— Можно с вами?
— Давай.
Эд сунул телефон в карман и торопливо зашагал к скамейке.
— Это наш друг, — представила Вика, — Эдуард. А это Николай Матвеевич.
Пенсионер поднялся, протянул руку, окидывая нового знакомого любопытным взглядом.
— Вот кто, стало быть, не даёт незнакомым старикам спокойно замерзать на свежем воздухе? — спросил он нарочито строго.
— Эд такой, — улыбнулась Вика, — внимательный.
— С вами всё в порядке? — осторожно уточнил Эдуард.
— Да! С супругой поссорился: Валентина Ивановна стала совершено несносна! Отчитала меня за пятно в прихожей, как мальчишку. Но кругом же грязь! Весна, будь она неладна! И жужжит целыми днями: «Коленька, шарфик надень», «Коленька, вытри обувь», Коленька то, Коленька сё.
Тяжело опираясь на трость, «Коленька» зашагал в сторону главных ворот.
— Николай Матвеевич, — окликнул Макс, — вы же говорили, что в десятом доме живёте? Ближе будет справа обойти…
— Ближе-то оно, конечно, справа, зато у центральных ворот мне кое-что купить надо.
Продолжая беззлобно ворчать, пожилой мужчина продолжить шагать по лужам в выбранном направлении.
Эд решил, что пенсионеру нужен хлеб или молоко, но «кое-что» оказалось букетом жёлтых хризантем.
— Очень уж Валентина Ивановна любит эти цветочки. Говорит: они как солнышки. А нынче солнышка нам всем не хватает, — улыбнулся Николай Матвеевич.
Когда Макс и Вика ушли вперёд, пожилой мужчина сказал Эду:
— Вы напомните своему приятелю, молодой человек, что девушек цветами радовать можно и без повода. Не только по праздникам или если поссорились, — он выразительно взмахнул своим букетом.
Эд заверил, что напомнит. Макс и Вика, конечно, не встречаются, но вдаваться в такие детали определённо не стоило.
С цветами в руках Николай Матвеевич зашагал не то чтобы легче, но увереннее. И блеск в глазах заиграл совсем не стариковский.
— Я ж и сам знаю, что блажу порой, — признался он, глядя вслед Кошкину и Вике. — И ругаюсь, и ворчу, и вон — «назло бабке отморожу уши». А ведь помню свою Валечку вот такой…
Эду вдруг пришло в голову, впервые за время работы и стажировки, что спецотдел — это не только существа, опасность и отчёты. Это ещё и люди, которые не могут сами себя защитить.
Видящие проводили Николая Матвеевича до квартиры. Им открыла приятная пожилая женщина в красивом домашнем платье.
— Вот ты где, Коленька, а я уже волноваться начала: холодно ведь, а ты без свитера. Ох, это мне? Спасибо, дорогой мой! — она с улыбкой взяла цветы и сказала, обращаясь к спутникам мужа:
— А вы заходите, молодые люди. Я тут как раз Колиных любимых оладушек напекла.
Ароматы выпечки из чужой квартиры доносились и правда очень заманчивые. Но, конечно, объедать мирных граждан не следовало, и «спецы» вежливо распрощались с гостеприимными супругами.
— С «гусеницами» разобрались, с роем — тоже, — сказал Макс, когда видящие вышли на улицу. — Осталось одно — накормить Эда.
Он позвонил Егору, и через десять минут Б-пять полным составом сидели в кафе и делали заказ: всем кофе и десерты, а самому голодному — двойную порцию борща, плова и пару котлет на закуску.
Беснующийся за окном ветер казался совсем не страшным в уютном кафе и тёплой компании.
С другой стороны. Часть 1
14 апреля
Проклятая вежливость!
Надо было захлопнуть перед ней дверь — и всё.
Кирилл тряхнул головой, отгоняя глупую мысль. Конечно, дело не только в вежливости. Когда в ту среду, двадцатого марта, он обнаружил, что в дверь звонит не соседка и не надоедливые рекламщики, а чокнутая Алина Серебрякова, ему стало интересно.
Что там говорит на этот счёт народная мудрость? От любопытства кошка сдохла.
Кирилл усмехнулся.
Он, к счастью, ещё не сдох, но не далее как вчера был удручающе близок к этому.
«Я не могу есть то, что едят они!» — мысленно констатировал Кирилл.
Голос в его голове хмыкнул:
«Да уж я вижу. Понял, когда ты едва не околел. Ну что за поколение, а? В моё время иные человеки и революцию прошли, и войну, а кто и две! — и ничего, от консервов не дохли».
Кирилл раздражённо дёрнул плечом, стараясь не слишком сильно шевелить остальным собой: после недавнего отравления навалилась слабость, голова кружилась от малейшего движения. Не то что двигаться — дышать было трудно. Да и «ароматы», витающие в его временном обиталище, были омерзительными.
«Вот и вали куда-нибудь в другое тело!»
«В какое? — сварливо поинтересовался тот, кто теперь жил в голове Кирилла. — Ты видишь хоть что-то, похожее на нормального человека?»
Он покосился на случайных соседей. Те, кажется, дремали после нехитрого перекуса. Грязная одежда, изношенная обувь. Одутловатые лица. У Старого нет передних зубов, Витёк щеголяет металлическими коронками, а вот у Тапыча зубы целы. Зато нет трёх пальцев, правого глаза и чувства меры.
Ещё пару недель назад Кирилл брезгливо игнорировал бомжей. Да, они часть городской экосистемы, но часть вонючая, мерзкая и неприятная во всех отношениях. Люди, добровольно выбравшие маргинальность, с точки зрения Кирилла, потеряли право называться людьми.
Теперь он — ирония, достойная Диккенса или даже Бернарда Шоу — живёт среди них. А вокруг покачиваются, искрятся и светятся полупрозрачные существа.
…Когда Кирилл впервые увидел светящихся созданий, он решил, что сошёл с ума. Хотя нет, об этом он подумал секундой раньше: когда услышал отчётливый голос в своей голове.
Голос сказал:
«Здравствуй, Кирилл. Теперь ты избранный!»
В первую секунду он испугался. Потом решил, что Алина шутит над ним. Хитрая бестия.
Он сам впустил Серебрякову. Ему стало интересно: на днях об этой девчонке спрашивали сотрудники специального отдела в связи с прошлогодним самоубийством — и вот она собственной персоной.
— Привет, Кирилл. А я к тебе на чай и поболтать, — Алина улыбнулась, но взгляд серых глаз оставался холодным и цепким.
Интересно, зачем она на самом деле пришла?
— Так и будешь держать девушку на пороге?
Надо было захлопнуть дверь.
Но он вежливо посторонился и сказал:
— Заходи.
Девушка проскользнула в квартиру, прижимая к себе объёмную сумку, висящую на плече. Прошла на кухню, уселась за стол и спросила:
— Можно мне чаю? Или даже кофе? Всю ночь не спала — так устала.
Кирилл поставил на стол кружку, банку растворимого кофе, ткнул ложкой в сторону сахарницы. Включил чайник и осведомился:
— Почему тебя ищут сотрудники органов?
— Сама не знаю, — Алина насыпала в кружку две ложки кофе и две ложки сахара. — То ли Ерохин им что-то наговорил, то ли ещё что.
— А что такого мог сказать Ерохин?
— Видимо, что во всём виновата я!
— А ты в чём-то виновата?
— Нет. Ну, во всяком случае не в юридическом смысле. Тебе кофе налить?
— Я буду чай.
Он вылил остатки заварки в раковину, налил новую и залил кипятком.
Собрался сесть на место, но Алина спросила:
— А молоко есть? Люблю, чтоб кофе был сладкий и молочный.
Кирилл открыл холодильник и вытащил открытую пачку молока.
— Вот. И всё-таки зачем ты пришла?
— Поболтать с умным человеком, — улыбнулась Серебрякова.
Вздохнула и добавила:
— Они думают, что у них что-то на меня есть. Что я сумасшедшая. А я не такая! Я нормальная!
Большие серые глаза стали печальными, но Кирилл не поверил.
— Да нормальная я, честное слово! Хотя, конечно, понятие нормы обусловлено контекстом и ситуацией. Впрочем ситуация — это тоже контекст.
Они немного поговорили о базовых принципах ползучей нормальности, обсудили критику концепции окна Овертона. Всё-таки приятно поговорить с начитанным человеком. Пусть даже, вероятно, чокнутым.
