Деревья роняют золотую и пурпурную листву, здесь осень уже вступила в права, словно у нее свой календарь, под ногами опавшие листья, но не шелестят, пока еще почти живые, влажные, полные сока, прогибаются мягко, словно заботливо уложенный в комнате ковер с длинным и густым мехом.
Впереди за деревьями мелькнуло голубым, я сразу же шагнул за дерево, прислушался, затем пошел, стараясь постоянно держать между собой и мелькнувшим клочком голубого, как догадываюсь – одежды, эти толстые стволы.
Между деревьями на берегу крохотного лесного озера, что и не озеро, а так, лужа, женская фигурка с распущенными волосами склонилась над телом, как вижу отсюда, крупного мужчины.
Он на спине, руки вытянуты вдоль туловища, голова повернута в сторону, лицо смертельно бледно, уже восковое. Когда женщина сдвинулась чуть, я увидел красные пятна по всей белой рубахе от плеч до живота.
Я приблизился достаточно неслышно, женщина вздрогнула и вскинула голову, едва на них упала моя тень. Мгновенно отразившийся страх моментально исчез, она снова опустила голову, плечи ее затряслись в рыданиях.
– Что случилось? – спросил я мягко.
Она ответила сквозь слезы:
– Он защищал меня… чтобы я могла убежать…
– А ты?
– Убежала, – ответила она рыдая. – Потом вернулась…
Я коснулся лба убитого, молодой и красивый парень в одежде благородного человека, рубашка из дорогого полотна, а на поясе пустые ножны от меча. В груди три колотые раны, из левого бока торчит обломанная стрела.
– Он, – начал я и замер, от пальцев пошел отчетливый поток жизненной силы, парень еще жив, хотя одной ногой уже шагнул в ладью Хирона. – Он… погоди… он просто тяжело ранен…
– Смертельно, – прошептала она в слезах. – От таких ран не выживают…
– Сами по себе нет, – согласился я, – но если правильно лечить и соблюдать диету…
Она посмотрела на меня непонимающе, прекрасное своей чистотой юности и непосредственности лицо выразило недоумение, потом надежду.
– Его можно вылечить?
– Можно, – сказал я, – хотя это будет нелегко…
Она прошептала в слезах:
– Сделайте это, и я буду вашей рабыней, вашей наложницей… кем угодно!.. Я буду делать все, только спасите его!
Я отнял ладонь, лоб парня уже разогревается, поинтересовался:
– Кто он вам?
Она замотала головой:
– Никто, уверяю вас!..
– Тогда почему такие слезы? Почему он защищал вас от кого-то ценой жизни?
Она заколебалась, пугливо оглянулась.
– Они могут вернуться. Он загородил им дорогу и начал драться, а я убежала, как он и велел, только не домой, а сделала круг и вернулась к нему…
– Благородно, – согласился я. – А если те, не догнав, вернутся?..
Она вздрогнула.
– Они вернутся. Но мне все равно. Если умрет, я убью себя тоже. И не достанусь им…
Раненый хрипло застонал, набрякшие веки затрепетали, начали подниматься. Бессмысленный взгляд сперва шарил по кронам деревьев, а когда девушка счастливо зарыдала и упала ему на грудь, он заметно напрягся, его рука с трудом приподнялась, он неловко обнял ее за плечо.
– Аргентьелла…
Голос его был скрипучий, словно рядом с нами раскачивается под ветром расщепленное дерево.
Она подняла голову, в глазах появился страх.
– Нужно немедленно уходить отсюда!.. Они обязательно вернутся!
Раненый слабо улыбнулся, я встал и хотел помочь, но вдали послышался быстро приближающийся конский топот.
– Они верхом? – спросил я.
Она еще ничего не слышала, но все поняла по моему лицу, вскрикнула:
– Да!.. Где его меч, я тоже буду драться!.. Меня живой не возьмут…
Вдали между деревьями замелькали силуэты, я торопливо сорвал из-за спины лук, моментально наложил стрелу и начал быстро-быстро выпускать их одну за другой.
– Ложитесь! – крикнул я. – Никому не поднимать головы!
Женщина послушно накрыла своим телом раненого, а я отбросил лук и, отпрыгнув от занесенного меча, выхватил свой, успел парировать удар второго, а третьему сам срубил руку с клинком по самое плечо в тот момент, когда он сильно наклонился при замахе.
Двое, проскочив, развернулись и понеслись на меня снова, уже охватывая с двух сторон. Я разогрелся так, что брось меня в это озеро, тут же вскипит и испарится, движения всадников кажутся медленными, кони тоже двигаются, как черепахи, я уже знал, кто как поступит и что сделает, потому шагнул в сторону того, который меньше всего ожидает, отклонился от блестящего лезвия меча всего на дюйм, зато мой клинок рассек ему бедро в том месте, где проходит артерия.
Последний всадник тут же круто остановил коня, начал разворачивать, а когда справился с лошадью, я уже был рядом, сильно дернул его за ногу, и он вылетел оттуда, словно набитый тряпьем мешок.
– Да кто ты… – заорал он и быстро выхватил кинжал из ножен на поясе.
– Неважно, – ответил я, – кто я. А ты – мертвец.
Блестящее лезвие погрузилось в его горло, как в мокрую глину. Я тут же дернул за рукоять обратно, отпрыгнув от фонтанчика бьющей крови, огляделся.
Все кони с пустыми седлами, двое из всадников, сбитые стрелами, пытаются подняться и тут же падают, на коне только один, он выронил меч, навалился на конскую шею и обхватил ее обеими руками, однако конь его домой не унесет, руки слабеют, тело сползает на одну сторону, а кровь из рассеченной ноги хлещет широкой струей.
Тот, которому срубил руку по плечо, лежит на спине и подергивает ногами в предсмертных судорогах.
Я вытер лезвие меча о спину одного из убитых, сунул в ножны. Женщина села и смотрит на меня со страхом и недоверием, а мужчина приподнялся на локте, кривится от усилий, глаза его тоже, как и у женщины, становятся как у галапагосского рака-отшельника.
– Кто… вы?
– Да так, – ответил я, – мимо шел. Лучше скажите, кто вы. И почему эти за вами гнались.
Говорил я спокойно, однако то ли мой уверенный голос и вид, какой я иногда умею на себя напускать, то ли шестеро убитых и смертельно раненных произвели впечатление, но оба сразу подобрались, мужчина начал было отвечать, но женщина перебила:
– Я – Аргентьелла Лаутгардская, земли моего отца всего в десятке миль отсюда… или чуть дальше.
– Это не повод, чтобы за вами охотиться, – заметил я.
Она кивнула.
– Но повод то, что я – единственная наследница огромного состояния. Мой отец болеет, а ему принадлежат земли в Ротгелье, Фармотье, Адальенте и даже в Лепьерсе. В Баллимине у него несколько домов в самом центре.
– Ага, – сказал я, – так это женихи?..
Она снова кивнула:
– Да. Если меня суметь выкрасть и обвенчаться со мной, то уже и родители вынуждены будут согласиться на такой брак…
– Это верно, – согласился я, – а эпоха разводов наступит не скоро. А это кто с вами?
Она замялась, затем проговорила отважно, хотя взгляд уперла в землю:
– Это сэр Мальтергард…
Мужчина проговорил едва слышно:
– К вашим услугам…
Я перевел на него острый, как мне и полагается, даже проницательный взгляд.
– Позвольте догадаться, что произошло. Вы, вместо того чтобы сидеть за крепко запертыми воротами в высокой башне, как и принято среди приличных девушек, поехали на свидание с этим отважным героем?
Он нахмурился, а она сказала быстро:
– Мы давно хотели пожениться. И сегодня уговорились явиться к моему отцу и сказать, что я выйду замуж только за него!.. Но нас выследили…
– Потому что делаете это не первый раз, – сказал я безжалостно. – Знаю я эти штучки. Повадился кувшин по воду ходить… Ладно, мне надо двигаться дальше. К счастью, эти люди оставили нам шестерых верховых коней! Уже оседланных, надо же!.. Мне достаточно одного, вы забирайте остальных и дуйте во весь опор к родителям.
Мужчина заговорил крепнущим голосом:
– У нас есть кони, я спрятал своего в овраге, чтобы сюда пробраться незамеченным…
Я прервал:
– Вряд ли вы его найдете, если за вами следили.
– Я не хочу брать чужое, – возразил он с достоинством.
– Это уже не чужое, – уточнил я. – Это трофеи.
– Это ваши трофеи, сэр.
– Я делюсь с вами, – сказал я.
Он слабо покачал головой и болезненно поморщился от этого движения.
– Это мы вам обязаны, сэр… Только скажите, чем мы вас можем отблагодарить?.. Моя жизнь сама по себе ничего не стоит, но когда я вижу Аргентьеллу, то ценю свою шкуру очень высоко.
Он старался сделать голос шутливым, хотя в нем хрипело и сипело, как в рваных мехах, я тоже ответил так же легко:
– Хотите обесценить мой рыцарский порыв? Не-е-ет, не дамся!
Однако я ощутил, что начинаю не только смотреть на них несколько по-другому, но и в голосе у меня как бы сам по себе зазвучал иной интерес.
Помог им как благородный человек и паладин совершенно бескорыстно, что, как дурак, бросается на помощь тому, кого бьют или ловят, даже не задумываясь, что ловят, возможно, Джека-потрошителя, но в то же время я и политик, что все чаще берет верх над наивно-чистым рыцарством.
