— Нелли, — я возмущена. Или смущена — не могу точно сказать.
— Что, Нелли? Он тебя на лошадях катает и в любви признается, дело осталось за малым.
Я закатываю глаза и категорически отказываюсь думать обо всем этом. И так слишком часто думаю о Егоре — каждую божию секунду, если честно. Мы не виделись после того, как, отсидев неделю в его загородном доме и отдохнув душой и телом, я выбралась к Нелли, но я уже — уже! — безумно, сумасшедше скучаю по нему.
Нелли болтает и дальше, отвлекая меня, и я тихо радуюсь нашей встрече. Нет, компания матери Егора и Боинга была прекрасной, но от тишины и покоя я начала уставать. А Нелли громкая. Очень. И болтушка — то, что доктор прописал.
— Эй, ты чего? — Она смотрит на меня с подозрением.
— Я… просто пытаюсь поверить.
— Эм-м. А подробнее?
— Что ты променяла карьеру, все, о чем мечтала, на…
— Ребенка без отца? Да я и сама с трудом верю в это, — Нелли становится чуточку серьезнее и все же сохраняет улыбку на лице, — но оно того стоит. Честно.
У нее блестят глаза, а у меня сжимается сердце от этих слов. Нелли отставляет чашку чая и, не отрывая взгляда от своих пальцев, продолжает говорить.
— Аврора, уезжая в Москву, я думала, что стану знаменитостью. А вернулась никем. Еще и в подоле принесла, как сказала моя тетка на свадьбе. — По ее щеке очень внезапно стекает одинокая слеза, и она быстро-быстро моргает, чтобы смахнуть ее. — Это, наверное, гормоны, не знаю, но… я не хочу ничего менять. Даже если бы я могла переиграть все заново, ничего не изменила бы. — Она смеется с привкусом горечи, но так искренне. — Боже, ни два месяца безудержного токсикоза, ни полгода бесконечной изжоги, ни этот дурацкий беременный диабет…
— Дурацкий или нет, а выглядишь ты шикарно. Будешь первой мамочкой, которая выйдет из роддома стройнее, чем была раньше, — я пытаюсь отвлечь Нелли и заставить снова улыбнуться.
— Это точно, но к гречке больше никогда в жизни не притронусь, — смеется она почти зловеще.
Нелли рассказывала, что из-за подскакивающего сахара может есть только некоторые крупы, вареную курицу и творог с галетами, да еще и по расписанию, бедная. Поэтому сейчас вместо любимых блинчиков с кремом «Тирамису» она давится четвертой чашкой несладкого чая, ожидая вместе со мной парней. Егор обещал приехать с Даней, чтобы всей компанией свозить Нелли на другой берег — там отстроили красивую набережную к Чемпионату мира, которую подруга не видела.
— В общем, — подытоживает она длинную тираду, засветив ямочки на щеках, — я обещала рассказать тебе, почему стоит трижды подумать, прежде чем беременеть. — Нелли невольно наглаживает аккуратный животик, обтянутый тонким шелком платья. — Так вот не слушай мой бред. С тех самых пор, как этот чудик ткнул меня под ребра, я точно знаю, что он — лучший мужчина в моей жизни!
Она зависает, глядя куда-то поверх моего плеча.
— Хотя я уже почти готова забрать свои слова обратно.
Я оборачиваюсь, чтобы проследить ее взгляд, и вижу, как вместе со мной оборачивается добрая половина посетительниц кафе. К этому невозможно привыкнуть. Егор… он такой. Будоражит пространство и сердца девушек любых возрастов и нравов. Я сама влюбляюсь в него каждый раз сильнее. Такое возможно? Я просто не могу равнодушно смотреть, как он в своей белоснежной рубашке и в темных очках с пиджаком на плече затмевает собой весь белый свет.
— Черт возьми, теперь я понимаю, почему ты страдала по нему столько лет. Уверена, его сперматозоиды, в отличие от Ромкиных, точно покорят твои яйцеклетки и вы наделаете мне прекрасных племяшек.
— Нелли! — рычу я на нее, потому что Егор совсем близко.
Он еще не касается меня, а мурашки уже разбегаются по всему телу. Я хочу кричать, что люблю его, что он лишь мой. Во весь опор. Вот только после тех признаний на сеновале мы больше не говорили о чувствах. Мы… я теперь не знаю, что нас ждет. Кто мы друг другу. Вместе мы или нет? Пара ли? Что будет дальше и… что все это, черт возьми, значит?
Когда ты стала такой жадной? — издевается внутренний голос. — Тебе мало того, что есть? И об этом же не мечтала!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мало. Егора мне всегда мало. Было, а теперь и подавно. Теперь мне страшно расставаться с ним каждый раз, потому что я боюсь, что этот станет последним. Что все закончится, и я проснусь. Страшно, потому что я помню это чувство: так я была счастлива лишь раз — почти семь лет назад. И тогда все закончилось слишком плохо и неожиданно, чтобы сейчас я могла без лишних мыслей расслабиться и спокойно наслаждаться жизнью. И да, я знаю, что мой папа больше не сможет нам помешать, что Егор накостыляет любому, кто вздумает встать у него на пути, но я… я все равно жду чертов подвох!
— Здравствуй, — говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Туда, ближе к уху. И от простого касания ток пробегает по нервам, будто по оголенным проводам. Кажется, я могу кончить от одного его поцелуя в щеку.
— Привет, — сорвавшись на шепот, отвечаю я.
Я скучала. Не видела его сутки, а уже схожу с ума.
Подруга больно толкает меня в плечо, чтобы подойти ближе.
— Да, привет! Я Нелли, подруга Авроры, — влезает та между нами с улыбкой до ушей. Ее, видимо, забавляет вся ситуация, ну а мне нужно радоваться хотя бы тому, что благодаря ей я не растеклась лужей у всех на глазах.
Лишь разорвав телесный контакт с Егором, я немного прихожу в себя. А после замечаю Гончарова, который заходит в кафе и направляется прямиком к нам, пока двое самых близких мне людей здороваются друг с другом.
— Да, много слышал о вас. Приятно познакомиться, — отвечает Сталь.
— О! Это взаимно, о-очень, — тянет Нелли, чем выдает меня с головой, и я пытаюсь переключить внимание — машу Дане.
— Сколько лет, сколько зим! — Тот лезет ко мне обниматься, будто мы старые-добрые друзья. — Годы идут, а ты все хорошеешь.
Дамский угодник.
— А ты все такой же подлиза, — улыбаюсь я симпатяге. — Это Нелли, моя подруга из Москвы, — представляю я ее. — А это местный Казанова по имени Данил. Будь с ним осторожна, он иногда цитирует Шекспира, — обращаюсь я к Нелли и застываю, потому как что-то происходит.
Я вижу контакт между этими двумя. Я вижу, как у Дани загораются глаза, когда он смотрит на Нелли. Пиджак и высокий стол скрывают ее положение, и Даня явно планирует продолжить вечер после нашей поездки. Наедине с Нелли.
— Нелли, вы очень…
Но та, не стесняясь, встает и протягивает руку Дане, взгляд которого замирает на ее округлом животе.
— Очень беременна? Ага. И давай на ты, что уж там. Кстати, он и правда смазливый красавчик, как ты и рассказывала. Вылитый Крис Эванс, — говорит она уже мне, после чего в воздухе повисает пауза.
Секунда, две, и Гончаров заливается хохотом на весь зал.
Да, Нелли умеет обескураживать.
— Я хотел сказать, очень эффектна, но и этот факт, — он указывает на живот, — нельзя не упомянуть.
Нелли выходит из-за стола и, взяв Даню под локоть, уводит его подальше от нас.
— Ты мне нравишься, и я не против послушать Шекспира. Завтра я улечу в Москву, и мы, скорее всего, больше не увидимся, так что я готова гулять всю ночь. Дома буду отлеживать бока. Но, как понимаешь, секса не будет. Мне пока рано рожать, а оргазмы стимулируют матку и вызывают тонус. Ни к чему лишний стресс и…
Она продолжает, вышагивая вперед и утягивая за собой Даню, который, кажется, находится в состоянии аффекта, но идет за ней, будто на поводке привязанный — Нелли всегда умела это.
Егор отвлекает меня, поцеловав в губы. Сначала коротко, затем скользит языком в мой рот, и я уже почти готова ответить, когда меня вдруг осеняет.
— Черт! — выкрикиваю я, отпрянув назад.
— Что случилось? — сведя брови к переносице, спрашивает Егор.
— Точно! И как я сразу не догадалась? Ребенок!
— Какой ребенок?
— Вот почему он называет тебя убийцей! Вот в чем дело!
— Рори, ты можешь объяснить, что ты имеешь в виду?
