– В вашем возрасте, юноша, давно пора спать с девушками вместо того, чтобы пипиську теребить! – она сейчас бы наверняка расхохоталась, но в силу обстоятельств предпочитает сдерживаться.
Мажорка уходит, воцаряется тишина. Я, пристыженный, засыпаю.
* * *
Слышится шлепанье босых ног по полу. Открывается дверь, из дальней комнаты выглядывает заспанная Джейни.
– Доброе утро, ребята, – говорит она. – Вы уже встали? Я сейчас сделаю завтрак.
– Ничего не нужно, спасибо, – отвечает Максим. А меня спросить? Ну, как всегда! – Нам уже пора, а то некоторым тут сильно не терпится, – это намек в мою сторону.
– Да-да, нам надо спешить, – поддакиваю я.
– Куда?
– Искать дальше будем, кто это был там, в парке, на озере, – отвечает Максим.
Я же никак не могу прийти в себя после того, что случилось ночью. Смотрю на часы: восемь часов девять минут. Мы прощаемся с Джейни. Выходим на улицу. Я молчу. Опять жутко стыдно перед Максим. Вот почему она всё время заставляет меня испытывать это дурацкое чувство? Хотя ответ очевиден: слишком много косячу. Вёл бы себя, как взрослый разумный мужчина, и поводов краснеть стало бы намного меньше.
Глава 40
Мы успеваем добраться до гостиницы, и всё. Дальше позвонила Джейни и сказала, – я слышал её рыдающий голос через динамик телефона Максим, – что с ней на связь вышел похититель. Заявил, что поскольку мы организовали на него охоту со стороны полиции, он увеличивает выкуп ещё на четыре миллиона евро.
– Так и сказал, – шмыгнула носом в трубку девушка, – «семь – моё любимое число».
– А дальше что?
– Чтобы деньги были сегодня, к полуночи. Место встречи – Хампстед-Хит, а если точно – Highgate Men's Bathing Pond.
Мажорка сказала Джейни, чтобы та выпила снотворное и отдыхала, пока мы с «моим юным коллегой» готовимся. Затем убрала телефон и проговорила:
– Час от часу не легче.
– Это называется полная попа, – сделал я вывод.
– Зачем же ты так про себя критично? – спросила мажорка.
– Чего?
– Ну, ты же про свою голову, верно я поняла?
– Да у самой у тебя!..
– Цыц! – прикрикнула на меня Максим, и я резко замолчал. – Будешь на меня волну гнать, всё доложу папеньке. Как ты в квартире близкой подруги правнучки его главного финансового партнера лысого гонял.
– Да пошла ты, – равнодушно отвечаю, хотя думать о том, как отец станет выслушивать детали моего проступка, очень не хочется. Родитель явно не оценит такое поведение.
– Поехали снова к нашему японскому другу, – говорит Максим, и мы вновь стремимся на такси в лондонский офис «Mitsui Industries».
Увидев нас в своем кабинете, Такэда аж весь побледнел. Прочитал по нашим физиономиям, что плакали с таким трудом собранные им три миллиона. О чем мы ему сразу же и сообщаем, но не даем опомниться и просим выделить ещё четыре.
– У меня нет таких денег, – разводит руками японец. Лицо у него мало того, что неестественно бледное, так ещё и посерело даже. Видать, те деньги все-таки были для него очень важны, а мы с такой невероятной легкостью их профукали. И неизвестно ещё, какая судьба постигнет следующий транш. Если похититель окажется столь же ловок, то станет богаче на целых семь миллионов. Что дальше с Наоми после этого случится – неизвестно. Вот в чем главная заковыка.
– Видимо, все-таки придется мне звонить господину Сёдзи, – угрожающе-насмешливо (как у неё получается одновременно сочетать эти две интонации, не понимаю) говорит Максим. И… натыкается на дух самурая, проснувшийся в Такэде.
– Звоните, – говорит он. – Я вам сказал правду. У меня больше денег нет.
Мажорка идет на принцип. Она берет трубку, смотрит в лежащую на столе памятку с номерами телефонов, из которых принадлежащий приемной президента корпорации выделен жирной красной линией и рядом по-английски крупными буквами: «Do not dare!», что я перевожу как «Не смей!» Только непонятно тогда, зачем было писать. Замазал бы корректором, и готово. Видать, японская пунктуальность.
– Добрый день, – говорит мажорка по-английски. – Меня зовут Максим, я помощница президента холдинга «Лайна» господина Кирилла Андреевича. Мне нужно срочно связаться с господином Сёдзи. Что? Совещание? Да мне глубоко… В общем, речь идет о жизни и смерти его старшей дочери, Наоми. Что? Совещ… Быстро переключи меня на него! – внезапно рявкает мажорка. Я вздрагиваю и откидываюсь назад. Такой яростной мне её прежде видеть не доводилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Терпеть не могу этих офисных куриц, – усмехается Максим, глядя на Такэду. Мое впечатление от её поведения, видимо, не интересует.
А дальше происходит то, чего ни я, ни Такэда не ожидали. Абсолютно. У нас рты пораскрывались, глазоньки повыпячивались. Поскольку Максим вдруг заговорила по-японски. Да так ладно и складно, словно с рождения знает этот язык, потому как на свет появилась там, выросла и вообще впитала с молоком матери.
Они говорят, а мы с японцем пялимся. Такэда ещё и потому, как мажорка с президентом его корпорации разговаривает, вот так запросто: взяла и позвонила. Безо всяких придыханий, поклонов невидимому собеседнику и прочих виляний хвостом. Проходит пара минут, Максим протягивает Такэде трубку. Тот вскакивает, вытягивается, как солдат на плацу перед генералом и бросает отрывистые слова, из которых подобострастное «хай!» звучит чаще всего.
Мажорка делает вид, что вытирает пот со лба (утомилась, мол), усаживается в кресло. Я всё это время продолжаю хлопать глазками, взирая на неё.
– Дырку прожжешь, – бросает мне Максим. – Хорош пялиться, а то японец решит, что у тебя ко мне постыдный интерес.
– Тьфу. Нет у меня никакого интереса, – спешу оправдаться. Вру, конечно. Ещё какой у меня к тебе, мажорка, интерес! А после увиденного и услышанного меня любопытство прямо-таки пожирает изнутри. – Ты откуда японский знаешь? И почему раньше на нем не говорила?
– Да так… увлечение юности, – небрежно бросает Максим. – В училище предложили на выбор японский или испанский. Я выбрала первый. Ну, выучила вот.
– Ничего себе, – продолжаю бормотать в глубоком изумлении.
– Хай! Хай! – говорит в этот момент Такэда и кладет трубку телефона так, словно она из горного хрусталя выточена, потому хрупкая очень и бесценная.
– Господин Сёдзи сказал, что деньги на счет представительства поступят в течение пяти минут, – сообщил нам японец.
– Другое же дело, – усмехнулась Максим.
Вскоре позвонил подчиненный и сказал, что деньги поступили. Осталось их обналичить. Это займет около двух часов.
– В гостинице подождем, – заметила мажорка.
Ещё через несколько минут мы едем на такси в гостиницу. Кажется, лондонские таксисты скоро нас обоих станут уважать и ценить, как прекрасных клиентов – столько денег мы тратим на их услуги. Для сокращения расходов впору бы нанимать водителя с машиной. Может, стоило за этим к японцам обратиться? Хотя лучше не надо, опять возиться с этим принципиальным Такэдой, обожателем корпоративных регламентов.
За время, оставшееся до вторичной передачи денег, мы успеваем тщательно помыться, переодеться и пообедать, а затем отправляемся домой к Джейни, чтобы уже вместе с ней отправиться в Хампстед-Хит. Попутно я успеваю почитать в интернете, что это самый большой парк в Лондоне, площадь которого 320 гектаров. И ещё там есть одна из самых высоких точек города – Парламентский холм. Мне становится понятна причина, почему похититель (если один, а не несколько) выбрали именно это место. Тут легко затеряться. Даже если бы нам помогала полиция, от которой толку всё равно мало, им не удалось бы оцепить всё это огромное пространство.
Кстати, бобби, как тут называют правоохранителей, до сих пор даже не выходили на связь с Джейни. «Положили большой и толстый», – так охарактеризовала мажорка их поведение, я не стал спорить. Она права: человек пропал, заявление подано, они даже не придут с расспросами. Ну и народ! А ещё мы отечественных полицейских ругаем. Связались бы они с бобби, я бы посмотрел.
