— Ты должна держать кристаллы между пальцами как оружие и повторять свои магические приемы, сосредоточивая внимание на сердце своего врага, которым в данном случае является чувство собственной важности, пробивающееся к тебе под видом жалости к себе, морального негодования или праведной грусти, — продолжала Клара.
Я только смотрела на нее в смятении. Она заговорила вновь, обвиняя меня в слабости и неустойчивости, вследствие которых я сдаю, как только ощущаю на себе малейшее давление. Но больше всего меня уязвило то, что она сказала, что все эти месяцы вспоминание проходило у меня неэффективно, потому что это были всего лишь поверхностные фантазии. Ведь, по ее словам, я занималась лишь тем, что ностальгически припоминала удачи своего безупречного «я» и лелеяла жалость к себе, когда встречала воспоминания о не столь уж безупречном его поведении.
Я не могла понять, зачем ей понадобилось так жестоко нападать на меня. Скоро в ушах у меня загудело и я почувствовала прилив ярости. Я безудержно разрыдалась, ненавидя себя за то, что позволила Кларе нанести мне такой сокрушительный эмоциональный удар. Я слышала ее слова так, будто они приходят ко мне издалека. Она говорила:
— …чувство собственной важности, отсутствие целеустремленности, неконтролируемое честолюбие, недальновидная чувственность, трусость. Список врагов, которые стремятся помешать твоему полету к свободе, бесконечен, и ты должна быть беспощадна в борьбе с ними.
Попросив меня успокоиться, она сказала, что просто пыталась показать мне, что наши мнения и чувства являются нашими подлинными врагами и что они не менее опасны, чем какой-нибудь вооруженный до зубов бандит, которого мы можем встретить на большой дороге.
— Нагваль дал тебе эти кристаллы с тем, чтобы ты выровняла свою энергию, — объяснила она. — Они творят чудеса во всем, что касается сосредоточения нашего внимания и удерживания его на одном объекте. Это качество всех кварцевых кристаллов вообще и особое намерение этих кристаллов в частности. Для того, чтобы подключиться к этому намерению, тебе нужно просто выполнять магические приемы, не выпуская их из рук.
Мне и впрямь захотелось, чтобы кристаллы сейчас были здесь со мной. Но поскольку их не было, я посмотрела в сочувственно поблескивающие глаза Манфреда. Мне пришла в голову мысль, что они отражают свет точно так же, как и кристаллы кварца. На какое-то мгновение его взгляд задержался на мне, и непонятная безусловная уверенность наполнила мое сознание. Я поняла, что Манфред является магом, который следовал традиции древних магов, в результате чего его дух каким-то образом оказался заключенным в тело собаки. Как только я подумала об этом, Манфред резко пролаял, словно подтверждая мою мысль.
Я спросила себя, не Манфред ли нашел эти кристаллы для меня в какойто далекой пещере и привел туда нагваля точно так же, как он показал мне прекрасное место на холмах, с которого лучше всего был виден дом и прилегающая к нему местность.
— Когда-то ты спрашивала меня, откуда я так много знаю о кристаллах, — отозвалась Клара, перебивая мои размышления. — Тогда я не могла тебе ответить, потому что в то время ты еще не была знакома с нагвалем. Но теперь, после того, как я представила ему тебя, я могу сказать тебе, что… — она глубоко вздохнула и наклонилась ко мне. — Мы принадлежим к той же древней традиции, что и маги прошлого. Мы унаследовали от них все их эзотерические ритуалы и заклинания, но не хотим пускать их в дело, хотя и знаем все об их использовании.
— Манфред — это один из древних магов! — воскликнула я с нескрываемым восхищением, забыв о том, что не поведала ей ничего о своих предыдущих мыслях. Клара посмотрела на меня так, словно хотела убедиться, что я в своем уме, а затем засмеялась так неудержимо, что наш разговор не мог больше продолжаться. Я услышала, как Манфред лает так, будто тоже смеется. Я чувствовала себя, как безнадежная идиотка. Клара и слушать не захотела ничего о том, как блестели глаза у Манфреда.
— Я всегда говорила тебе, что ты медлительна и совсем не догадлива, но ты мне не верила, — пожурила она. — Но не переживай, никто из нас не является очень уж догадливым. Все мы невежественны, глупы и похожи на узколобых обезьян. Она похлопала меня по голове, чтобы до меня дошло как следует. Мне не нравилось, что меня называют узколобой обезьяной, но я была так восхищена своим открытием, что пропустила это замечание мимо ушей.
— У нагваля есть много других оснований для того, чтобы дать тебе эти кристаллы, — продолжила Клара, но будет лучше, если об этом он расскажет тебе сам. Единственное, что я знаю наверняка, — это то, что тебе следует сшить для них мешочек.
— Какой мешочек?
— Небольшой кисет из того материала, который, по твоему мнению, лучше всего подходит. Можешь использовать для этой цели замшу, войлок, пике или даже дерево, если так подсказывает тебе внутреннее чутье.
— А из чего ты сделала свой мешочек, Клара?
— Я никогда не получала никаких кристаллов, ответила она, — но когдато в юности я одно время пользовалась ими.
— Ты говоришь о себе так, словно ты — старуха. Но мне кажется, что за время нашего знакомства ты даже помолодела.
— Для того, чтобы создать видимость этой внешности, я делаю очень много магических приемов, — сказала она, по-детски отдаваясь смеху. — Маги только то и делают, что творят видимости. Взгляни, например, на Манфреда.
Услышав свое имя, Манфред поднял голову, оставаясь лежать под своим деревом, и пристально посмотрел на нас. У меня появилось странное чувство, что он точно знает, что мы разговариваем о нем, и не желает пропустить ни одного нашего слова.
— А что Манфред? — спросила я, неосознанно понижая голос.
— Глядя на него, можно поклясться, что это собака, сказала шепотом Клара. — Но он достаточно силен, чтобы творить иллюзии. — Она толкнула меня локтем и подмигнула, как заговорщик. — Видишь ли, на самом деле ты права, Тайша. Манфред — это совсем не собака.
Я не могла понять, добивается ли она моего согласия по этому поводу ради Манфреда, который, несомненно, слушал наш разговор, потому что даже привстал для этого, или же она действительно говорит правду о том, что Манфред — вовсе не собака. Прежде чем я смогла определить, в чем смысл ее слов, из дома донесся резкий шум, услышав который, Клара и Манфред бросились в его направлении. Я хотела последовать за ними, но Клара повернулась ко мне и резко сказала:
— Останься здесь. Я вернусь очень скоро.
Она побежала в дом, а Манфред последовал за ней по пятам.
ГЛАВА 14
Шли недели, за ними месяцы. Но я не обращала на время совсем никакого внимания. Клара, Манфред и я жили вместе в идеальной гармонии. Клара перестала оскорблять меня, а может быть, это я перестала обижаться. Все время я проводила в занятиях вспоминанием и кунг-фу с Кларой и Манфредом, который при своем весе в сотню фунтов был довольно серьезным противником. Я неоднократно убеждалась в том, что удар его головы ничуть не слабее удара кулаком призера соревнований.
Меня беспокоило лишь одно противоречие, которое мне все никак не удавалось разрешить. Хотя Клара и настаивала на том, что уровень моей энергии неуклонно возрастает, о чем можно было судить, в частности, по тому, что я теперь могла разговаривать с Манфредом, я была убеждена в обратном: я медленно, но верно захожу в тупик.
Всякий раз, когда мы с Манфредом оставались одни, мной овладевало неописуемое чувство расположения к нему. Я просто обожала его. Именно это чувство слепой любви послужило мне мостом, по которому я могла временами проникать в его мысли и настроения. Я поняла, что чувства у Манфреда просты и непосредственны, как у ребенка. Он мог переживать счастье, тревогу, гордость за какой-нибудь свой поступок, или страх, который мог мгновенно перейти в ярость. Но больше всего мне нравились в нем его смелость и способность к состраданию. Я чувствовала, что он действительно сожалеет о том, что Клара похожа на лягушку. В отношении своей смелости Манфред был уникален. Это была смелость развитого сознания, которое видит свои ограничения. Уже только это в Манфреде было совершенно непонятно для меня. Но было очевидно, что никто не смог бы выносить одиночество так, как он, не обладая этой непревзойденной смелостью.
Однажды во второй половине дня, вернувшись из пещеры, я присела отдохнуть в тени сапотового дерева. Манфред подошел, лег мне на колени и тут же уснул. Слушал его мерное похрапывание и чувствуя его теплую тяжесть у себя на коленях, я тоже стала засыпать. Я, наверное, уснула, потому что внезапно проснулась и поняла, что видела сон, в котором спорила со своей матерью о серебряных вещах. Во сне я настаивала на том, что после ополаскивания их не следует сразу же прятать в шкаф. Проснувшись, я увидела, что рядом стоит м-р Абеляр и смотрит на меня яростным холодным взглядом. Этот взгляд, его поза, аккуратность его одежды и сосредоточенность, с которой он на меня взирал, создали у меня впечатление, что на меня смотрит орел. Его вид вселил в меня благоговейный страх.
