Вот какой я сделал вывод: львиная доля обладателей полисов дополнительного медстрахования — либо сачки, либо плохо замаскированные алкоголики. Чуть кольнет где, сразу «скорую» вызывают: «У меня полис ДМС, мне срочно надо в больницу, живот уже три минуты тянет». Знают прекрасно, что их везде примут без очереди. Случается, правда, что люди работают в солидной организации, где действительно заботятся о здоровье своих сотрудников и оформляют им полиса ДМС. Но обычно, такие люди не злоупотребляют своим правом. Кто сидел в очередях к врачам, тот, думаю, со мной согласится.
В Карельске счастливые собственники полисов ДМС мне отчего-то не попадались, а у трети полиса ОМС-то нет. Люди приходят с улицы и просят принять их. Принимаем! В Питере с этим сейчас строго. Нет полиса — будь добр покинуть больницу после того, как тебе оказали экстренную помощь. В Карельске народ еще не перестроился: живут по советским понятиям и норовят попасть к врачам без полиса, на халяву. Как раньше, в старые добрые времена.
Глава 20
Как-то незаметно промчался август: лето пошло на спад. По ночам температура воздуха опускается до плюс десяти и ниже. Днем еще относительно тепло. Да, полярный день уже отступил: за окном сумерки сгущаются в чернильную ночь, подсвеченную яркими звездами, во множестве мерцающими в аспидном небе. Приближается унылая осень с затяжными дождями и безысходным листопадом, а вместе с ней и окончание моей необычной командировки. Остается последнее дежурство, традиционно выпавшее на субботу. После этого еще два рабочих дня в отделении, и все: можно подводить итог моей врачебной деятельности в Карельске. Правда, сначала надо еще отдежурить. Последнее дежурство, как и первое, всегда памятно.
Начинается все как обычно: принимаю смену у молодого заспанного хирурга Алексея Лебедева. По его изрядно мятой и отекшей от длительного соприкосновения с подушкой физиономии хорошо видно, как он провел ночь.
— Дмитрий Андреевич, все тихо и покойно. Даже нечего рассказать, — упорно борясь с зевотой, рассказывает молодой врач. — Даже ни разу в приемник не вызвали за целую ночь.
— А за целый вечер сколько раз дернули?
— Всего один раз: не очень старую тетку положил в отделение, и то, если б недалеко жила, отправил бы домой.
— С чем госпитализировал?
— Да говорю же — ни с чем! Живот у нее три дня то болит, то не болит. Анализы нормальные, УЗИ не сделать, рентген тоже без особенностей. Живет в какой-то дыре, вечером нельзя туда уехать. Попросилась остаться до утра. Пожалел, оформил как панкреатит. Сейчас гляну ее да и выпишу из отделения.
— Пойдем, вместе посмотрим твою тетку.
А тетку рвало всю ночь. Возле нее стоит тусклый алюминиевый тазик, подставленный санитаркой, наполовину заполненный кишечным содержимым неприглядного вида.
— Ой, мне так плохо! — жалуется женщина, еле оторвавшись от тазика и подняв на нас красные глаза. — Всю ночь рвало! Попью воды и почти сразу к тазику бегу! Ой как плохо! — стонет тетка.
— Вот, — показываю на пациентку, — а ты хотел ее выписать! У нее же диагноз на лице написан!
— Панкреатит? — растерянно моргает Алексей. — Сейчас капельницу поставим, вам лучше станет.
— А сразу что не поставил? — шепчу ему на ухо.
— Так я же историю на нее для вида завел, чтоб она только переночевала у нас, — так же шепотом отвечает юный доктор.
— Да, капельницу поставьте, но перед этим снимок брюшной полости необходимо выполнить! — уже громким голосом подсказываю я, закончив осмотр. Живот женщины мне совсем не понравился.
— Но, Дмитрий Андреевич, мы же делали ей снимок при поступлении! Там ничего криминального!
— Сделайте, пожалуйста, еще раз! — настойчиво повторяю я. — А вы больше не пейте и не ешьте. Скорее всего, прооперируем вас в ближайшие часы!
— Как оперировать? Зачем оперировать? — пугается женщина, утирая мокрый рот грязным носовым платком.
— Более конкретно поговорим после рентгена, — бросаю я, поднимаясь с ее кровати.
— Ничего не понимаю, Дмитрий Андреевич, — говорит Леша, как только мы выходим из палаты. — С чем ее оперировать, с панкреатитом, что ли? Давайте полечим вначале, возможно, все у нее пройдет! Панкреатиты же сразу не лечат оперативно! И чего у нее глаза красные, как у кролика? Обратили внимание?
— Обратил. Ты потошни, как она, всю ночь, у тебя еще и не такие глаза станут! Так напрягаться! Ты вон на массу топил, а тетеньку в это время наизнанку выворачивало!
— Так я это, не знал, что ее рвет!
— Панкреатиты, согласен, сразу не оперируют, — пропустив мимо ушей этот детский лепет, продолжаю я. — А запущенную механическую кишечную непроходимость мы просто обязаны взять на операционный стол. Но для этого нужно быстро возместить ей водно-электролитные потери. Сделаем снимок и начнем безотлагательно капать: готовить к операции. Если идешь со мной на операцию, будь добр, договорись с анестезиологами, пускай готовят ее прямо на операционном столе. Так мы нагоним упущенное тобой время.
— Погодите, Дмитрий Андреевич, — пытается спорить со мной Алексей. — Отчего сразу непроходимость? Живот у нее не вздут, газы отходят, стул даже был при поступлении, на снимках все хорошо. А то, что блюет беспрерывно, так панкреатит у нее. При панкреатитах же рвота типична.
— Да, для панкреатита характерна неукротимая рвота, — терпеливо просвещаю молодого коллегу, — но при этом, как правило, не бывает кишечного содержимого. Ты в тазик-то внимательно заглянул? Что там узрел?
— Фу-у-у, — брезгливо морщится доктор Лебедев, — я еще в заблеванные тазики не заглядывал и не дифференцировал тамошнее содержимое!
— А вот и напрасно! Я как раз не погнушался и тщательно рассмотрел, что к чему, пока ты моську свою воротил!
— И что? — жалобно смотрит на меня собеседник.
— Обычное тонкокишечное содержимое. У нее оттого и газы отходят, и стул был, что толстая кишка как раз проходима.
— Но у нее не было операций, а значит, не может быть спаек! — не сдается Алексей.
— Дмитрий Андреевич, — перебивает постовая медсестра Лена, — возьмите свежий рентгеновский снимок.
— Спасибо, Леночка, весьма оперативно! — хвалю я девушку и беру в руки рентген. — Ну? Смотри!
— Точно, непроходимость! — ошарашенно соглашается Алексей. — Вот на этом снимке четко видно! А на предыдущем даже намека никакого нет. А как вы догадались? Вздутия живота ведь не было? Неужели по рвотным массам?
— Ты почти угадал! — соглашаюсь я. — По содержимому тазика тоже, но помимо этого, у нее кишечник «плещет». Ну, и снимок.
— Но вы уже до рентгена утверждали, что ее придется оперировать!
— Утверждал и теперь утверждаю. Не станем терять время! Иди, договаривайся с анестезиологами.
— Дмитрий Андреевич, позвольте последний вопрос?
— Валяй!
— А что, по-вашему, вызвало непроходимость?
— Честно говоря, я и сам теряюсь в догадках! Ты прав, как правило, тонкокишечная непроходимость развивается у больных, перенесших ранее оперативные вмешательства на органах брюшной полости. Опухоли тонкой кишки весьма редки и рассматриваются как частные случаи. Так что тут или редкое явление, опухоль тонкой кишки, или…
— Или? — нетерпеливо переспрашивает Алексей.
— Или что-то съела, что не может перевариться.
— Вы хотите сказать, что кусок пищи вызвал непроходимость?
— Примерно так. Не надо строить догадки: есть болезнь, которая требует незамедлительной операции, а там разберемся, что к чему.
Причина и в самом деле оказалась очень редкой. Непроходимость тонкой кишки у больной вызвал… камень из желчного пузыря! Да, да, именно камень. И такое случается в медицине! В желчном пузыре образовался огромный камень, размером с куриное яйцо, и вследствие длительного воспалительного процесса участок тонкой кишки подпаялся к больному органу. Спустя какое-то время камень «пролежал» и стенку пузыря, и стенку кишки, и провалился в кишечник. Затем он отправился «гулять» по кишечнику. Произошло это, похоже, три дня назад до описываемых событий. Именно тогда у хозяйки пресловутого камня начались схваткообразные боли. У места перехода тонкой кишки в толстую камень застрял, вызвав кишечную непроходимость со всеми клиническими проявлениями.
Случай до чрезвычайности редкий, я лично за свою практику встречаю подобное всего третий раз. До операции редко кому из хирургов, включая маститых, удавалось установить причину билиарного илиуса (так эта патология называется по-научному). Всегда делали операцию по поводу кишечной непроходимости, а уже на столе определяли камень как операционную находку. Можно сказать, повезло. В Питере, чуть не каждый день оперируя больных с непроходимостью, такого не встретишь. А тут приехал в Карельск — и на тебе, феноменальный случай!
