что отвлекает от свободного полета духовного таланта, должно казаться унизительным. Женщина уже является угрозой физическому состоянию мужчины – это только маленький шаг к тому, чтобы избегать с ней полового акта. Таким образом человек удерживает свой тщательно огороженный центр от рассеивания и подрыва неоднозначными значениями. Большинство мужчин склонны твердо держать себя в руках, воздерживаясь от супружеской неверности; но можно нарциссически утаивать смысл еще больше, воздерживаясь, так сказать, от «гетеросексуальной неверности».
С этой точки зрения, когда Фрейд говорил о «женской стороне своей натуры», он мог с таким же успехом говорить о силе своего эго, а не о слабости, о своей собственной целеустремленной решимости создать свое собственное бессмертие. Общеизвестно, что сексуальные отношения между Фрейдом и его женой прекратились в возрасте сорока одного года, и, насколько нам известно, он был строго моногамен. Такое поведение полностью соответствует его проекту causa sui: нарциссическая самодостаточность, которая отрицает зависимость от женского тела и от видовых различий, а также контроль и сокрытие важности и значения своей индивидуальности. Как указывает Розен, по словам самого Фрейда, он видел своего героя следующим образом:
…человек, чья сексуальная потребность и активность были исключительно снижены, как если бы более высокое стремление подняло его над обычной животной потребностью человечества55.
Очевидно, Фрейд вложил всю свою страсть в психоаналитическое движение и собственное бессмертие. Это были его «высшие устремления», которые также могли бы включать в себя духовную гомосексуальность, не представляющую угрозы в качестве «животной потребности».
Концептуальная двойственность causa sui
До сих пор мы говорили об эмоциональной амбивалентности, но в этом есть и концептуальная сторона вопроса. Одно дело испытать и признать эмоциональную реакцию на переживание угасания; и совсем другое – оправдать это угасание. Фрейд мог признать зависимость и беспомощность, но как придать своей смерти хоть какое-то значение? Он либо должен был оправдать ее внутри своего causa sui, то есть психоаналитического движения, либо вне его. Вот двойственность causa sui на концептуальном уровне: как можно доверять любым смыслам, которые не созданы человеком? Это единственные смыслы, которые мы знаем наверняка; но кажется, что природе они безразличны. Более того, она даже злобно им противоречит; и мы боремся, пытаясь привнести в мир наши собственные надежные смыслы. Но человеческие смыслы хрупки и эфемерны – они постоянно дискредитируются историческими событиями и природными явлениями. Один Гитлер может стереть целые века научных и религиозных смыслов; одно землетрясение может миллион раз свести на нет значение человеческой жизни. Человечество отреагировало, пытаясь обеспечить свои смыслы извне. Все усилия человека кажутся абсолютно ненадежными без обращения к чему-то высшему для их оправдания, к некоторой концептуальной поддержке жизненного смысла из некоего трансцендентального измерения. Поскольку эта вера должна вобрать в себя основной ужас человека, она не может быть просто абстрактной, а должна быть укоренена в эмоциях, во внутреннем чувстве, что человек под защитой чего-то более сильного, большего, более важного, чем его собственные силы и жизнь. Это как если бы кто-то сказал: «Мой жизненный пульс падает, я исчезаю в забвении, но «Бог» (или «Оно») остается, даже становится более славным благодаря моей жертве». По крайней мере, это чувство и вера в него наиболее эффективны для отдельно взятой личности.
Фрейда явно беспокоила проблема того, как далеко должна зайти жизнь, чтобы обрести героический смысл. Согласно психоаналитической теории, ребенок впервые сталкивается с ужасом жизни и одиночества, утверждая собственное всемогущество, а в дальнейшем – используя культурную мораль как средство своего бессмертия. К тому времени, когда мы вырастаем, это уверенное, делегированное бессмертие становится главной защитой на службе нашего организма перед лицом опасности. Одна из главных причин, по которой так легко вести мужчин на войну, заключается в том, что в глубине души каждый из них сожалеет о возможной смерти человека рядом с ним. Каждый защищает себя в своих фантазиях до того момента, пока не испытает реальный шок от того, что сам истекает кровью. Логично, что если вы один из немногих, кто признает страх смерти, то вы должны подвергнуть сомнению фантазию о бессмертии, что и сделал Фрейд. Зильбург утверждает, что эта проблема беспокоила Фрейда всю жизнь. Он жаждал славы, ожидал ее, надеялся, что благодаря ей сможет обеспечить себе бессмертие: «Бессмертие означает быть любимым многими неизвестными людьми». Это определение представляет собой взгляд на бессмертие в эпоху Просвещения: жить, находясь в почете у еще не родившихся людей за работы, которые внесли вклад в их жизнь и ее улучшение.
Но это совершенно «мирское» понимание бессмертия – вот в чем дело. Должно быть, это очень сильно задевало Фрейда. Его обвиняли в «серьезной двойственности, даже множественности»56. Еще в раннем возрасте он сказал своей невесте, что уничтожил все полученные им письма, иронично и торжественно добавил, что его будущим биографам будет сложно найти данные о его жизни после того как он уйдет из этого мира. Позже он говорил то же самое о своих письмах Флиссу: если бы он сам получил их, а не кто-то из его учеников, то уничтожил бы письма, вместо того чтобы они попали к «так называемым потомкам». Зилбург, кажется, считал, что эти колебания между желанием бессмертия и презрением к нему отражает неудачную привычку Фрейда формировать в собственных мыслях абсолютно полярные мнения. Но для меня это больше похоже на магическую игру с реальностью. Поскольку вы боитесь, что жизнь в этом измерении может не иметь значения, и вообще никакого реального смысла, вы ослабляете свое беспокойство, особенно пренебрегая тем, чего вы желаете больше всего, но, в то же время, вы скрещиваете пальцы, держа руку за спиной.
С одной стороны, вы делаете психоанализ своей личной религией, определив его в качестве самого легкого пути к бессмертию; с другой стороны, вы уникальны и достаточно изолированы, чтобы поставить под сомнение все достижения человечества на этой планете. В то же время вы не можете отказаться от создания собственного бессмертия, потому что религиозные обещания – это чистая иллюзия, подходящая для детей и для доверчивого обывателя. В этом ужасном положении и находился Фрейд; как он признался преподобному Оскару Пфистеру[81]:
Я могу себе представить, что несколько миллионов лет назад в триасовом периоде все эти огромные – одоны и – терии очень гордились развитием ящеров и с нетерпением ждали, когда небеса узнают, какое великолепное будущее им уготовано. А потом, за исключением одного убогого крокодила, они все вымерли. Вы будете возражать что… человек наделен разумом, который дает ему право думать и верить
