и предложил Дозвону немедленно готовиться к операции. И тут же услышал слова, потрясшие его до глубины души:
– Завтра у меня заключительная репетиция. Я смогу на нее отправиться после операции?
– Скорее всего да, хотя это крайне, подчеркиваю – крайне нежелательно!
– Хорошо, доктор. Тогда у меня к вам будет такой вопрос. Что для меня лучше: сегодня сделать операцию и завтра отправиться на репетицию или отложить операцию на следующий день после концерта?
– Для вашего здоровья лучше всего немедленно сделать операцию и навсегда забыть о концерте.
– Мне очень жаль, но этот вариант вам придется исключить.
– Трудно сказать. Все зависит от того, как ваш организм перенесет нагрузки.
– Тогда займетесь мной после концерта. Если я на нем заработаю новые осложнения, вы и их заодно поправите. – Слова Дозвона продемонстрировали феноменальную смесь вопиющего легкомыслия и логического расчета.
Казалось, ради старого друга Илья готов пожертвовать даже собственным здоровьем. На самом деле это было не совсем так. Дозвон боялся, что если власти решат отдать бывшего мэра под суд, о чем уже вовсю ходили слухи, то расследование будет проводиться со всей тщательностью. И тогда всплывут факты злоупотреблений, связанные с именем певца. Между прочим, градоначальник покровительствовал бизнесу Дозвона без всякой корысти, только из личного расположения. Но Илье от этого не легче! Он-то зарабатывал большие деньги исключительно благодаря созданным для него льготным условиям. Если следствие установит хотя бы часть фактов, свидетельствующих о вопиющих нарушениях, Дозвона ждут серьезные проблемы. Вплоть до уголовной ответственности.
Вот почему Илья так отчаянно защищал мэра. Это могло показаться странным. Хладнокровный и рассудительный певец должен был понимать, что его заступничество если что-то и изменит, то лишь в худшую сторону. Но такова жизнь. В критической ситуации утопающий норовит ухватиться за любую проплывающую мимо соломинку.
* * *
– Дай мне подумать, только не спеши, будет раз-влеченье для твоей души, – напевал Микеладзе, сидя за рулем своего «форда».
Наивный перевод старой легкомысленной песенки плохо сочетался с настроением Вахтанга. Перед Микеладзе возникла серьезная проблема. Его, как и многих бывших торговцев Чекушки, соблазнили проектом нового торгового центра. Однако вскоре явились ребята с альтернативным предложением. И не сказать, чтобы оно было хорошо, просто очень плохими были сами ребята. С такими не хотелось связываться и тем более им отказывать.
Однако Микеладзе затянул с оплатой. Редкий случай, когда дело касается бандитов, но так сложилось. И тут ему предложили взглянуть на проект центра. Вахтанг из любопытства взглянул, и его настроение резко испортилось. Возможно, центр выглядел красиво только на макете, но он казался шагом из грязи и убожества в цивилизованный мир. Сколько можно торговать в сколоченных наспех, протекающих в дождь постройках, а то и просто на улице? Надоело трястись при виде инспектора и, суя ему в руку купюру, объяснять, что торговцам изначально созданы условия, при которых невозможно соблюдать установленные законом правила. Да и сам по себе эстетический фактор многое значил. Работать в красивом интерьере не только приятнее, но и эффективнее. Доказано учеными. Правда, западными, и еще не факт, что это правило верно для России. Но все равно хотелось бы открыть уютный магазинчик в современном торговом центре. Вот только с бандитами шутки плохи. Если узнают про его намерения, могут и ножом пырнуть. Или того хуже. Вахтанг и не догадывался, насколько он близок к истине.
Одиннадцатилетняя Лиана Микеладзе, дочь Вахтанга от второго брака, собиралась в гимназию. Это было учебное заведение рангом повыше обычных школ, однако многим столичным жителям было по карману определять в него своих детей. Поэтому гимназия тоже работала в две смены. Мама Лианы открыла ей дверь квартиры. Одно время она провожала дочь, но затем та решительно воспротивилась:
– Я уже большая, не позорь меня.
Микеладзе жили на четвертом этаже, и Лиана начала спускаться вниз по лестнице. Между вторым и третьим этажом копошились двое мужчин. Около них стояла большая коробка.
«Наверное, что-то чинят», – подумала Лиана.
У них в подъезде не было консьержа, зато имелся надежный кодовый замок, и посторонние сюда проникали очень редко.
Девочка поравнялась с мужчинами. Внезапно один из них выбросил руку и схватил Лиану за шею, а второй рукой прикрыл ей рот. Его напарник очень быстро связал девочке руки и ноги, а потом заклеил рот. Лиану засунули в большую коробку. Мужчины вынесли ее из подъезда и поставили в объемистый багажник автомобиля. За все время ни они, ни Лиана не издали не единого звука.
Машина тронулась с места. Благополучно миновав посты ГИБДД, она выехала на трассу и вскоре оказалась в маленькой деревушке. Бандиты заехали в крайний двор. Из дома послышался громкий лай. Похитители занесли коробку в большую комнату. К ним присоединилась крупная лохматая собака.
– Я с ней побуду, а ты давай на трассу, там от-звонишься, – сказал один из бандитов.
Второй уселся в машину и, отъехав на несколько километров, достал мобильный телефон. Разумеется, не свой, поскольку вычислить по звонку номер мобильника легче легкого. Этот телефон они стащили у зазевавшегося лоха.
– Вахтанг? – спросил бандит, набрав номер. – Что же ты, козлина, выпендриваешься? Тебя конкретно предупредили насчет бабла и магазина, а ты нас кинуть задумал! Короче, так. Твоя пищуха у нас. Щас ей хорошо. Рядом добрый человек и такая же добрая собачка.
– Какая собачка? – испуганно перебил бандита Вахтанг.
– Тебе же русским языком сказали – добрая. Но если будешь тянуть с бабками, она может и разозлиться. Ты меня понял?
– Да, конечно!
– Я рад за тебя. Сколько тебе надо времени, чтобы собрать капусту?
– Если потороплюсь, двух часов хватит.
– Это твое дело, торопиться или не торопиться. Девчонка твоя у нас, поэтому нам спешить некуда. Как только соберешь бабки, езжай на рынок. Там тебя найдут, а мы сразу выпустим твою соплячку. Все понял?
– Да.
В это же время супруге Вахтанга позвонили из гимназии.
– Здравствуйте! Мы звоним по поводу вашей дочери. Наверное, Лиана заболела, просто вы забыли нас об этом предупредить?
– Как, ее нет в школе? – женщина по привычке назвала гимназию школой.
– Нет, иначе бы мы вам не звонили.
– Но она ушла к
