Не ожидавший подобного вопроса Артур растерялся, передернул неопределенно плечами. Вор усмехнулся по-доброму:
– Вижу, понравился… А что засмущался-то так? Я ж тебя в мусарню толкал не Штирлицем, а чтоб ты ремесло узнал, – ну, и если мне какая польза малая, не в ущерб твоей службе, – тоже хорошо, конечно… А у кого учиться, как не у Токарева? Он волкодавище битый и ученый, да и человек к тому же. А это по нынешним временам редкость – человеки-то… Так что не гужуйся, сыскарек. Да, а как насчет спортсменов?
– Тишина.
Улыбка Варшавы неуловимо быстро трансформировалась в оскал:
– Ишь ты… Молодые, да с подвывертом… Ничего… Если им понравилось – нарисуются. Подождем.
…Буквально на следующий день Тульский украдкой забежал в мороженицу. Украдкой – потому что посещение такого… гм… заведения казалось ему несолидным. Когда Артур еще мотался со шпаной, тогда почти все отобранные в «походах» гривенники тратились на вермут и портвейн – пацаны темы с мороженым не поняли бы в упор. А сейчас – и вовсе неудобняк, когда цельный, понимаете ли, опер, а сидит над креманкой, как пупс. Вот так бывает – влюблен человек во что-то всю жизнь, а все украдкой.
Взяв себе три разноцветных шарика с сиропом и тертым шоколадом, Тульский уселся в угол, смакуя момент начала кайфа – но уронил ложечку. Поднимать ее с пола и обдувать он не стал, а направился за новой. У стойки стоял спортивного вида темноволосый парень и допивал стакан березового сока (очень вкусного, если кто помнит, – за 11 копеек).
– Разрешите… – потянулся через него к ложечкам Артур и машинально положил парню руку на плечо. «Спортсмен» охнул и чуть просел под рукой опера – видно было, что ему больно.
– Прости, браток, – удивленно извинился Тульский и направился было к своему столику, но вдруг остолбенел от предположения. А вдруг… Гадать Артур не стал, мгновенно развернулся к уходящему уже парню и спросил с улыбкой:
– Дружище, а это не я тебя у «Аметиста» задел?
Парень вздрогнул, остановился, чуть подобрался и даже обозначил привычное боксерское движение рукой к подбородку. Он внимательно и быстро ощупал глазами Тульского и, естественно, не узнал:
– Не понял?
– А по мне – так все ты понял! – торжествующе усмехнулся Артур и чуть прихватил «спортсмена» за здоровую руку: – А ну-ка, отойдем, поворкуем!
Парень легко вырвал руку из захвата и сузил недобро глаза:
– Не нукай, не запряг! И руки – убери!
Атмосфера между ними стремительно густела.
Тульский инстинктивно вспомнил «старую школу»:
«Как дать ему сейчас разок лбом в переносицу – и весь Мухаммед Али закончится тут же…» – но тяжесть милицейского удостоверения все же перевесила дворовые привычки. Не без понтов махнув красной ксивой, Артур несколько вальяжно представился:
– Уголовный, милый ты мой, розыск! Так что – кулачонки опусти и дай мне доесть мороженое. Я ваших прибылей с золотых рудников не имею – мне накладно рублем швыряться…
Демонстративно повернувшись к боксеру спиной, Тульский сел за свой столик. Съев пару ложечек подтаявшего уже мороженого, он позвал столбом стоящего парня:
– Ты давай, присаживайся… Хотел бы я тебя задержать – давно бы уже в клетке сидел…
Спортсмен присел напротив, видно было, что его обуревают весьма противоречивые мысли и чувства, однако при всем при том Артур с удивлением отметил, что парень не боится… Растерялся – да, но не запаниковал.
– Ну, так что с рукой? – расправляясь со сладкой массой и почти не чувствуя от возбуждения вкуса, спросил Тульский с деланым равнодушием – мол, я и так все знаю, но разговор-то надо как-то интеллигентно начать.
– Так ты розыск или доктор?
– Айболит, – ответил Артур, облизывая ложечку. – Я бы даже сказал: Ай! Болит! Сотрудник милиции не должен быть безразличен к травмам трудящихся. Ведь ты трудящийся?
Парень тяжело молчал, катая желваки по обтянутым скулам.
– Я говорю – может, тебя ударил кто? А то я слышал, что недавно спортсменов на Петроградской избили…
– Значит, такие спортсмены…
– Ага, – ласково улыбнулся Тульский. – Значит, не ты?
– Нет.
– А что «нет»?
– А что «не ты»?
Артур начал понемногу раздражаться:
– Документики имеешь при себе?
– Вы-то кто такой?
– Я есть оперуполномоченный Василеостровского ОУР. Знаешь, что такое ОУР?
– Догадываюсь…
Показалось Артуру или нет, но на губах парня вдруг мелькнула улыбка? Что за черт, почему он так реагирует? Тульский насупился:
– Судим?
Глаза у боксера блеснули, Артур удовлетворенно кивнул:
– Суди-им… И за что?
Боксер снова слегка обозначил улыбку уголками губ.
– Так, – прихлопнул ладонью по столу Тульский. – Не получается у нас с тобой разговор, да?
– Да.
– Чувствую, тебе нужна другая атмосфера. Пройдем в кабинет?
Артур блефовал и сам прекрасно это понимал. Задерживать парня на том основании, что у него болит плечо? Смешно. А опознавать его никто не будет. Да ведь и в милицию-то никто не обращался – и не обратится… Просто приволочь этого красавца в отдел на предмет установления личности? Ну, это можно. Но он замкнется, уйдет в отказ, и что тогда? Извиняться? А Варшаве нужны были не сами спортсмены, а те, кто стоит за ними… Если слишком сильно тянуть за эту ниточку – она может и оборваться…
– И что в кабинете?
– А по ебальнику получишь пару раз – и сразу беседа по-другому польется…
– Уверен?
Тульский чувствовал, что перегибает, и лихорадочно пытался найти нужную интонацию, чтобы «зацепиться» за этого странного парня:
– А ты действительно боксер, что ли?
– Чуть-чуть.
– Да, – вздохнул Артур. – Тогда тебя кулаком не проймешь! Слушай, а давай – так поговорим, за соком. Или – за пивом?
Парень качнул стриженой головой:
– Я не понимаю, что надо… тебе.
– Шоколаду! – повысил голос Тульский, но тут же взял себя в руки и защебетал ласковым соловушкой: – Пудов пять или шесть, больше-то мне не съесть. Я еще маленький.
Боксер прищурился:
– Или золотых монет горсть?
Артур расплылся в улыбке:
– Другой разговор! Возвращаете – и краями!
– Что возвратить-то?
– Кольца и браслеты, юбки и жакеты… А также – «кипюры».
Парень покачал головой:
– У меня ничего нет, поверь.
– Верю-верю всякому зверю, а тебе, ежу, – погожу, – Тульский вздохнул и начал по новой: – Меня Артуром кличут, а тебя?
– Меня Артемом.
– Замечательно. Моя фамилия – Тульский…
Приглашающей паузой, чтобы назвать свою фамилию, Артем не воспользовался, вместо этого сам задал вопрос:
– Ты с самого ОУРа?
– Нет, – удивленно ответил Артур. – С 16-го. А твоя-то фамилия – как? Как отца зовут?
Парень сдвинул упрямо брови:
– А при чем здесь отец?
Тульский утомленно пожал плечами:
– Наверное, ни при чем. Я про отчество спрашиваю.
– Решил задержать?
Артур рассмеялся, но с ма-аленькой ноткой фальши, потому что словесный поединок давался ему нелегко:
– Задержать мы всегда успеем. Мне не это надо.
– А что?
– Ну как «что?» – воздел руки к небу в притворном возмущении Тульский. – Конфликт был? Был. Людям челюсти поломали? Поломали. Золотишко – тю-тю? Тю-тю. И кто заплатит за банкет?
Назвавшийся Артемом оценивающе посмотрел на Артура:
– Так ты… с их стороны, что ли?
Тульский мотнул головой:
– Я – со своей стороны! И я – пока – хочу закрыть вопрос по-тихому. Или тебе выгоднее через руководство: протокол, сдал, принял?..
Они напоминали двух фехтовальщиков, скрестивших впервые шпаги и оттого осторожно прощупывавших слабые места в обороне друг друга ложными выпадами.
– Мне бы тоже хотелось… чтобы все по-тихому… Но кто тогда за бритву ответит?
– За какую бритву? – не понял Артур.
– За стальную, очевидно… которой всю спину… одному хорошему парню срезали.
Варшава Тульскому про бритву ничего не говорил, поэтому опер по-прежнему не понимал, о чем идет речь:
– Срезали? Ну так не надо было лезть – люди защищались. Как могли.
– Нет, – не согласился парень. – Это было еще до инцидента.
Тульский впился глазами в глаза собеседника – а ведь, похоже, не врет:
– Расскажи, интересно!
После небольшой паузы боксер начал рассказывать, тщательно подбирая слова:
– Один парень… со спортивного клуба… продавал кольцо на их месте… Те – мол, только через нас… Вышли поговорить один на один – в результате больница. Резали сзади, привычное дело для них… Законы подворотни…
– Много ты знаешь про подворотни! – чуть ли не обиделся Артур и сам понял, что обида эта в устах опера звучит по меньшей мере странно: – Сам-то откуда?
– С Линий.
– Мотался?
Представившийся Артемом усмехнулся:
