до коронации, началась очередная Русско-турецкая война. Это краткое, но яркое военное столкновение принято объяснять геополитическим противостоянием двух держав, а также Греческой войной за независимость. Как справедливо отмечено в литературе, «выступая в… поддержку Греции», Николай «не имел в виду цель поддержать греческое освободительное движение, а только проводил ту линию в решении Восточного вопроса, которая была выгодна в тот момент интересам России»[710]. В итоге Россия получила часть восточного побережья Черного моря, южный рукав устья Дуная, а также право на свободный проход судов через проливы Босфор и Дарданеллы. Адрианопольский мир упрочил автономию Сербии, Молдавии и Валахии; Греция же объявлялась самостоятельным государством с обязательством избрания монарха и при проведении ежегодных выплат Османской Турции.
Победа в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг. стала для Николая I значимым аспектом осмысления собственных позиций и установок. Он быстро обнаружил, что война с турками может обладать значимым символическим потенциалом для его новых подданных в Царстве Польском. Достаточно вспомнить стремление императора определить на театр военных действий польские войска, а затем, после демарша великого князя Константина, хотя бы нескольких польских офицеров[711].
Находясь на театре военных действий, император нашел еще одну возможность подчеркнуть единство русских и поляков в противостоянии турецкой угрозе. Присутствуя при взятии Варны русскими войсками и устроив торжественный высочайший въезд в покоренную крепость[712], император принял решение отправить в дар Варшаве 12 пушек, захваченных у турок в результате этого столкновения[713]. Ничего необычного в самом подарке не было. Преподнесение орудий в качестве дара было вполне традиционным. Так, две пушки из-под Браилова были пожалованы прусскому королю[714], а несколько позже наследник персидского престола Аббас-Мирза, приехавший в Петербург с извинениями по поводу убийства А. С. Грибоедова, получил в дар 18 пушек из числа захваченных во время войны с Персией[715]. Обращает на себя внимание, однако, то, как император мотивировал свой жест в связи с даром Царству Польскому. В переписке с графом М. С. Воронцовым он высоким слогом сообщал о своем решении: «Воздав жертву должной хвале и благодарности Богу… увенчавшему оружие российское новым блистательным успехом, я желаю почтить память знаменитого моего предшественника, утратившего победу и жизнь, но не славу под стенами поверженной ныне Варны. Здесь пал ратуя под знаменами Христовыми мужественный сын Ягеллы Владислав, Король Польский. Место его погребения незнаемо: но да будет ему воздвигнут в самой столице Польши памятник, его достойный. Назначив для сего ей в дар 12 турецких пушек из числа найденных в Варне орудий я поручаю Вам немедленно выбрать и отправить их в Варшаву, где оные поставлены будут в приличном месте по распоряжению Его Высочества Цесаревича в честь герою павшему и в честь храбрым российским войскам отомстившим победой за его падение»[716]. Речь в письме шла о Владиславе III – юном польском короле, погибшем в 1444 г. в сражении с турками под Варной. После гибели голова Владислава досталась султану как трофей.
Обоснование, предложенное Николаем великому князю Константину Павловичу, было еще более выразительным: «Я жалую Варшаве 12 орудий, как замечательное историческое воспоминание, ибо достойно внимания, что здесь явилась именно русская армия с польским королем, чтобы отомстить за другого польского короля»[717]. Появление имени Владислава III рядом с именем Николая I и переданные Польше пушки Варны должны были указать на единство русских и поляков в противостоянии турецкой угрозе. Интересно, что в тексте письма взятие Варны русскими войсками в 1828 г. рассматривалось через призму исключительно польской истории. Называя себя польским королем, который мстит за другого польского короля, Николай I вписывал себя в совершенно определенный – польский – контекст[718]. Искусственность такой позиции, должно быть, ускользнула от самого императора: армия, сражавшаяся под Варной, чтобы отомстить за смерть польского короля, была осмыслена в этом письме исключительно как русская.
Интересно, что интерпретация Николая получила некоторое распространение на западных территориях империи. Польские офицеры, принявшие участие в войне, именовались в Царстве «варнскими львами», которые, по определению одного из современников, «во имя короля польского Николая отомстили за смерть Владислава III, тоже короля польского»[719].
Доставить пушки в Варшаву оказалось делом непростым. Назначенные к отправке орудия были загружены на транспортное судно «Змей», но погибли вместе с кораблем вскоре после выхода из порта Одессы[720]. Это, впрочем, не изменило планов Николая I, который потребовал направить в Варшаву «такое же число пушек из-под Варны»[721]. В ответ на это генерал-фельдмаршал П. Х. Витгенштейн сообщал в Петербург, что оставшиеся в наличии орудия отданы быть не могут, поскольку они «в настоящее время необходимо нужны». Он предложил более реалистичный план: орудия, назначенные в Варшаву, будут «заменены другими, которые доставят в Варну из завоеванных крепостей, которые назначены к уничтожению»[722]. Император, первоначально согласившийся с этим вариантом[723], в итоге все же получил то, что хотел: в Варне нашлись «орудия небольшого калибра», которые, как сообщалось в Главный штаб, были «ныне суть последние уже в Варне оставшиеся»[724].
Найденные орудия надлежало доставить в Варшаву, причем как можно быстрее. Предполагалось, что они будут доставлены в Царство Польское к началу апреля[725]. Пушки сначала везли на «зафрахтованном» судне «Спиридон», а затем на специально «обустроенных повозках» с почтовыми лошадями[726]. Общая стоимость перевозки от Одессы до Варшавы составила 4371 руб. Деньги на оплату перевозки были взяты из Кабинета императора[727].
Несмотря на все затраченные усилия и деньги, пушки не успели в Варшаву к коронации Николая I. Они все еще находились в пути, когда император Всероссийский и коронованный польский король уже покинул пределы Царства Польского[728].
Интересно, что, хотя в письме М. С. Воронцову император использовал в связи с пушками слово «памятник» в метафорическом смысле (он писал, что орудия будут установлены в городе на месте, которое выберет великий князь Константин Павлович), представители военного ведомства, организовывавшие перевозку, восприняли ситуацию иначе – они полагали, что пушки перевозят «для сооружения памятника», то есть собственно для возведения монумента покойному польскому королю Владиславу[729].
Во время Польского восстания 1830–1831 гг. эти пушки были обращены против русской армии. Николай так прокомментировал этот эпизод на полях «Воспоминаний» А. Х. Бенкендорфа: «Через год поляки повернули их (пушки. – Прим. авт.) против нас. Гвардия захватила их вновь, и я передал их тем, кто два раза, благодаря собственному мужеству, сумел захватить их»[730].
Даже много лет спустя император не переставал сопоставлять себя с Собеским, на сей раз указывая на печальные итоги внешнеполитических усилий обоих монархов. Во
