Хотя Зигфинн глубоко задумался, он краем глаза заметил руку, отщипнувшую кусочек хлеба от его буханки. Принц повернулся. Перед ним стоял мальчик лет пяти. С виду малыш казался больным.
— Украденный хлеб на вкус лучше купленного?
Застуканный на месте мальчик испугался и уже собрался убежать, но Зигфинн успел схватить его за шиворот.
— Сверкающими пятками люди не платят.
Отломив кусок хлеба, он дал его мальчугану, и тот тут же запихнул угощение в рот. Зигфинн нагнулся, заглядывая ребенку в глаза.
— Как тебя зовут?
Мальчик не ответил. Он ткнул грязным пальцем в кружку, которую держал Зигфинн. Принц рассмеялся.
— Вряд ли пиво подойдет такому шалопаю, как ты.
У торговца он купил мальчику стакан молока, судя по запаху, вчерашнего. Ребенок, не тратя времени, накинулся на еду. В этот момент через улицу к ним бросилась женщина, еще молодая, но рано постаревшая от горя. Она схватила ребенка за руку.
— Никетас, нельзя убегать! И воровать нельзя! — Отобрав у сына кусочек хлеба, она отдала его Зигфинну.
— Прошу вас, позвольте нам просто уйти, господин. Мальчик от голода сам не знает что делает.
Окинув взглядом фигуру женщины, принц понял, что она и сама голодает, видимо отдавая все ребенку. Ее забота тронула его.
— Ребенок ест то, чем я его угостил.
Зигфинн купил еще немного хлеба, несколько яиц и отдал их женщине.
— Надеюсь, это не покажется вам…
Женщина благодарно, но немного смущенно кивнула.
— Не знаю, что предложить вам взамен, господин. Все, что вам будет угодно.
— Общество, — не раздумывая, сказал Зигфинн. — Меня зовут Рагнар. Я недавно в Вормсе, и по вечерам мне бывает скучно.
— Глисмода, — представилась женщина. — А это мой сын Никетас. Мы живем недалеко отсюда.
Женщина привела Зигфинна в комнатку, где едва можно было выпрямиться, но, по крайней мере, здесь было чисто. Из вещей тут были лишь старый сундук, на котором можно было сидеть, простыня на кучке соломы и огарок свечи. Женщина зажгла свечу, и теплые отблески упали на ее исхудалое лицо.
— Вы не против, если я сперва поем?
Зигфинн кивнул, не до конца поняв вопрос. Глисмода проглотила хлеб, с явным наслаждением запив его отстоявшейся водой.
— Ты скромно живешь, — попытался начать разговор принц.
Но Глисмоду это не сбило с толку.
— Я могу отослать мальчика к соседу, пока мы…
Она не договорила, указав на солому. Потребовалось некоторое время, прежде чем Зигфинн ее понял.
— Что? Нет. Нет! О боже, нет! Ты меня не так поняла!
Как Зигфинна удивила забота Глисмоды о ребенке, так теперь она опешила от порядочности принца.
— Ну, я подумала… за еду. Кто же будет в наше время давать хлеб бесплатно?
Зигфинн уселся на сундук.
— А что, твое общество ничего не стоит? Где твой муж… или отец ребенка?
Глисмода медленно опустилась на солому, не доверяя столь странному, на ее взгляд, поведению принца.
— Они его забрали еще до рождения мальчика. Сейчас он воин Орды, как и многие другие.
Зигфинн внимательно ее выслушал. Возможно, он был первым, кто слушал Глисмоду с тех пор, как она осталась с сыном одна. Ее история была не менее правдивой и не менее важной, чем все, что было написано в хрониках Халима. Зигфинн провел у нее ночь, но не в чаду продажной любви, а за серьезным разговором. Ему показалось, что в этом черном столетии он впервые повстречал настоящих людей.
Элея любила прикасаться к меху на своей кровати. Пушистый мех щекотал ее обнаженное тело, так что по коже бегали мурашки. С наслаждением раскинув руки, она потерлась спиной о мягкую кровать, словно кошка. В дверь постучали.
— Войдите.
Принцесса не собиралась одеваться. Наоборот, ее стройное тело было орудием, которое можно было использовать в предстоящем разговоре.
Гадарик равнодушным взглядом смерил обнаженную дочь правителя.
— Мне подождать снаружи?
— Нет, — промурлыкала она. — Зачем? Тебе не нравится мой вид? Или он слишком тебя возбуждает?
Она соблазнительно повела бедрами, забрасывая одну ногу на другую, так что Гадарик увидел белоснежную кожу ее ягодиц.
— Нет, — солгал советник Хургана. — Я просто не знаю, как король…
— Я вот спрашиваю себя, — не слушая, перебила его Элея, — кому сотню лет назад пришла в голову замечательная идея оставить в Бургундии двух правителей?
— Король лишь один, — возразил Гадарик, уже начав подозревать, что разговор не будет ни приятным, ни возбуждающим.
— Один правит, — согласилась Элея, — а второй тянет за ниточки, как будто управляет марионетками. Мой отец — твоя марионетка, Гадарик?
— Я исполняю его приказы, — заявил советник.
— И ты не устал от своей куклы? — осведомилась принцесса.
Это была опасная игра. Необдуманные намеки могли стоить как принцессе, так и нибелунгу головы.
— Правителя, скорее, мучает… усталость, если ее можно так назвать, — осторожно произнес Гадарик. — Но он будет править королевством еще долгие годы, ибо таков уговор.
Элея потянулась. От этого движения ее покрытое ароматными маслами тело стало еще привлекательнее.
— У него нет наследника.
— Мы обещали Хургану вечное правление, — продолжил Гадарик.
— Как скучно! — простонала принцесса. — И как бессмысленно! Все застыло, потускнело, опустело.
Гадарик старался казаться равнодушным и не проявлять своего голода.
— Возможно, ваше высочество хочет… разлечься?
Перекатившись на живот, Элея посмотрела на него с наигранным удивлением.
— Разлечься? Ты хочешь сказать… какое-то задание? Может быть, тайная миссия?
Гадарик подозревал, что сейчас предаст своего короля, но, возможно, Элея права: при Хургане королевство обречено на покой, а это делает победу нибелунгов над родом Бургундии менее веселой.
— Возможно, стоит… тщательно спланировать определенные… дипломатические инициативы… прежде чем предлагать их королю. — Гадарик проглотил наживку, брошенную ему Элеей.
Прошло еще несколько недель, и хотя Данаин радовался выздоровлению друга, его волновало душевное здоровье Кальдера. Повстанец, устроившийся в замке Изенштайн, истязал свое тело как никогда прежде. Он поднимал камни и шел по широким лестницам на самую вершину замка лишь для того, чтобы вновь швырнуть их вниз, целыми днями охотился на животных, которых исландцы называли дрыками, причем на охоту Кальдер выходил с голыми руками и маленьким кинжалом. Кальдер рубил деревья, пока от них не оставались одни лишь щепки, которые не годились даже для камина, и до изнеможения парился в горячих источниках. Казалось, он пытался выжечь свои раны. В неожиданное время дня Данаин слышал, как Кальдер занимается любовью с какой-нибудь дочерью Исландии, но то были звуки не похоти, а тяжелой работы, пыхтение и рычание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
