В общем, Иван Ильич просидел два года в обычной среднестатистической поликлинике. Нельзя сказать, чтоб он там совсем штаны протирал и уж менять катетеры в стационар точно никого не отправлял. Сам справлялся, однако многое подзабыл. Работа в поликлинике накладывает свой отпечаток.
До поликлиники Иван Ильич работал исключительно в хирургическом отделении и не по своему желанию угодил на прием, оттого и «восстановительный период» прошел почти безболезненно. К концу моей командировки он почти полностью адаптировался к работе в стационаре. И пошло дело!
Глава 19
На место доктора Макарова в поликлинику прибыл весьма странный субъект. Кто и как его откопал, я не уточнял, говорят, он откуда-то из Псковской области. Мужичок уже в возрасте: на днях полтинник разменял. На руках диплом и сертификат специалиста, но, извините меня, дуб дубом! Не то что катетеры поменять — узлы завязывать не умеет! Узлы! То, чему каждый хирург учится с младых ногтей. Шить не получается. Спрашивается, где он работал? Двадцать пять лет просидел на приеме. Что он там делал?
Я бы еще понял, если бы он пил по-черному: ну некогда человеку учиться азам хирургии — очень занят, пьет! Так нет же, ни грамма спиртного в рот не берет и не курит, всегда подтянут, гладко выбрит, аккуратно причесан, а главное — в чистых носках.
Его отправили из поликлиники к нам в отделение для стажировки. Он явился, тихий, вежливый, спокойный, в отутюженном белом халате и накрахмаленном колпачке. Сразу же просек, у кого лучше учиться, и от меня не отходил ни на шаг. Я в перевязочную иду — он за мной семенит. Я в палату к своим больным — он уже там стоит, переминается с ноги на ногу. Ну, а про операционную и говорить нечего: все операции так и простоял столбиком рядом со мной, словно приклеенный. Правда, помогать на операциях я ему не позволил, он только стоял и наблюдал. Но вопросов задал — тьму. Я даже устал отвечать.
На другой день, когда шли плановые операции, все это и произошло.
Но все по порядку. Так случилось, что наметилось много операций в один день и совершенно не осталось времени заняться пациентами других отделений. Коллеги из терапии слезно попросили пропунктировать грудную клетку у крайне тяжелого больного с плевритом. Задание для третьекурсника медвуза, но сами терапевты боятся, просят хирурга о помощи. Вызывается наш стажер, аж две руки тянет. Справишься? Иди!
В результате после плановых операций мне приходится срочно брать в операционную и этого терапевтического пациента. Этот… чудак из поликлиники чуть не убил больного: во время плевральной пункции всадил бедняге в грудную клетку толстенную иглу, причем засадил почему-то в лопатку, да так, что игла обломалась, и понадобилось делать небольшую операцию, чтоб извлечь из кости обломок. И еще самому после всего этого пунктировать: откачивать жидкость из грудной полости.
— Иди-ка ты, Костя (так зовут пятидесятилетнего юношу), от нас подальше, пока еще кого-то не угробил! — еле сдерживая гнев, выговариваю шалопаю. — И больше к нам не показывайся!
— Так, Дмитрий Андреевич, сам не знаю, как так получилось! — оправдывается бесхитростный Костя. — Я все делал, как в книжке написано!
— Ты что, по книге пунктировал?
— Ну да! Все в точности как в учебнике «Топографическая анатомия и оперативная хирургия» сказано, за третий курс. Показать? — Он достает из-за спины, по-видимому, заранее приготовленный том.
— Мне не надо. Я это как раз на третьем курсе изучил! А вот ты? Чем ты столько лет занимался, что даже пунктировать не умеешь?
— Умею, — робко возражает Костя, — просто сегодня как-то не совсем удачно вышло.
— Не совсем удачно? — злюсь я не на шутку. — Это ты так называешь? — Я сую ему под нос кусок окровавленной стали, извлеченной из лопатки многострадального больного. — Я за двадцать лет работы в хирургии не то что не видел, а даже не слышал о подобном осложнении. Это надо же, так загнать иглу в лопатку, да еще и обломать ее! Кстати, а зачем ты в лопатку-то колол?
— Я же все правильно делал! Ориентировался по нижнему углу лопатки, так в книге написано.
— Да? Ты уверен?
— Да, — не сдается великовозрастный ученик. — Там так написано!
— Там написано, что угол лопатки, как правило, стоит на уровне седьмого ребра. Угол лопатки! А пунктировать надо ниже: в восьмом межреберье! И уж никак не всаживать иглу в саму лопатку!
— Да? Может быть, я невнимательно прочитал? — поражается Костя. — Я дома обязательно прочитаю еще раз и вам завтра расскажу!
— Костя, а вам не кажется, что на шестом десятке лет учиться основам хирургии несколько запоздало?
— Так я все знаю! — пытается улыбнуться новоявленный «студент», — только подзабыл маленько!
— Вот и не надо вспоминать! — улыбаюсь.
Еле отделались от этого прощелыги Кости! Никак он не желал покидать приглянувшееся отделение, все норовил остаться и блеснуть мастерством.
— Дайте мне кого-нибудь зашить! — слезно молит он. — Я вам докажу, что чего-то стою.
— Константин, я вам даже наложить повязку на палец не доверю! — отвечаю. — Идите к себе в поликлинику с миром.
Но он и в поликлинике успел отличиться. Привозят к нам в хирургию на «скорой» калеку: Костя взялся разрезать ему фурункул на предплечье, да так секанул острейшим скальпелем, что повредил лучевую артерию. У больного возникло сильнейшее кровотечение, Костя попытался самостоятельно прошить, так еще вдобавок сухожилие повредил. Хорошо, медсестра на приеме оказалась опытная: наложила жгут и вызвала «скорую». Мы боремся за жизнь пациента уже в стационаре, в операционной.
Вскоре в Карельске появилась какая-то женщина, из числа матерых поликлинических хирургов. Она развелась с мужем где-то в Новгородской области и подалась искать лучшей доли в Карельск. На стационар она не претендовала изначально. Ее взяли хирургом в поликлинику, а злодея Костю отправили, куда Макар телят не гонял.
В отдаленном фельдшерско-акушерском пункте на самом берегу Белого моря, в окружении непроходимых лесов, давно пустовало место фельдшера. Туда-то Костю и сосватали, благо обслуживаемого населения едва пятьсот человек — в основном работники местного рыбколхоза. Ловят семгу и чего-то там еще.
Костя поначалу обрадовался, попытался даже отвоевать миллион, положенный сельским медикам, но потерпел фиаско. Миллион-то дают только тем, кому нет тридцати пяти лет. Неуч погоревал да и отбыл в отдаленный фельдшерско-акушерский пункт. А оттуда не сбежишь — дорог нет, добираться можно либо по морю, либо на вертолете. Его, к примеру, забросил туда попутный вертолет, что вез запчасти к колхозным моторным лодкам. Перед отлетом Костя пришел попрощаться.
— Зря вы так со мной обошлись, Дмитрий Андреевич, — пожимая мне руку, мямлит он.
— Как «так»?
— Не по-человечески!
— Дурень ты, Кока! — приятельски хлопаю его по плечу в новеньком военном бушлате. Достал же где-то. — Я тебя от тюрьмы спас! Не знаю, как ты в Псковской области своей работал, свечку я не держал, однако допускать тебя к хирургии больше чем на пять шагов нельзя!
— Как же так? — краснеет мой оппонент. — Я хочу стать хорошим хирургом! Книжек с собой почти два ящика набрал, инструментов хирургических приобрел.
— А где ты умудрился достать инструменты?
— Я тут с военными познакомился. У них санчасть сократили, они мне и подарили! Все равно списанное, не пропадать же добру. Вот и куртку теплую отдали, почти новую!
— Это не куртка, а бушлат, — сухо говорю я. — А где это ты с ними познакомился?
— Так у себя в поликлинике, когда еще там работал. У них солдатик-водитель прищемил руку дверью машины. Они не хотели светиться у себя. Ну, вы понимаете?
— Понимаю, не хотели показываться в военной поликлинике или что там у них. И что?
— Да ничего. Сделал снимок — кости целые, отделался ушибами и ссадинами!
— А точно кости целые?
— Обижаете. Еще и рентгенолог снимок глянул. Мы разговорились, они меня угостили обедом в кафе, а после предложили медицинские инструменты забрать. А то они у них уже ржаветь стали. Что вы так на меня смотрите? Нет, не за деньги, абсолютно бесплатно!
— Я так на тебя сморю, Константин, чтобы ты эти инструменты мне отдал. А то натворишь еще дел! А так, в надежных руках, глядишь, и спасли бы кого…
— А почему вы решили, что они не в надежных руках?
— Костя, ты сам-то в это веришь?
— Разумеется! Я всем вам докажу, что я тоже хирург! — Он гордо вскидывает голову.
— Да, чую, натворишь ты там делов…
— Не натворю, не переживайте!
— Я не за тебя переживаю, а за людей, которых ты собираешься пользовать! Вот что, Константин. Ты там, на ФАПе, самодеятельностью не занимайся: если что серьезное, сразу к нам отправляй. Вертолет пока худо-бедно летает, корабли плавают, в помощи не откажем.
