Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз.
– Ты делаешь это нарочно, не так ли?
– Я действительно слишком чувствительна. – Я сжимаю бедра вместе, уже чувствуя его растущую выпуклость.
– Но ты все еще хочешь продолжать.
Это не вопрос. Это наблюдение.
– Ты дразнишь меня, не так ли, сладкая? – он играет с моим пульсирующим соском, заставляя мои веки закрыться. – Ты говоришь нет только для того, чтобы я заставил тебя подчиниться.
Я стону.
– Я… правда?
– О да… правда. В глубине души ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, но это твоя извращенная версия игры в недотрогу. Ты делала это с тем, с кем потеряла девственность?
– Н-нет. Только с тобой.
Его пальцы перестают скользить по моим соскам. Я приоткрываю глаза и обнаруживаю, что он наблюдает за мной, слегка нахмурив брови.
– Почему? – спрашивает он.
– Что «почему»?
– Почему ты делаешь это только со мной?
Потому что был только ты, придурок.
Вместо этого я пожимаю плечами.
– Я не шутил ранее. Я не остановлюсь.
Мне всегда нравилась его жестокая честность. Эйден – человек без фильтров. Его эрекция становится жестче, и мои бедра напрягаются от его обещания.
– Ты даже не будешь притворяться? – спрашиваю я.
– Ты хочешь, чтобы я солгал тебе? – Его голова наклоняется набок, когда он изучает меня. – Тебе от этого станет лучше?
– Дело не в этом. Просто…
Он держит мои руки в своих и рисует круги на ладонях.
– Я не знаю, на что я способен, когда дело касается тебя. Я хочу думать, что у меня есть границы. – Его темные глаза скользят по моему лицу. – Но это не так.
Мой позвоночник выпрямляется.
Это та часть, где я должна бежать и просить о помощи, не так ли?
Но правда в том, что я тоже не знаю, на что я способна, когда дело касается Эйдена.
Я никогда не думала, что буду увлечена им до такой степени, что буду страстно желать, но у него есть способность оставаться у меня на коже.
– Я пугаю тебя, Эльза? – он наблюдает за мной с маниакальным интересом, когда кладет мою ладонь на свой твердый живот.
– Нет, – тихо говорю я.
– Некоторые вещи никогда не меняются. – Он усмехается. – Ты все так же ужасно лжешь.
– Это не ложь, – возражаю я.
Его глаза впиваются в мои.
– Я знаю, когда ты лжешь, сладкая.
– Каким образом?
– У тебя все на лице написано. – Он похлопывает меня по носу, выражение его лица игривое. – Твой нос слегка морщится, когда ты лжешь. Тебе следует над этим поработать.
Это то, что он делает? Работает над своей мимикой, чтобы лгать так искусно?
– Если я это сделаю, тебе не будет трудно определить, лгу я или нет?
– Мне не нужны подсказки, чтобы понять, лжешь ты или говоришь правду.
– Почему?
Должно быть, я выгляжу чертовски смущенной, потому что он смеется.
– Скажи что-нибудь, и я отвечу, правда это или ложь.
– Я пришла сюда одна.
– Ложь. Я видел тебя с Рид. Попробуй что-нибудь, чего я не знаю.
– Это не весело, если я играю одна. Как насчет один на один? – Это мой единственный шанс узнать о нем больше, и я ни за что не упущу его.
Я дрожу. Он накрывает меня простыней и обнимает руками, заключая в крепкие объятия. Я наполовину лежу на нем, его ноги обвивают мои. Странно, насколько естественно я чувствую себя в его объятиях.
– Ты первая, – говорит он.
– Я приемная.
Его глаза сияют чем-то нечитаемым, когда он говорит:
– Правда. Но я уже знал это.
– Отлично. Твоя очередь.
– Я бы хотел, чтобы меня усыновили.
Я пристально изучаю его мимику, но его лицо не меняется.
– Правда.
– Ложь, – он ухмыляется. – Мне нравится то, кто я есть.
– Неужели? – Я не знаю, почему я думаю, что он лжет.
По логике вещей, у него нет причин не хотеть быть наследником «Кинг Энтерпрайзес», но в глубине души я думаю, что он… не хочет. Во всяком случае, не так, как все от него ожидают.
– Теперь ты задаешь вопросы? – Он приподнимает бровь. – Мне нравится, а еще то, что я задаю их первый.
– Почему это?
– Потому что ты уже озвучила свой.
Я закатываю глаза. Подай Эйдену идею, и он все переделает по своему вкусу.
– Как скажешь.
На секунду он кажется задумчивым.
– Почему тебя удочерили?
Мне следовало ожидать этого вопроса, но от этого ответ не становится легче.
– Я родом из Бирмингема. Мне сказали, что в моем доме был пожар. Я потеряла обоих своих родителей, и тетя взяла надо мной опеку, а затем удочерила.
На лице Эйдена нет ни капли жалости, которую я обычно вижу в других. Во всяком случае, оно кажется расчетливым.
– Тебе сказали. Значит, ты не помнишь.
Удивительно, как от него ничего не ускользает. Что еще более странно, так это то, что я хочу рассказать ему все.
Эйден опасен, он мог бы использовать это против меня, но в данный момент мне все равно.
– Нет. Не помню, – говорю я. – Только фрагменты и маленькие кусочки. Это время кажется гигантской черной головоломкой. Все части настолько похожи, что я даже не могу начать собирать их воедино. Самое печальное, что я даже не помню лиц своих родителей, и меня абсолютно устраивает, что я их не помню. Я такая ужасная дочь.
– Или, возможно, твой мозг сделал мудрый выбор. – Его голос срывается. – Иногда родители не такие, какими они должны быть.
Я хочу спросить его, что он имеет в виду, но выражение его лица остается замкнутым. Я сомневаюсь, что у меня что-нибудь получится узнать, как бы сильно я ни настаивала.
Поэтому, вместо того чтобы бередить его рану, я задаю вопрос, который преследует меня уже много лет.
– Почему ты решил ненавидеть меня, когда увидел в первый раз?
Я не собираюсь приукрашивать это для Эйдена. Он был – и остается – моим ночным кошмаром. Он разрушил мою жизнь в школе. Мое тело и разум могут испытывать непреодолимое влечение к нему, но это никогда не изменит того, что он сделал со мной.
Он смотрит на меня сверху вниз, но на самом деле не видит. Его серые глаза превращаются в бушующую бурю.
– Ты была призраком.
Глава 22
Призраком?
Я была призраком?
Моя голова откидывается на грудь Эйдена, пока я изучаю его черты, пытаясь понять, шутит он или просто морочит мне голову.
Мне следовало насторожиться, потому что он не шутит. По крайней мере, не в этом смысле. Его челюсть сжата, а густые ресницы обрамляют потемневший взгляд.
– Что это значит? – спрашиваю я. Я пытаюсь казаться спокойной, но мой пульс учащается с каждой секундой, пока я не начинаю бояться, что он может это услышать.
– Ты не готова к тому, что это значит, Отмороженная.
Тот факт, что он использует это проклятое прозвище, может означать только то, что он держит меня на расстоянии.
Эйден не из тех, кто относится к замкнутому типу людей. Ему не стыдно признаться во всем том дерьме, что творится у него в голове.
Однако я не настолько глупа, чтобы верить, что он так легко откроет мне свою душу. Он прячет частичку себя за стенами своей крепости.
Может быть, я все-таки не смогу сбежать с его шахматной доски. Кто-то должен быть в батальоне, чтобы остальные могли свергнуть короля.
– Мне не нравится, когда ты меня так называешь, – говорю я, вырываясь из его объятий.
– Называю тебя как?
– Отмороженная. Я не отмороженная.
– Хм, но ты такая. – Он похлопывает себя по груди. – Ты такая холодная, что даже немного покалывает.
– Что это должно означать? – спрашиваю я.
Эйден подминает меня под себя и срывает с меня простыню. Дрожь пробегает по моим рукам, когда воздух касается моей кожи.
Его свирепый взгляд опускается на мою наготу, как будто он видит ее впервые.
Мое сердце колотится так громко, что причиняет боль.
Есть что-то такое в том, как он наблюдает за мной.
Это собственничество.
Одержимость.
Это… безумие.
Я ненавижу то, как мое тело реагирует на эту его ненормальную сторону. Разве не предполагается, что всех девушек привлекают рыцари на белых лошадях? Прекрасные принцы? Какого черта меня тянет к злодею?
