А для них ты — не пешка?»
Я усмехнулся, чувствуя, как под моим давлением удаляется голос Одержимого.
Всё это время на меня глазели три пары глаз… Эвелина вытянула из-под балахона свой знак Чёрной Луны, словно отгораживаясь им от меня.
Только тут я заметил, как глубоко мои пальцы вошли в брус у стены. Хоть тот и был полусгнившим, но под трухлявой поверхностью чувствовалась ещё твёрдая сердцевина. И даже её я просто раздавил.
Я разжал ладонь, вытаскивая пальцы из древесной толщи, и конструкция жалобно хрустнула. Выглядело, будто кто-то сплющил брус, словно тисками. В нос ударил запах гари — следы от пальцев ещё тлели в темноте, выпуская сизый дымок.
Потолок над нами жалобно взвыл, и, кажется, надломанная балка чуть просела.
— Дочь моя, нашему спутнику очень тяжело, — Афанасий очертил круг между нами, и неожиданно мне стало полегче.
«Смотри, как знаешь. А только от них избавиться надо… Они — обуза для нас», — и Одержимый опять унёсся в глубины души, напоследок обдав меня обидой.
— Если бы не Вето, эта магия погубила бы тебя, сын мой, — покачал головой священник.
— Вот как раз об этом я бы и хотел… — начал было я.
Но тут неожиданно всё затряслось, за шиворот упали комья грязи. Мы упали на пол, поняв, что это конец…
Я вытаращился на балку, которую сам же и сломал. Потому что сверху деревянный брус начал разъезжаться в стороны, деформируясь под поехавшим вниз потолком.
Ну вот, доигрался, жжёный псарь!
Толчки длились всего пару секунд, а потом оттуда, откуда мы пришли, прилетела воздушная волна. Она ударила по нам пылью и щепками, оглушив надсадным воем, и всё закончилось.
— Твою мать, — я встал на коленки, отряхиваясь и покашливая.
Пыль забивала нос и рот, и пришлось закрыть лицо рукавом. Ничего не было видно.
— Что… Что это было? — жалобный голос Хромого раздался откуда-то из-за спины Эвелины.
Видимо, он пытался закрыть Избранницу, но из-за своих габаритов только и смог, что просто обнять её.
— Мне кажется, это дом развалился, из которого мы вышли, — сказал я, оглянувшись в пыльную темноту.
— Странно, — послышался голос Афанасия, которого не было видно из-за пыли, — Мы ведь молились…
Я посмотрел наверх. Потолок над нами опустился едва ли не на полметра, остановившись как раз в том месте, где мои пальцы размозжили поддерживающую балку.
— Наши братья все вышли? — забеспокоилась Эвелина.
Священник уверенно кивнул, указав пальцем вперёд. Я старательно туда посмотрел, но не увидел ничего, кроме пыли.
Афанасий продолжал:
— Вот там уже нет пируса. Все группы ушли в боковые проходы, оставив этот нам.
Тут, почувствовав неладное, я вскинулся и завыл, загремев затылком о ставший низким потолок. Сплёвывая кровь от прикушенного языка, я ухватил Эвелину и Хромого за рясы:
— Давайте, давайте, если не хотеть пса горелого!
— Убери ру… — начала было Эвелина, но тут по тоннелям раздался вой.
***
Началось…
Я чуял каждой клеточкой организма завихрения энергии. Где-то внизу жалкие останки Злого Вертуна в катакомбах расширялись из последних сил… И давление стихии огня стало нарастать, пробиваясь прямо сквозь камни и грунт.
Остальные ничего не ощущали, кроме тревоги, а я прекрасно видел алые потоки магии, проходящие сквозь тоннель. Они заплетались и распрямлялись, словно готовясь к грядущему.
Зато все слышали истошное рычание и вой «угольков», которые явно были уже в этих катакомбах. Уж не знаю, насколько хорошо чернолунники их изучили, но доверять я привык только самому себе.
— Быстрее, быстрее! — я шлёпнул Эвелину сзади, подгоняя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Руку убери, деверь безмозглый, — огрызнулась та, но времени на разборки у нас не было.
Неожиданно мы вломились в колючие заросли, запутавшись в ветвях и паутине. Остальные закряхтели рядом, охая и ахая, но никак не могли пробиться вперёд. Я зарычал, выхватив кинжал, и стал продираться через плотные кусты, впивающиеся в кожу огромными шипами.
Кто додумался посадить здесь шиповник, твою мать?! Заговорщики недоделаннные
— Чернолунники вы хреновы, хоть такую-то мелочь можно было предусмотреть?! — процедил я сквозь зубы.
— Мы подумали, что никто не полезет в колючие кусты, — где-то позади ворчал Афанасий.
Они вполне успешно пробирались по проходу, который я прорубал ценой своей подранной рясы.
Через миг кромешная темнота сменилась ярким красным светом. Споткнувшись о корневище, я вывалился на траву, перевернулся на спину… и уставился в небо, очерченное контурами деревьев.
Небо было багровым, словно насыщенным кровью, и в центре торчала чёрная Пробоина… Бесформенной кляксой она смотрела и словно насмехалась над нашими попытками сбежать от неизбежного.
Глава 18. Волочащийся
Секунда на осознание того, что мы выбрались. Ещё секунда — на то, чтобы догадаться о новых проблемах. И ещё секунда…
— Помолимся, дочь моя, — услышал я голос отца Афанасия и его кряхтение в поломанных ветках, — Мы выбрались, теперь надо просить Незримую довести нас до конца пути.
Я не верил своим ушам, поэтому, наглазевшись на кроваво-красное небо, перевернулся и вскочил на локти. Всё тело саднило от прорыва через кусты, и от моей рясы осталось просто посмешище.
А чернолунники и вправду уселись друг напротив друга в позу лотоса, и уставились куда-то вверх, приложив ладони ко лбу. Сами только-только выбрались, Афанасий вон пошатывается от такой нагрузки, а всё туда же…
— Идём под оком твоим, Незримая, и не убоимся полчищ…
Хромой сидел с ними рядом, с ревностным видом охраняя свою ненаглядную Эвелину, и с интересом прислушиваясь к словам Афанасия.
— Бежать надо, — процедил я сквозь зубы.
Афанасий поморщился, недовольный, что я встрял.
— Успеется, Предтеча. Без благословения Незримой ничего не получится, — священник только махнул ладонью, мол, не отвлекай.
Я прекрасно чувствовал магию огня. Все её проявления вокруг — красное небо над нами, намекающее, что Вертун растёт до невообразимых размеров. Ощущал пирусный кончик посоха Эвелины, жадно впитывающий энергию, которой вокруг было просто завались. И даже пирусный фонарик в кармане Афанасия, затухая, посылал мне свои потоки.
А ещё я чуял смерть, несущуяся к нам из пещеры, заросшей шиповником. Огненную, раскалённую от ярости смерть… Жжёный пёс пришёл!
— Ярость пса, — обречённо вырвалось у меня.
Лишь бы Луна не подвела, и берсерк снова оказался псом.
Ничего не произошло, и я ощутил, как паника подбирается, накатывая мурашками по спине. Какого хрена не запускается?!
«Нам кажется, ты так и не понял, что за штуку таскаешь в кармане…»
Машинально я вытащил символ Чёрной Луны и, чувствуя жжение в ладони, приложил кулак ко лбу. Вот как разобраться во всём, что происходит? Эта вещь стопорит превращение в «уголька», а значит, Незримая считает это злом?
Логика трещала по швам, но времени разбираться не было.
Ладно, потом!
— Ярость пса…
Чёрный кружок с золотой каймой летит в траву. А я вскакиваю на ноги, рвусь вперёд, и чувствую, как мои лапы когтями вгрызаются в почву…
Пещера, скрытая лохмотьями кустарника, резко озаряется изнутри, словно кто-то фонариком подсвечивает, и с оглушающим рычанием к нам вырывается «уголёк». Безглазая морда, испещрённая тёмными прожилками, с широко раскрытой пастью была готова сожрать любого на пути.
