Смена управляющих, которая сопровождала его восхождение, тоже поражала воображение. Прежде чем в декабре 2002 года он официально стал генеральным директором, почти половины из 19 членов исполкома фирмы уже не было. Стало ясно, что О’Нил «уйдет» любого, кому по каким-либо причинам не доверяет. «Безжалостность, – скажет О’Нил соратникам, – иногда не так уж плоха».[290]
Если коллега осмеливался противостоять, он на себе ощущал знаменитую тактику О’Нила. Когда Питер Келли, главный адвокат Merrill Lynch, усомнился в его инвестиционной политике, О’Нил вызвал службу безопасности, чтобы физически удалить юриста из кабинета. Некоторые сотрудники называли команду топ-менеджмента О’Нила Талибаном, а самого О’Нила – муллой Омаром.[291]
О’Нил не ограничивался энергичным сокращением расходов, он хотел вернуть Merrill былое величие, настаивая на рискованных, но более прибыльных стратегиях. Образцом для О’Нила являлся Goldman, который начал агрессивную торговлю, используя собственный счет, а не торгуя от имени клиентов. О’Нил ревностно следил за успехами Goldman по квартальным отчетам и заставлял соратников прежде всего заботиться о производительности. Так получилось, что О’Нил жил в том же здании, что и Ллойд Бланкфейн, ежедневно напоминавший о том, кем О’Нил стремился стать. Бланкфейн и его жена в шутку называли О’Нила Стэном Доплера, потому что всякий раз, когда они сталкивались с ним в холле, О’Нил не останавливался, ходил кругами – по их мнению, лишь бы избежать разговора.
О’Нил заставил Merrill пройти через преобразования, которые через несколько лет привели к процветанию. В 2006 году Merrill Lynch получил 7,5 млрд долларов прибыли от торговли на свои деньги и деньги клиентов, четыре года назад доходы составляли всего 2,6 млрд долларов. Почти мгновенно он стал основным игроком в процветающем бизнесе частного капитала.
О’Нил также увеличил использование заемных средств, в частности бумаг, связанных с ипотекой. Он видел, как фирмы типа Lehman «печатали» деньги на инвестициях, привязанных к ипотеке, и хотел отхватить для Merrill кусок этого пирога. В 2003 году он переманил из Credit Suisse Кристофера Рикарди, 34-летнюю звезду ипотечной секьюритизации. Раньше Merrill был пустым местом на рынке облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами, которые часто упаковывались с траншами ипотечных ценных бумаг. Всего за два года Merrill стал крупнейшим эмитентом облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами на Уолл-стрит.
Создание и продажа долговых обязательств давала Merrill, как и другим банкам, хороший доход. Но даже этого было недостаточно. Merrill стремился стать компанией полного спектра услуг: выдача ипотечных кредитов, «упаковка» их в ценные бумаги, а затем нарезка и перетасовка в облигации, обеспеченные долговыми обязательствами. Началась скупка фирм, выдающих ипотечные кредиты, и компаний коммерческой недвижимости. Всего Merrill купил более 30 компаний и в декабре 2006 года приобрел одного из крупнейших ипотечных кредиторов в стране, First Franklin[292], за 1,3 млрд долларов.
Но в тот момент, как Merrill начал углубленно заниматься ипотекой, на рынке жилья появились первые признаки бедствия. К концу 2005 года, на пике цен, American International Group, один из крупнейших страховщиков долговых обязательств через кредитные дефолтные свопы, прекратила страхование ценных бумаг с субстандартными траншами. Тем временем Рикарди, превратив Merrill в машину, создающую обеспеченные долговыми обязательствами облигации, в феврале 2006 года ушел из фирмы[293], чтобы возглавить инвестиционный бутик Cohen Brothers. После его ухода Доу Ким, один из руководителей Merrill, задумал сплотить тех, кто остался на передовой. Merrill, пообещал он, сделает «все возможное»[294], чтобы поддерживать имя основного эмитента облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами. Например, Ким организовал сделку, которую называл «Коста-Белла», – выпуск облигаций на 500 млрд долларов. Merrill получил плату 5 млн.
Но Джеффри Кронталь, еще один руководитель Merrill, помогавший переманить Рикарди, все сильнее беспокоился о том, что буря угрожает не только экстравагантным проектам типа «Коста-Беллы», но всему рынку обеспеченных облигаций, так что он начал призывать к осторожности. Он настаивал, чтобы компания сохраняла лимит в 3 млрд долларов на долговые обязательства с субстандартными траншами. Настороженность Кронталя поставила его на пути амбиций О’Нила стать лидером ипотеки на Уолл-стрит. В июле 2006 года Кронталь, один из наиболее способных риск-менеджеров, был уволен и заменен на 39-летнего Османа Семерчи[295] из лондонского офиса Merrill. Семерчи был продавцом деривативов, а не трейдером и не имел опыта на американском ипотечном рынке.
Несмотря на непрекращающиеся перестановки в руководстве, Merrill Lynch продолжал увеличивать объем секьюритизации ипотеки и бизнеса обеспеченных облигаций. Но к концу 2006 года на рынке субстандартных ипотечных кредитов начались сбои – цены падали, появлялось все больше неплатежей. Даже после того, как произошло то, что должно было стать ясным предупреждением об опасности, компания была не в состоянии ограничить свои ставки страховкой от AIG. Merrill выпустил долговых обязательств почти на 44 млрд долларов – в три раза больше, чем за предыдущий год.
Высшее руководство Merrill если и беспокоилось, то не показывало этого, имея мощные стимулы для продолжения курса. Огромные бонусы были обусловлены 700 млн долларов доходов от создания и торговли обеспеченными облигациями, несмотря на то что не все из них были проданы. (Правила бухгалтерского учета позволяли банкам трактовать секьюритизацию как продажу на определенных условиях.) В 2006 году Ким получил 37 млн долларов[296], Семерчи – больше 20 млн[297], О’Нил – 46 млн.
В 2007 году Merrill продолжал давить на газ, проведя страхование долговых обязательств более чем на 30 млрд долларов только за первые семь месяцев года. Ставки давали невероятный доход, и О’Нил никак не подготовился к неизбежному спаду, не уделял должного внимания управлению рисками, пока не стало слишком поздно. В Merrill был отдел рыночных рисков и отдел кредитных рисков. Ни один из них не подчинялся непосредственно О’Нилу – они были подведомственны главному финансовому директору Джеффри Н. Эдвардсу и главному административному директору Ахмассу Факахани, бывшему руководителю Exxon и любимчику О’Нила.
Вскоре начались проблемы. Ким, который контролировал отдел ипотеки, в мае объявил, что уходит из компании, чтобы основать хедж-фонд. Отвечая коллегам, сомневающимся в устойчивости стратегии фирмы, Семерчи и Дейл Латанцио заняли оборонительную позицию. 21 июля на заседании совета они настаивали на том, что позиция фирмы в обеспеченных облигациях была практически полностью застрахована и в худшем случае, по их мнению, потери фирмы составят только 77 млн долларов. О’Нил высоко оценил их работу.
Но не все были согласны с оптимистической оценкой. «Кого, черт возьми, они хотят обмануть? Меня? – спрашивал после совещания Эдвардса известный юрист Merrill Питер Келли. – Почему совет не надрал им задницы?»
По мере ухудшения рыночных условий становилось ясно, что использовавшиеся данные не имели отношения к реальности. Через две недели после июльского заседания совета Флеминг и Факахани направили письмо директорам Merrill[298], информируя их об ухудшении позиций компании.
О’Нил тем временем стал замкнутым и задумчивым и начал слишком погружаться в гольф, играя по тринадцать туров, часто – в будние дни и почти всегда в одиночестве в знаменитых клубах типа Shinnecock Hills в Саутгемптоне.
Весь август и сентябрь портфель обеспеченных облигаций Merrill продолжал стремительно падать. В начале октября фирма планировала квартальный убыток приблизительно в 5 млрд долларов. Две недели спустя этот показатель подскочил до 7,9 млрд. Отчаявшись, О’Нил пригласил Wachovia к слиянию[299]. В воскресенье, 21 октября, он обедал с членами совета Merrill и при обсуждении вариантов укрепления баланса фирмы отметил, что говорил с Wachovia. Он рассказал о потрясениях на рынке: «Если это будет продолжаться долго, у нас, как и у любой другой фирмы, опирающейся на краткосрочное и взаимное финансирование, начнутся проблемы». Но совет не обратил на это внимания. Все были в ярости, что О’Нил участвовал в несанкционированных переговорах о слиянии. «Но моя работа и заключается в том, чтобы продумывать варианты», – пытался спорить он. Два дня спустя совет провел заседание без него и постановил его уволить. Мало кто ему симпатизировал. Бывший сотрудник сказал New Yorker: «Я бы не стал нанимать Стэна даже для мытья окон[300]. То, что он сделал с Merrill Lynch, было преступлением».
