— Дай ей руку!
Мубарак нерешительно протянул руку. Царевна, рассердившись, ударила его по руке, повернулась спиной и громко заплакала.
— Пусть плачет, — сказал султан. — Слезы женщин… Как там говорится у Мухаммада ибн-Закарийа Рази о слезах женщин?
Везирь значительно прищурился:
— У Мухаммада ибн-Закарийа Рази сказано: «Слезы женщин орошают порог счастья».
— Вот именно! — сказал султан.
Однако тут — этого не ждал никто — царевна устремилась к окну и выпрыгнула из него. Все оцепенели. Мубарак бросился к двери.
Царевна мчалась через сад к дворцовым воротам. За ней погнались стражники. Впереди всех бежал Мубарак.
— Держите ее!..
Стражник в воротах нерешительно преградил царевне дорогу. Она толкнула его, стражник упал. Царевна выскочила.
С разгону Мубарак зацепился ногой за лежащего стражника и свалился на него. И бегущие за ним стражники с воплями попадали на Мубарака один за другим.
Царевна мчалась вдоль дворцовой стены. И все в городе, кто ее видел, падали ниц. Царевна перепрыгивала через них.
Она завернула за угол. Доносились голоса и крики приближавшихся стражников. Увидев нишу в стене, царевна спряталась в ней. Она стояла, порывисто дыша.
Стена перед ней заросла травой. Маленькая ящерица смотрела на царевну блестящими глазами. Прижавшись к стене, царевна замерла.
Мимо, не заметив, промчались стражники, тяжело грохоча сапогами. Царевна хотела выскочить, сделала шаг и отшатнулась.
Теперь подбегал Мубарак. Царевна затаила дыхание. Мубарак увидел ее. Маленькие глазки его хищно засверкали, он расплылся в торжествующей улыбке, хотел схватить царевну за руку.
Тогда царевна Будур двумя пальчиками сорвала со стены ящерицу и сунула за шиворот Мубараку.
— Вот тебе! — сказала она.
Мубарак вытянул шею, как будто к чему-то прислушивался. Потом взвизгнул, подпрыгнул и, ерзая всей спиной и извиваясь, захохотал.
Царевна покатилась от смеха, Мубарак обеими руками пытался схватить у себя на спине ящерицу и, хохоча, кричал:
— Ха-ха-ха-ха!.. Царевна здесь!.. Сюда!.. Ха-ха-ха-ха!..
Стражники повернули назад. Царевна выскочила из ниши. Мубарак, приплясывая, хохотал. Стражники схватили царевну.
— Заприте ее… — прохрипел Мубарак.
Он был уже без сил от смеха.
* * *
Знаете ли вы, что такое диван? Не тот диван, на котором сидят. А диван, который сам сидит: государственный совет мудрейших при великом султане. Такой диван уже второй час заседал в тронном зале дворца. Все, свесив головы, думали.
— …И что же? — спросил султан. — Никто не даст нам должный совет?
— Есть способ, — сказал везирь Бу-Али Симджур.
— Говори!
— Раз царевна Будур попала в город и набралась там дурного — значит ее надо уговорить, что она не попадала в город!
— Как так?! — удивился султан.
Везирь пояснил:
— Царевну надлежит убедить, что это был только сон. А раз это был сон и с ней ничего не случилось, она опять станет послушна. И сердце великого султана возрадуется!
— А что скажет наш Наимудрейший? — спросил султан.
У Наимудрейшего на все был готов ответ:
— Не про сон сказать, что это сон, — это все равно, что про сон сказать, что это не сон.
И гордо обвел всех глазами. Султан попытался проникнуть в смысл этих слов. Потом сказал:
— Повелеваем! Царевна нигде не была, а ей все приснилось! Все поняли нас?! — грозно добавил он.
— Все… — сказали придворные, встали и поклонились.
По повелению султана Наимудрейший сейчас же приступил к делу. Это было в покоях царевны. Царевна Будур смотрела на него злыми глазами. А он убеждал ее, рассказывая:
— Один раз я видел сон, что учу крокодилов читать по-фарсидски… А еще один раз был сон, что я минарет, и у меня на голове кричат муэдзины… А еще был сон, что мои волосы ушли на базар покупать гребешок…
— Ну и что? — спросила царевна.
— А то, что ты видела того оборванца тоже во сне.
— Неправда! — сказала царевна. — Если бы это было во сне… Как мог Мубарак вцепиться в него?!
— Мубарак? — неестественно удивился Наимудрейший и крикнул: — Мубарак!
Вошел Мубарак, наверно, сидел тут же под дверью.
— Говорят, что ты вчера вцепился в какого-то оборванца?
— Кто? Я? — сказал Мубарак. — Когда? Я вчера нигде не был. Я был на охоте… И убил льва! — добавил он.
Царевна недоверчиво посмотрела на него и уже менее уверенно сказала:
— Как же так? Я помню. Я была в городе и видела козу.
Наимудрейший и Мубарак покатились со смеху.
— Не смейтесь! Я говорю правду! — сказала царевна сердясь. — Еще вот он привел меня во дворец!
И кивнула на толстого стражника, что стоял на карауле в дверях. Тот вытаращил глаза:
— Кто? Я! Я два дня лежал дома! И у меня болела челюсть… Пусть меня разорвет шайтан, если я вру!
Вошел султан и сказал нежно:
— Дочь наша… Будур!
Царевна бросилась к нему.
— Как хорошо, что ты пришел! Скажи: ведь это было? Правда? Ты же ругал меня за оборванца?
Султан сделал круглые глаза:
— О каком оборванце ты говоришь, дочь моя? Я тебя ругал за принцев, что их уже не осталось…
— Да нет же! — воскликнула царевна. — Я говорю об Аладдине!
— Об Аладдине?
— Да! — воскликнула, сияя, царевна. — Вспомнил?
Султан сдвинул брови и начал вспоминать:
— Аладдин, Аладдин… О каком Аладдине ты говоришь, дочь моя?
— Значит, я спала… и все это был сон… — печально сказала царевна.
И глаза ее погасли.
Мубарак покинул покои царевны.
Едва дверь за ним закрылась, он пустился на радостях в пляс, высоко подбрасывая ноги.
Приплясывая и фальшиво напевая, Мубарак открыл тяжелый замок султанской тюрьмы. Продолжая выделывать ногами причудливые письмена, он подошел к краю каменного колодца и крикнул в глубину:
— Эй ты!
Со дна колодца поднял голову Аладдин.
Высоко в квадрате света торчала крошечная голова Мубарака. Она злорадно сообщила:
— Завтра ты будешь уже без головы!
Аладдин усмехнулся:
— Еще какие вести?
— А еще — я женюсь на царевне Будур!
Аладдин своими широко расставленными глазами посмотрел на него, схватил сухой ком глины и с силой метнул вверх.
Ком глины попал прямо в рот Мубарака, который хотел еще что-то сказать, но не успел. Мубарак выплюнул глину и заскрежетал зубами.
* * *
Старая Зубейда в глубокой задумчивости сидела посреди своего разграбленного дворика.
Наверное, она сидела долго, очень долго и сидела бы еще, если бы коза не подошла к валявшейся во дворике лампе и не потянулась к ней мордой.
В ужасе Зубейда вскочила, оттолкнула козу. И ей в голову пришла спасительная мысль.
Нерешительно подойдя к лампе, она притронулась пальцем, заглянула в нее и робко спросила:
— Ты здесь?
Никто не ответил.
Зубейда постояла, потом сказала сама себе:
— Надо!
Но продолжала стоять, глядя на лампу как завороженная.
Наконец собралась с духом, села на корточки и положила лампу на колени.
Закрыв от страха глаза, она потерла лампу концом рукава. И услышала громовой голос:
— Слушаю и повинуюсь!
Зубейда заставила себя посмотреть на джина.
— У тебя есть совесть? — спросила она.
— Что? — не понял джин.
— Как тебе не стыдно! Зачем ты позволил схватить Аладдина?
— Надо было потереть лампу…
— А ты сам не мог догадаться?
— Не мое дело! — сказал джин.
— Не болтай! Неси Аладдина обратно!
— Я его не уносил… — проворчал джин.
— Что ты сказал?! — строго спросила Зубейда.
Но джин уже улетел. А Зубейда взяла метлу и брезгливо стала подметать место, где он стоял.
Она, конечно, не могла видеть ни то, как на султанской темнице сам собой упал замок, ни то, как опять же сами собой открылись там двери, ни то, как джин извлек Аладдина из каменного колодца и вновь тем же способом закрыл замок на дверях.
Просто она не кончила еще подметать двор, как перед нею словно из-под земли выросли Аладдин и джин.
Увидев сына, Зубейда, чтоб скрыть волнение, стала еще яростней подметать. Аладдин хотел обнять мать, но она отстранилась.
— Забирай свою лампу и джина! И чтобы я их больше не видела! — крикнула она.
Аладдин подмигнул джину; он исчез в лампе.
Тогда мать опять посмотрела на сына и громко заплакала. Он схватил ее в объятия. Отталкивая его, мать сказала:
— Чему ты радуешься! Тому, что у нас все утащили из дому?! И если придут гости, твоя мать должна будет им сказать «уходите»?
