Пехота Цезаря пошла в атаку: 22 тысячи голодных и уставших от злоключений солдат против 40 тысяч откормленных и еще недавно уверенных в легкой победе воинов Помпея. Накануне Цезарь умело выбрал центуриона, который должен был любой ценой опрокинуть строй врагов, по крайней мере, в одном месте. Гай Крассиний, по свидетельству Плутарха, первым ринулся на неприятеля, и за ним последовали 120 солдат. Первых врагов, оказавшихся перед ним, он зарубил и продвигался вперед, сражаясь, пока наконец не был убит ударом меча в рот — клинок, пройдя насквозь, вышел через затылок.
Не потребовалось много усилий, чтобы обратить в бегство огромное войско Помпея. Гай Крассиний начал, 10–й легион продолжил теснить левое крыло противников Цезаря. А далее, как и рассчитал Цезарь, у него появился мощный союзник — паника. Аппиан Александрийский описывает дальнейший ход битвы:
Когда левое крыло Помпея стало отступать — отступало оно шаг за шагом, не переставая сражаться, — союзные войска, ничего не предприняв, обратились в безоглядное бегство с криками:
— Мы побеждены. Они опрокидывали, словно вражеские, свои собственные палатки и заграждения, уничтожая и похищая при своем бегстве все, что только могли унести. Уже и другое крыло италийских войск Помпея, узнав о поражении левого крыла, стало медленно отступать, вначале в полном порядке и по мере возможности обороняясь, а затем под натиском врагов, окрыляемых удачей, оно тоже обратилось в бегство.
Психологические приемы Цезаря оказались настолько действенны, что Помпей — проведший в походах и битвах большую часть жизни — «совершенно уподобился безумцу, потерявшему способность действовать целесообразно». Забыв, что еще недавно его величали Помпеем Великим, он оставил поле брани и медленно, ничего не видя вокруг себя, пошел в лагерь.
Много написано о том, что милостивый Цезарь приказал перед битвой щадить соотечественников, но это был только ловкий тактический ход с целью разъединить силы противника.
Цезарь с большой хитростью разослал глашатаев по всем своим частям, во все стороны, чтобы победители — италийцы оставили в неприкосновенности своих единомышленников и наступали только на союзников.
Гораздо большую заботу о соплеменниках проявляли противники Цезаря. Еще в начале войны сенат по предложению Катона решил не предавать смерти ни одного римлянина, кроме как в бою, и не грабить подвластных римлянам городов.
Цезарь и сам прекрасно понимал, что разъяренная толпа изголодавшихся людей не могла внимать никаким увещеваниям, все благородные побуждения были ей чужды.
Поле битвы осталось за Цезарем, но простой победы в битве ему было мало. Оставался еще лагерь врага, в котором спешило укрыться войско Помпея. Однако и легионеры Цезаря сражались из последних сил: они были истощены прежней походной жизнью и недавней кровавой битвой, изнурены чрезвычайной жарой. Никто не мог заставить обессилевших солдат штурмовать лагерь противника… кроме Цезаря. Он сделал невозможное, заставив обессилевших людей вступить в новый бой!
К концу дня Цезарь, неутомимо повсюду обегая войско, просил еще поднатужиться, пока не возьмут лагерь Помпея, причем объяснял, что, если враги снова соберутся с силами, они окажутся победителями одного дня, если же лагерь врагов будет захвачен, этим делом приведена будет к благополучному концу вся война. С этой мольбой протягивал к войску Цезарь руки, и сам первый открыл преследование. Физически многие из войска Цезаря были утомлены, но дух их поддерживали эти рассуждения и сам полководец тем, что шел с ними вместе на врага. Побуждала к тому и удача всего происшедшего, и надежда, что, захватив лагерь Помпея, они заберут в нем много добычи; в надежде и при удачах люди меньше всего чувствуют усталость. В таком состоянии они снова устремились вперед и напали на лагерь, совершенно пренебрегая противящимися этому.
С особенной храбростью защищали лагерь фракийцы и прочие вспомогательные отряды из варваров — согласно политике Цезаря им не приходилось рассчитывать на милость. Бойцы Цезаря безжалостно уничтожали всех подряд, с оружием и без оружия; воинов погибло не более 6 тысяч, а безоружных (в основном рабов) пало даже больше, ибо их легче было убивать.
Долго полыхали погребальные костры на Фарсальской равнине; римлянам дорого обошелся спор честолюбцев, несмотря на то, что и Помпей, и Цезарь собирались щадить их жизни.
Аппиан Александрийский сообщает:
Убитых с обеих сторон италийцев (число убитых союзников не было установлено как из — за их многочисленности, так и из — за пренебрежения к ним) было в войске Цезаря 30 центурионов и 200 легионеров (а по утверждению других историков, 1 200), в войске Помпея — 10 сенаторов, среди них и Луций Домиций, посланный сенатом к Цезарю в Галлию в качестве его преемника, и около сорока так называемых всадников из знатных. Из остального войска те писатели, которые склонны преувеличивать, называют цифру в 25 тысяч, но Азиний Поллион, один из командиров Цезаря в этой битве, пишет, что трупов, принадлежавших сторонникам Помпея, было найдено 6 тысяч.
Как мы видим, этот греческий автор привел два числа: одно явно завышенное, другое заниженное. Разумнее принять среднее число — его мы найдем в «Гражданской войне»:
Из войска Помпея пало, по — видимому, около 15 тысяч человек, а сдалось более 24 тысяч; кроме того, многие спаслись бегством в соседние города.
Последние дни Помпея
Как мы помним, Помпей покинул поле битвы, когда его войско стало отступать под напором врага. Прославленного полководца охватила глубокая апатия: он безмолвно сидел в своей палатке до тех пор, пока не началась битва за лагерь. «Неужели уже дошло до лагеря?» — воскликнул Помпей, когда услышал лязг оружия совсем рядом.
Отчаянность ситуации побудила Помпея к действию, но совсем не тому, что ожидало войско. Он сменил роскошную одежду военачальника на скромный наряд путешественника и в сопровождении немногих друзей обратился в бегство. В пути он предавался размышлениям, каких, по словам Плутарха, и следовало ожидать от человека, который в течение 34 лет привык покорять всех неприятелей.
Только теперь, на старости лет, в первый раз узнав, что такое поражение и бегство, Помпей вспоминал битвы и войны, в которых выросла его слава, потерянная ныне за один час, и думал о том, что еще недавно он стоял во главе столь великих сил, пеших и конных, и множества кораблей, а теперь бежит, жалкий и униженный, вынужденный скрываться от преследования врагов.
Насколько они не похожи в неудаче — Цезарь и Помпей! Цезарь много раз терпел поражения, но Британия, Герговия и Диррахий не сломили его волю, — наоборот, они заставили Гая Юлия задействовать все свои внутренние силы и возможности, чтобы в следующем споре с судьбой выйти победителем. Цезарь понял то, чего не смог постигнуть Помпей: счастье — это не вечный подарок, его приходится иногда завоевывать. Судьба каждому посылает большие и малые испытания; и достоинство человека определяется не тем, каков он в счастье, а тем, как он перенесет посланные испытания. Главный приз достается не удачливому, а мужественному. Увы! Помпей, этот баловень судьбы, оказался уничтоженным первым же ее ударом. Он не смог постичь простую истину: самая великая победа приходит за один шаг до поражения, и надо лишь сделать этот шаг.
Помпей продолжал совершать глупость за глупостью. У него оставался флот в сотни кораблей, который мог блокировать Цезаря в разоренной Греции, — Помпей совершенно забыл о нем. Он бежит, словно затравленный заяц, не разбирая пути, бежит с единственной целью: поскорее выбраться из Греции. Вчерашний триумвир, хозяин Рима нынче вызывает лишь жалость.
Плутарх рассказывает:
Почувствовав сильную жажду, он бросился ничком на землю и стал пить прямо из реки, затем поднялся и продолжал путь через Темпейскую долину, пока не достиг моря. Там он остановился до утра в какой — то рыбачьей хижине. На рассвете Помпей в сопровождении свободных спутников взошел на борт речного судна, рабам же велел, ничего не боясь, идти к Цезарю. Плывя вдоль берега, Помпей заметил большой торговый корабль, готовый к отплытию. Хозяином его был римлянин по имени Петиций, совершенно не связанный с Помпеем дружескими отношениями.
Хозяин корабля принял Помпея и его друзей на борт. И на море несчастный соперник Цезаря ведет себя точно так же, как на земле (хотя у Цезаря вообще не было флота, и Помпей мог, наконец, остановиться и начать мыслить разумно). Он отнюдь не спешит к своему нетронутому войной флоту; он не направляется в Африку, где находилось преданное войско, накануне уничтожившее легионы любимца Цезаря — Гая Куриона.
