Он чуть не стукнулся лбом в стену, совсем ошалев от неслыханного счастья.
Я проводил его задумчивым взглядом и даже в закрытую дверь смотрел, продолжая мысленно видеть его непомерно широкую в бедрах фигуру. То, что переигрывает восторг, понимаю, но он все сделал правильно, я должен видеть его дикую радость, его счастье и слезы умиления, тем более что в самом деле не ожидал такой высокой оценки и немедленной награды.
Пожалуй, он один из немногих, кому можно довериться… в некоторой степени. Уже потому, что знать его никогда не примет и своим считать не будет, а при сильном короле и он может быть сильным, так как сильный король мало считается с могущественными лордами, а очень сильный так и вовсе во внимание не принимает.
Среди бумаг, которые принес сэр Вайтхолд, половина таких, которые подавал мне на подпись сэр Жерар, лишнее напоминание, что у меня две, если не столицы, то два мощных административных центра, которые хорошо бы как-то объединить в один, чтобы не дублировать работу, только пока не знаю как…
– Сэр Вайтхолд, – позвал я.
Он не вошел, а мигом оказался на пороге, словно возник из ниоткуда.
– Ваше высочество?
– Сэр Вайтхолд, – повторил я, – в прошлый раз здесь распевал прочувственные баллады некий бард…
Я умолк, он понял незаданный вопрос и сказал с вежливым поклоном:
– Это Чувствиний?
Я посмотрел на него волком.
– Я что, и бардов должен знать по именам?
– Простите, ваше высочество, – сказал он поспешно. – Он и сейчас при дворце. Дороги подсыхают, скоро отправится в странствия. А зимует он обычно при замках богатых лордов.
– Поет их женам?
– Точно! Откуда вы знаете?
– Я знаю все на свете, – сказал я гордо, – за исключением того, чего не знаю. Велите прийти пред мои светлы очи. Нет, пред ясны.
Он переспросил озадаченно:
– А это какие?
Я сказал сварливо:
– Сэр Вайтхолд, вы же на государственной службе!.. Должны понимать дипломатические и возвышенные красивости. Мы же не на поле битвы, это только сэр Растер не видит разницы! Поэтов вы приглашаете во дворец, что весьма в интересах легитимности, а также всяких там длинноволосых…
– Художников?
– Да, именно, длинноволосых! Потому должны понимать важность идеологической работы и прочей пропаганды по насаждению либеральных ценностей. Давайте его сюда, у меня есть для него работа! Хороший поэт-песенник стоит полка обстрелянных воинов, не знали?
Он пробормотал:
– Не знал… В каком военном учебнике вы такое прочли?
– Сам придумал, – сообщил я. – Пестня поднимает ярость масс, пестня строить и жить помогает! И тот, кто с пестней по жизни шагает… ну, шагайте, сэр Вайтхолд, шагайте! Можно пока без пестни.
Поэт, как и все собратья по цеху, щегольски длинноволос, хотя кто сейчас не длинноволос, с хвастливыми жидкими усиками, в бархатном костюмчике, весьма потертом и затасканном, с пятнами вина и жира, с лютней за спиной, испуганно настороженный, все-таки без кота мыши танцуют на столе голыми и поют непотребные песни, а тут явился, начинает всех гонять и обижать…
– Чувствиний, – сказал я покровительственно дружески, – ты – лучший из всех бардов, что я слышал, а посетил я с десяток королевств… Ты лучший!
Он поклонился, пробормотал польщенно:
– Ваше высочество, я даже не знаю, что сказать на такие милостивые ко мне и моему дару слова.
– Придет время, – сказал я возвышенно, – и человечество поймет, что всем лучшим в нас мы обязаны поэзии и пестням!.. Но я уже сейчас понимаю, что средний поэт по силе равен полку пехоты, а сильный – рыцарской коннице! Ну, а гениальный поэт… это вообще Творец, он способен целые армии превращать в обалдуев, собирающих на лугу цветочки…
Он слушает меня с загоревшимися глазами, явно чувствует нечто подобное, но не осмеливается такое высказывать даже себе, а тут я, посторонний, да еще тупой правитель – для простого человека наверху все тупые и продажные – говорит четко и ясно такие вещи!
Я поднялся, взял с полки шкатулку и сунул барду в руки.
– Держи. Здесь золотые монеты. Я тебе доверяю, так что не обмани моего высокого, а местами и высочайшего доверия. Потому что это меня ранит до фибрей души, а я все равно тебя отыщу и с чувством глубокого удовлетворения посажу на кол… В общем, можешь сам, а можешь с помощью других менестрелей, но надо сочинить красивую балладу о Сулле.
Он спроси тревожно:
– Это хто?
Я вздохнул и сказал терпеливо:
– Он силой взял власть в великой римской республике, чтобы прекратить анархию и гражданские войны. Он казнил без суда и следствия тысячи людей по спискам, что сам и составил, после чего страна снова стала мирной и богатой, а он, сложив с себя полномочия абсолютного диктатора, ушел в расцвете сил в свою виллу и всю жизнь занимался только тем, что выращивал розы.
Лицо его стало озадаченным, но пробормотал послушно:
– Все сделаю. Но… что дальше?
– Верно, – согласился я, – дальше самое главное. Парочку наиболее талантливых и голосистых возьмешь с собой в Варт Генц. Там пусть распевают это на улицах, в богатых домах, при дворце…
Он кивнул, не сводя с меня сумрачного взгляда.
– Сделаю. А дальше?
– А дальше все, – ответил я дружески и улыбнулся. – Народ успокоится. Я имею в виду могущественных лордов, что могут все еще побаиваться насчет моих благостных намерений все взять и отдать.
Он хмыкнул.
– А вы что, в самом деле не примете корону? Как Сулла?
– У меня их целая связка!
– Я о королевской…
Я отмахнулся.
– О такой ерунде стоит ли вообще? Тебе, как поэту, будет предоставлено место на головном корабле, хочешь ты этого или не хочешь. Сам увидишь, какой прекрасный мир распахивается впереди и по бокам, а сзади одна хрень, что бы там ни говорили про дым отечества… Никогда королевская корона не была моей целью! Никогда. И не будет.
Он пробормотал:
– Чувствую, вы человек не мелочный.
Я ухмыльнулся.
– Я ж говорил, поэты не понимают, а чувствуют! В общем, отправляйся немедленно. К тому времени, как я прибуду туда с армией, там все должно быть унавожено.
– Ваше высочество?
– Подготовлено, – терпеливо пояснил я. – Я имею в виду, мозги унавожены. Местного населения, а также людей. Чтобы я в тот навоз посадил свои дивные цветы…
О пробормотал озадаченно:
– Я и раньше, как поэт, засер… запудривал мозги, но никогда мне такое не говорили так открыто. Спасибо за доверие, ваше высочество!
Я милостиво сделал движение кончиками пальцем, отпуская его трудиться на благо.
Глава 14
День я занимался по большей части подготовкой промежуточного лагеря, где остановятся для короткого отдыха и пополнения две могучие армии, что припрутся из Сен-Мари, намечал маршруты, вечером прошелся по дворцу и даже появился на улицах города, пусть народ видит, что Ричард Завоеватель бдит и заботится.
Успел переговорить со всеми героями, участвовавшими в блистательном рейде и захвате Савуази. Им, как армландцам, можно и нужно вести отряды как в Варт Генц, так и в Скарлянды, это турнедским полководцам туда лучше не показываться, все-таки недавно были врагами.
Еще раз мелькнул Бальза, теперь уже Бальзак, поклонился и сказал с восторгом, даже глазки закатил:
– Не устаю восторгаться вашей мудростью, ваше высочество!
Я буркнул настороженно:
– Какой именно? А то я весь из мудрости сверху донизу, почесаться негде.
– Гандерсгейм, – выпалил он и посмотрел влюбленными глазами. – Когда вы раздали там земли лордам из Турнедо, Варт Генца, Фоссано, Армландии, Шателлена и даже Вестготии!
– А-а-а, – протянул я, – ну, это как бы… А что ты в том узрел?
– Сплачивание, – выпалил он шепотом. – Создание единого королевства, управляемого наместниками, но всеми наместниками управляете вы, ваше величе… простите, высочество!
– Гм, – сказал я глубокомысленно, – ну да… а как же… только об этом и думаю… денно и нощно… Ты прав, однако никому ни слова, а пока иди работай.
Он исчез, как джинн, а я подумал, что этот шельма, знавший планы Гиллеберда, первым заметил, что я делаю почти то же самое, только гибче и успешнее.
Только насчет наместников не угадал. Править буду без всяких наместников.
Заснул я под утро, а потом, раздав ценные указания сэру Вайтхолду и лордам, сказал, что в следующий раз явлюсь уже с армией.
Они с пониманием смотрели, как я свистнул Бобику и удалился в свои покои, откуда перешел в спальные, а затем уже в самую дальнюю комнату, где в спальне за ложем, как бы для личного пользования, мое зеркало…
– Бобик, – сказал я строго, – не брыкаться, кабан!.. А то оставлю, будешь тут вспоминать страну вечного лета…
Он взвизгнул испуганно, попытался лизнуть, но я увернулся, ухватил его покрепче и вместе с ним даванулся в прозрачное якобы стекло зеркала.
Сэр Жерар ничуть не удивился, что я исчез на сутки, уже приучен, как и все в Савуази и Геннегау, а я по возвращении тут же затребовал сводку происшествий за сутки и весьма изумился, что ничего особенно не произошло, непорядок, это что у нас за сонное болото.
