Шестеро оставшихся в живых спартанских гоплитов, умертвив еще троих морпехов разящими ударами копий, отступили еще на шаг и тоже оказались здесь. Снизу их запирали человек десять, с левого фланга напали трое, а с правого Федор был пока один. Но, Чайка не стал дожидаться подкреплений и бросился на них в одиночку. Первым ударом фалькаты он рубанул по щиту развернувшегося к нему крайнего гоплита, вторым задел его по шлему. Потерявший хладнокровие спартанец оставил строй и сам метнулся к Федору, выкинув вперед руку с копьем. Удар был направлен в плечо, но Чайка отбил его щитом, краем глаза заметив, как Летис сокрушил гоплита, стоявшего в центре таявшей на глазах шеренги.
Вторым хлестким ударом спартанец умудрился выбить щит из рук Чайки, а сам ловким движением избежал мощного удара в голову, в который Чайка вложил всю силу. На мгновение Федор открыл свой бок и, возвращая руку с фалькатой назад, заметил холодную злость в глазах спартанца, сиявших сквозь прорези шлема, словно узкие глаза кобры. Он уже понял, что не успеет, но попытался выгнуть корпус так, чтобы удар пришелся вскользь и это ему удалось. Почти. Копье спартанца ужалило его в левый бок, ударив точно в перекрестье застежек, и пробило кирасу. Чайка пошатнулся, испытав резкую боль, стеганувшую по всему телу, но сумел отвести второй удар, направленный уже в горло. На то, чтобы отразить третий удар сил у него уже не было, все поплыло перед глазами, и он инстинктивно отшатнулся от ограждения стадиона, чтобы не рухнуть вниз с высоты. Опустив руку и покачиваясь на слабеющих ногах, Чайка ждал третьего завершающего удара, но его не последовало. Вместо этого он с удивлением заметил, как спартанец вскинул руки и рухнул замертво прямо перед ним, а на его месте возник Летис.
– Держись брат, – сказал ему расплывающийся Летис, подхватив друга на руки, – и не таких штопали.
Больше Федор ничего не видел, провалившись в небытие.
Глава четырнадцатая
«Греческий вопрос»
Сколько времени Федор провалялся в бреду, балансируя между миром живых и мертвых, он не знал. Он, то приходил в сознание ненадолго, пытаясь собрать разбредавшиеся мысли воедино, то вновь терял его, отчаянно цепляясь за нить жизни. Когда он все же очнулся, – а боги пощадили его, не забрав к себе, – солнце просвечивало сквозь тканевые стены шатра. Слегка приподняв голову, Чайка увидел прямо у своей пастели вместо сиделки испещренное морщинами лицо Атарбала. Высокопоставленный военачальник был облачен в дорогие доспехи, выглядел бодрым и даже веселым, чего нельзя было сказать о Федоре.
– Очнулся, наконец, хвала богам, – проговорил Атарбал с сочувствием, – а мы уже не значил, что и думать. Столько жертв за твое здоровье принесли, что Баал-Хаммон давно уже должен был тебя вернуть, а ты все метался в бреду. Крепко тебя зацепил этот спартанец.
При слове «спартанец» у Федора в голове прояснело. Память стала быстро возвращаться. Ведь именно там, при захвате столицы Лакедемона его и ранили, едва не отправив на встречу с богами. Чайка попытался привстать, но едва пошевелившись, испытал сильную боль в левом боку, на котором нащупал повязку. Тем не менее, сознание он больше не потерял. Он пересилил боль и вновь попытался встать, – как-то неловко было беспомощно лежать перед таким человеком, как Атарбал. Но тот властным жестом остановил его.
– Лежи, ты еще слаб, – проговорил Атарбал, отлично понимая чувства Федора и постаравшись смягчить свои слова. – Лекари говорят, тебе еще несколько дней надо лежать. Ты дрался как лев и нет ничего постыдного в твоих ранах. Ты солдат. Благодари богов, что ты вообще выжил. Половина твоей армии там и осталась.
Чайка нехотя откинулся на подушку.
– Так мы взяли Спарту? – спросил он с некоторым сомнением в голосе, ведь окончания прорыва он сам не видел.
– Взяли, – подтвердил Атарбал, поправив ножны клинка, упиравшегося в землю, устланную в шатре коврами, – много потеряли хороших солдат, но взяли. И Лакедемон теперь наш.
Федор некоторое время осмысливал сообщение, пытаясь припомнить нечто, беспокоившее его во всем этом. Наконец, вспомнил.
– А Набиса удалось захватить?
Атарбал отрицательно повел головой.
– Нет. Но его нашли среди мертвых, как, затем и малолетнего царя Пелопа, убитого Набисом во время нашего штурма.
– Так он хотел сам стать царем, – пробормотал Федор, усмехнувшись.
– Конечно, – кивнул Атарбал, – решил воспользоваться ситуацией в надежде, что сможет отбиться. Но, не смог. В последний момент даже попытался откупиться и договориться, отправив к нам парламентеров. Он не понимал, что мы пришли не договариваться.
Федор посмотрел на стенку шатра, за которой светило солнце и колыхались причудливые тени проходивших мимо людей.
– Где я нахожусь? – поинтересовался Федор.
– Ты в Прасиях, – ответил Атарбал, – я велел перевезти тебя сюда.
И прищурившись, уточнил, словно проверяя, насколько Федор вошел в разум.
– Знаешь, где это?
– Знаю, – слабо усмехнулся Чайка, проведя рукой по волосам, – на побережье Спарты.
– Вот именно, – назидательно сказал Атарбал, поменяв позу в своем кресле, – и ради того, чтобы увидеть тебя, мне пришлось вернуться назад, в глубокий тыл, оставив свою армию на помощников.
– Глубокий тыл? – не поверил своим ушам Чайка, опять попытавшись приподняться, и, на этот раз он все-таки сел на пастели, хотя в ушах зашумело, – а где же сейчас линия фронта.
– Она все время изменяется, поскольку мы продвигаемся вперед достаточно быстро, – начал с туманного объяснения Атарбал, хлопнув себя по коленкам, – в последний раз, когда я садился на корабль, передовые части атаковали приграничные поселения Мегары, оставив захваченный Коринф за спиной.
– Коринф уже наш? – пробормотал изумленный Федор, казалось, еще вчера только ступивший на землю Лакедемона, – а, значит, и Аргос тоже наш и…
– Не трудись напрасно, напрягая память. Весь Пелопонесс наш, – подтвердил ему Атарбал, – включая твоих друзей из Ахейского союза.
– Сколько я провел без памяти?
– Почти двадцать пять дней, – спокойно сообщил ему Атарбал.
– Как быстро все изменилось, – в изумлении пробормотал Чайка.
– Не так уж быстро, – возразил командир африканцев, – и не слишком легко. Нам пришлось хорошо потрудиться, пока ты выбыл из строя. Ранив тебя, эти проклятые спартанцы оказали услугу всем остальным, лишив армию такого полководца и задержали наше продвижение до тех пор пока я не нашел достойного приемника. К счастью Ганнибал не пожалел на это ни времени, ни денег и в итоге сил у нас хватило на все.
Федор некоторое время сидел, молча, теребя воротник туники. Ему было трудно представить, что он «проспал» захват Пелопонесса.
– И что все они сдались без боя?
– Конечно, нет, – спокойно ответил Атарбал. – Воины Аргоса дрались серьезно, но мы сломили их сопротивление. Проще всего было с Аркадией и ахейцами, они итак были уже обескровлены благодаря войне со Спартой. Так что, разоружив остатки армии союза прямо в Лаконике, мы объявили им о заговоре и двинули туда свои войска. Аркадия вздумала сопротивляться, поэтому там пришлось повоевать, все больше штурмуя города. Но серьезных сил Аркадцам собрать не удалось и мы очень скоро оказались на побережье Ахайи, куда сбежал их стратег после неожиданного известия из Спарты.
Атарбал, устав сидеть, встал и прошелся вдоль пастели Федора, который слушал его внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Ведь, за то время, пока он находился в бреду, греческий мир изменился почти до неузнаваемости.
– Твоего друга Филопемена мы обвинили в заговоре против македонцев, организованном на деньги египтян. Ну, ты помнишь об этом, надеюсь, – вещал карфагенский военачальник, измеряя шагами походный шатер. – Сбежать морем он не успел или не захотел, надеясь оправдаться перед Филиппом. А до тех пор укрылся в Патрах, и это стало роковой ошибкой. При захвате города его пришлось умертвить, поскольку сдаваться он не захотел. Вот так и закончилась история Филопемена.
Атарбал вновь присел, посмотрел на бледное лицо Федора, который слушал со всевозрастающим интересом, и продолжил.
– Когда армия Ахейского союза и наиболее сильные полисы были уничтожены, все пошло гораздо легче. Флиунт и Сикион, имея малые территории, понимали, что если Аркадия с Ахайей пали, то их мы проглотим за пару дней. И они согласились признать власть Ганнибала.
– А остальные? – Федор, напрягая измученную память, припоминал, что были и еще государства на Пелопонессе.
– Остальные некоторое время колебались, – терпеливо пояснил Атарбал, – но, когда у берегов Мессении и Элиды, начал курсировать наш флот, готовый в любой момент высадить несколько хилиархий пехотинцев, а к их границам с территории Спарты и Аркадии придвинулись пехотные части, они сами попросили о мире.
– То есть, сдались, – констатировал Федор, почесав бороду, отросшую за это время до неприличных размеров, – на милость победителя.
