— Что ж, давай выпьем за психическое здоровье, — будто услышав его мысли, Алина подняла вторую кружку кофе и легонько стукнула ею о чайную кружку Кирилла.
— За психическое здоровье, — отозвался он и отсалютовал Серебряковой.
Чаёвничать больше не хотелось. Отчего-то клонило в сон.
Неужели?..
Алина усмехнулась и сказала:
— Ну что, мистер Умник? Чувствуешь, как понизилось давление? Как сердце работает медленнее? Как путаются мысли? Чувствуешь?
Кирилл, стараясь не паниковать, прислушался к ощущениям. Лёгкое головокружение. Нарастающая слабость. Да, определённо Алинка что-то сыпанула ему в чай.
Надо признать, он глупо попался. Как идиот. Вот что делает с человеком самонадеянность. Решил, что Серебрякова ему не соперница. Списал её со счетов ещё тогда, осенью, когда понял, что она чокнутая. А зря.
Он попытался встать, но Серебрякова покачала головой:
— Не пытайся. Упадёшь и расшибёшь голову. Думаешь, я буду тебе помогать? Нет, мой дорогой. У меня другие планы.
Алина рассмеялась и вытащила из сумки то, что Кирилл меньше всего ожидал увидеть: старый советский ночник «Вечер». Водрузила его на стол, потом хихикнула и сказала:
— Ну у тебя и рожа сейчас, Кирилл! «Что она задумала⁈» и «Как я мог попасться?» Хорошие вопросы, Кирюша. И немного взаимосвязанные. Так, — она поглядела на ночник, кивнула и будто прислушалась к чему-то.
Неужели… неужели Серебрякова говорит с лампой? И слышит ответы. То есть думает, что слышит. Реально сумасшедшая. Господи, надо же было так попасться. Надо же было…
— Я вижу, ты понял, что я кое-что слышу, — улыбка Алины стала по-настоящему жуткой. — Кое-что, недоступное тебе. Тебя это пугает, я понимаю. Знаешь, мне от тебя кое-что нужно.
Не спорить с сумасшедшей. Соглашаться со всем, что она скажет. Не провоцировать.
На самом деле ему не настолько плохо, чтобы лечь и помереть. Он всё ещё в сознании. Да, головокружение не прошло, но и не нарастает. Слабая тошнота. Головная боль. Клонит в сон. Но в принципе он сможет, скажем, выйти из кухни и запереть тут Алинку. Главное, подобрать нужный момент.
— Кирилл, не отвлекайся! — Алина встала из-за стола и помахала рукой у него перед носом.
Отошла к кухонному шкафу, вытащила из ящика столовый нож, потом хлебный и две вилки. Бросила всё добытое на стол.
— Вот мои аргументы, Кирилл. Не слишком блестящие, но весомые, — она провела пальцем по лезвию хлебного ножа.
— Что… тебе нужно? — выдавил Кирилл, стараясь говорить тише и невнятнее, чем мог.
Пусть думает, что у него совсем нет сил.
— О, всё просто! Ты должен согласиться.
— С чем? Или на что?
— А тебе не всё равно? С тем, что я слышу, а ты нет, что… — она замолчала на полуслове и снова прислушалась.
Нахмурилась, кивнула, глядя на ночник, потом сказала:
— В общем так, Кирилл: ты соглашаешься стать носителем, говоришь «да, я согласен». Или я постараюсь добраться до твоего мозга через глаз.
Она медленно сжала пальцы на рукоятке столового ножа с тупым лезвием и вполголоса добавила:
— Я же сумасшедшая, правда?
— А если я… соглашусь?
— Тогда я обрадуюсь и стану доброй и ласковой. Ну?
Сосредоточиться было трудно, но Кирилл очень постарался.
Итак, она хочет, чтобы он согласился с её галлюцинацией. А вдруг этот глюк подбивает Алину отрезать Кириллу голову? И по какой-то, одной Серебряковой понятной причине, это можно сделать только с его собственного согласия?
— Я не буду причинять тебе вред, если ты согласишься, — уточнила Алина, пристально глядя то на Кирилла, то на светильник. — Что? Ты уверен? Ладно…
Кирилл не сразу понял, что она говорит не с ним.
— Значит так, Кирюша, соглашайся стать носителем Неназываемого — и всё будет хорошо. Я от тебя отстану.
Что за бред?
Эта мысль наверняка отразилась на его лице, потому что Алина хихикнула и пояснила:
— Ну, ты же уверен, что тебе ничего не грозит, потому что ничего сверхъестественного не существует, верно?
Она права. Чем он рискует?
— Я согласен, — сказал Кирилл.
Алина удобнее перехватила нож, и на секунду он испугался, что сейчас она вонзит тупое лезвие ему в глаз, но девушка схватила другой рукой светильник и начала царапать его.
Через пару секунд яростного скрежета Серебрякова поставила светильник на стол, вынула из сумки булавку и аккуратно проколола кожу на запястье. Мазнула капелькой крови по поцарапанной поверхности светильника — и мир Кирилла изменился раз и навсегда.
Перед глазами вдруг возникли какие-то светящиеся ленты. Ладони и пораненное запястье Алины засветились, будто покрытые полупрозрачной люминесцентной слизью.
Голос внутри головы сказал, что он избранный.
«Безумие не заразно. Алина никак не могла меня заразить своими галлюцинациями. Всё в порядке», — успокаивал он сам себя.
Сердце истошно забилось, невзирая на гипотензивный препарат, явно попавший в организм.
Во рту пересохло. Усилилась тошнота. Разболелась голова. Спазмом перехватило левое плечо. Соматические признаки стресса.
Голос в голове хихикал. Светящиеся «ленты», свисающие с потолка родной квартиры, слабо шевелились, будто от ветра. По обеденному столу, мимо Кирилловой кружки, пробежала полупрозрачная не то мышь, не то пищуха.
Наверное, это наркотик. Алина Серебрякова чем-то одурманила его: дала ему не препарат для понижения давления, а психотомиметик. Это прекрасно объясняет глюки.
«Не пытайся найти привычное объяснение, — хмыкнул голос. — Ты не галлюцинируешь. Это — настоящее. Ты был слеп и прозрел!»
Кирилл с трудом перевёл взгляд на Алину и увидел, как внутри девушки переплетаются сосуды и мышцы, темнеют внутренние органы и белеют кости. Кирилл зажмурился. Потом посмотрел на Алину снова. Теперь она казалась обычной.
«А это моё видение, — усмехнулся голос. — Все люди в сущности — клубок кишок, мяса и костей. Чаще всего нездоровых. И лишь у некоторых есть то, что мне нужно. Способность и желание мыслить! У тебя есть. Ты мне подходишь. Ты избранный!»
— Что мы будем делать? — встревоженно спросила Алина.
Девушка смотрела на Кирилла, но явно ждала ответа не от него.
Как в жутком сне, Кирилл осознал, что не может управлять телом. Однако он открыл рот и сказал пугающе знакомым голосом.
— Надо спрятать ловушку, — рука приподнялась, и указательный палец ткнул в светильник. — Закопать в каком-нибудь малолюдном месте в черте города. Где ближайший старый парк или сквер?
Алина улыбнулась и ответила:
— В трёх остановках отсюда. Я съезжу. А что потом?
Её взгляд снова стал беспокойным.
— Потом мы постараемся уйти. Но они могут найти нас.
— Но…
— Ш-ш-ш, не бойся, моя жрица. Тебя и его, — рука оторвалась от стола и постучала по груди, — непременно хватятся. У них много ресурсов. Они не дураки, не недооценивай их, моя жрица. Но мы умнее.
Подселенец наклонил тело Кирилла ближе к Алине и зашептал:
— Мы перехитрим их. Обязательно. Их жалкие умишки уступают нашим. Но они хитры. Тебя уже ищут, моя жрица,так что тебе придётся встретиться с ними лицом к лицу. На тебя вся надежда.
Боже, какая примитивная манипуляция!
Возможно, Алина не только чокнутая, но и дура. Вестись на такой примитив? Это оскорбительно.
Нет, он ни за что не уступит тому, кто способен только на это.
«А почему ты думаешь, что это всё, что я могу? И почему ты так уверен, что она всегда была такой, а не стала из-за меня?»
«Ты сделал её глупее⁈»
«Так проще управлять человеком, не так ли?»
Кирилл ощутил, как мурашки пробежали вдоль хребта: что может быть хуже отупения, деградации?
— Моя жрица, — продолжал подселенец, — закопай ловушку и возвращайся. Мы будем ждать тебя. Но если тебя схватят, дай знать. Тогда всё будет зависеть от тебя. Тебе придётся поехать с ними и притворяться тем, кем они тебя считают: глупой фанатичкой. Оскорбляй их, стой на своём, клянись никогда не выдавать Неназываемого. Тяни время. Тебе придётся непросто, моя жрица. Они будут давить на тебя. Будут говорить гадости. Запугивать. Втираться в доверие. Но я знаю: ты справишься. Ты не дашь себя обмануть.
