что собираюсь довести начатое до конца, и доведу, доведу ради Софии, и сделать это необходимо сейчас. Кровь буквально ревет у меня в ушах, сливаясь с шумом самолета в невыносимый гул, от него у меня распирает голову, которая вот-вот лопнет. Я отдергиваю штору между салоном и кухней и едва не вскрикиваю, столкнувшись с направляющимся на свое место арабом. Он так же напуган, как и я, бормочет какие-то извинения, потом рывками возвращается к своему креслу, цепляясь за спинки сидений.
Джейми Кроуфорд с женой вернулись на свои места, чета Талботов и младенец Лахлан дружно спят. Я не вижу ни журналиста Дерека Треспасса, ни Джейсона Поука и, хотя вытягиваю шею, чтобы рассмотреть кресла в задней части салона, так и не могу определить, пусты ли они, или же их «обитатели» улеглись спать. Кого не хватает? Кто угонщик?
Франческа распрямляется. Она все еще разговаривает с мальчишкой и его матерью, и я гадаю, что́ они ей отвечают, знает ли Франческа, что я соврала, и прикидывает ли – почему. Через несколько минут она скажет, что ей нужно возвращаться, и пожелает им приятного полета. Наверное, пригласит мальчишку в кабину пилотов после посадки, посидеть в кресле и почувствовать себя командиром воздушного судна. Он будет с нетерпением ждать этого и предвкушать, как покажет фотку друзьям. Возможно, серьезно задумается о том, чтобы стать пилотом, и начнет мечтать о полетах над облаками, об элегантно сидящей форме, о том, как идешь по зданию аэропорта, когда тебе предстоит рейс в Калифорнию, Мексику и Гонконг. Мечтать, как раньше мечтала я.
От чувства вины у меня наворачиваются слезы. Они текут по щекам, жгучие и обильные, а я выискиваю глазами ручку двери туалета около кабины пилотов, страстно желая, чтобы он был свободным и все происходящее оказалось страшной ошибкой. Пусть это будет учебной тревогой, постановкой для «Ютуба». Пусть меня уволят, заклеймят позором и обольют потоками грязи как женщину, готовую пожертвовать сотнями жизней ради спасения дочери. Пусть это будет все, что угодно, но только не происходит в реальности.
Над ручкой надпись: «Занято».
Я шагаю к двери. Двигаюсь, как на ходулях, напоминая тормозящую графику в компьютерной игре; каждый мускул во мне напряжен, словно жду пулю в грудь или в спину. Я в нескольких сантиметрах от того, кто находится в туалете, и пытаюсь представить, что он делает и о чем думает. У него с собой огнестрельное оружие? Бомба? По спине у меня струится пот, и блузка прилипает к коже, когда я поворачиваюсь.
Дверь туалета расположена под прямым углом к кабине пилотов. Я набираю код, наклонив голову, потому что мое состояние ясно написано у меня на лице, и, когда с коротким сигналом срабатывает отпирающее устройство, я слышу у себя за спиной щелчок. Дверь в туалет отперта.
Я чувствую на затылке чей-то тяжелый взгляд и с трудом сохраняю спокойное выражение лица, когда легким толчком открываю дверь кабины пилотов. Майк не оборачивается, он смотрит на развернутую газету, разгадывая кроссворд. Майк, у которого, наверное, есть дети, жена, братья или сестры. Майк, пожавший руки всему экипажу и улыбавшийся в объективы камер.
Майк, который вряд ли переживет следующие несколько минут.
Я делаю шаг в сторону. Представляю лицо Софии, когда совершаю самый ужасный поступок в своей жизни. Майк оборачивается. Появившаяся улыбка исчезает, лицо его выражает сначала недоумение, а затем тревогу, когда он переводит взгляд с меня на законченного грубияна, на мужчину с угловато-рубленым лицом, игравшего в компьютерные игры. Дверь закрывается, и в этот момент лишь три человека в мире знают, что летящий рейсом № 79 самолет только что был захвачен.
Я выполнила изложенные в письме инструкции.
Мой муж и дочь в безопасности.
Все на борту нашего самолета – в смертельной опасности.
Часть II
Глава двадцать четвертая
Пассажир 1G
Bпервые я нарушил закон в «Женском лагере мира» около военной базы в Гринем-Коммон, где стоял, зажатый между своей матерью и древней старухой с набитыми бисквитными печеньями карманами. Я швырнул камень и попал им в полицейского. Хороший бросок – оценила мама. Мне было девять лет, и мой возраст избавлял меня от ответственности за содеянное. Помню, как я ощутил прилив сил, когда полисмен обернулся, почесывая плечо, и стал выискивать глазами виновника. На меня он даже не посмотрел.
Прятаться на виду, не вызывая подозрений. Вот что стало моей целью с тех самых времен.
Хотите верьте, хотите нет, но не в моем характере причинять кому-то боль или страдания. Однако возникает ситуация, когда приходится взвешивать последствия действия по сравнению с бездействием. Например, во времена военных конфликтов считается приемлемым, что против вражеских солдат станет применяться насилие, а потери среди гражданского населения являются трагическим, но неизбежным побочным эффектом военных действий. Бомбардировщик, не сумевший выйти на цель, скоро сам станет целью.
А мы ведем войну – и не надо насчет этого заблуждаться. Вероятно, она не ощущается как война по аналогии с тем, как Вторая мировая в корне отличалась от Первой мировой, однако это война, и она тем более опасна для тех, кто не признаёт ее таковой.
Закон «Об уголовном праве» наделяет нас, а не только офицеров полиции, полномочиями «применять силу, в своей правомерности и рациональности соответствующую обстоятельствам предотвращения преступления», отчего сразу возникает вопрос: а что является преступлением? Толковый словарь сообщит вам, что это есть действие или бездействие, караемое законом. Но закон одной страны не является таковым в другом государстве. Например, азартные игры не считаются противозаконными в Соединенном Королевстве, а законодательство мусульманских стран запрещает их. В Сингапуре незаконно жевать резинку в общественных местах, неженатым парам не разрешается совместно проживать в Объединенных Арабских Эмиратах. В общем, преступление имеет разный смысл для разных людей.
Те из нас, кто обладает свободой слова и передвижения, могут позволить себе роскошь выбора, как реагировать на преступление, совершающееся у нас на глазах. Мы можем пройти мимо или же использовать предоставленные нам законом полномочия и действовать. Я предпочитаю действовать, и знаю, что вы поступили бы так же. Наверное, мы мимолетно друг с другом знакомы, но я уже могу заявить, что вы не способны равнодушно стоять рядом – не в вашем это характере.
Что же до «правомерности и рациональности применения силы», то все, конечно же, зависит от преступления. Убийство неправомерно в большинстве обстоятельств, в подавляющем большинстве, но если отнятая жизнь принадлежала убийце? Насильнику? Если, отняв эту жизнь, вы положите конец грядущим убийствам и изнасилованиям?
В общем, праведные и неправедные действия не столь однозначны?
Позвольте мне немного рассказать вам о войне, которую мы ведем. Это крупнейшая,
