заново согласовываться и перестраиваться. В эпоху раздробленного суверенитета всевозможные подразделения низового уровня получали все больше прав, в том числе НГДУ, которые зачастую работали с местными политическими сетями в большей степени в своих собственных интересах, чем в интересах своего предприятия-учредителя, «Пермнефти». Очень хорошо зная, что нефть можно добывать не на любой территории, колхозы и совхозы в производственных районах, например, объединялись с местными политическими лидерами, чтобы требовать дополнительных привилегий в обмен на доступ к землям, находившимся, по их мнению, в первую очередь под их контролем. Красновишерский район, расположенный далеко на севере Пермского края, пошел в этом отношении дальше всех, заявив, что природные ресурсы в его недрах являются исключительно собственностью района. В уплату за постоянный доступ «Пермнефти» к добыче район потребовал с нее несколько новых многоквартирных домов, школу, детский сад, банно-прачечный комбинат и 10 % выручки, которую «Пермнефть» получала, торгуя нефтью[134]. На юге, в Чернушке, местная администрация последовала той же логике и отказалась снабжать мясными продуктами столовую рабочих «Пермнефти», утверждая, что ее, администрации, основная сфера ответственности – это школы и детские сады, а нефтяная компания должна позаботиться о себе сама[135]. Поэтому руководителям «Пермнефти» в начале 1990-х годов оставалось только пытаться сохранить свои подразделения в составе единого производственного объединения и поддерживать хорошие отношения с районами, в которых они добывали нефть.
Наконец, та часть Волго-Уральского нефтяного бассейна, где располагался Пермский край, в списке целей у пытавшихся получить контроль над бывшими советскими нефтяными месторождениями в начале 1990-х годов занимала нижние строчки. С середины 1970-х годов добыча снижалась, и обычно предполагалось, что в регионе не будет уже обнаружено каких-либо значительных новых нефтяных месторождений. Таким образом, как развивающиеся российские компании, так и их крупнейшие западные партнеры сосредоточили свое внимание на других территориях: на Каспии, Западной и Восточной Сибири, Сахалине и Арктике. В Волго-Уральском нефтяном бассейне основное внимание уделялось не Пермскому краю, а Татарстану и его сверхгигантскому месторождению Ромашкино[136]. «Пермнефть» заключила некоторое количество соглашений о совместной добыче с малыми и средними международными нефтяными компаниями. Например, «ПермТОТИнефть», находившаяся в совместной собственности «Пермнефти» и эквадорской компании «Totisa del Ecuador», работала над небольшим числом скважин в районе Осы. «Пермтекс», которым совместно владели «Пермнефть» и американская нефтяная компания «SOCO», собирался работать на севере Пермского края, при этом «SOCO» обещала предоставить крайне необходимые материалы и инфраструктуру для бурения и разработки месторождения[137]. Но эти сделки мало поспособствовали быстрому улучшению перспектив «Пермнефти». Связанная по рукам и ногам падением производства, фиксированными низкими ценами, очень низкой квотой на прямой экспорт нефти за границу, постоянными проблемами для ее объединенной организации и сравнительной трудностью в проведении бартерных сделок, «Пермнефть» в начале 1990-х годов все глубже и глубже погружалась в кризис. К 1993 году 38 структурных подразделений из 41 были убыточными[138]. В 1994 году добыча упала до 9,3 миллиона тонн в год – едва ли треть добычи пикового периода конца 1970-х годов.
Несмотря на то что все это вполне укладывалось в общую картину нефтедобычи в России, которая между 1987 и 1993 годами упала почти на 50 % [Sagers, Grace 1993:855], производственный кризис «Пермнефти» заложил основу для определенной региональной динамики и преобразований. В этой главе будет рассказано о том, как «Пермнефть» в период с 1991 по 2004 год вышла из кризиса и вошла в состав «ЛУКОЙЛа», и особое внимание будет уделено приватизации, слиянию предприятий, появлению суррогатных валют и непростому объединению финансового и промышленного капитала в то время, когда эти компании разворачивали свою деятельность в постсоветском Пермском крае, все больше становясь движущей силой его преобразований. Эти процессы – наряду с теми, что рассматривались в главе второй, – хотя и несколько позже достигли своего пика, сыграли важнейшую роль в трансформации регионального нефтяного комплекса в стремительные 1990-е годы.
Приватизация как инкорпорирование
В отличие от ПНОС, относительно быстро и легко вошедшего в «большой “ЛУКОЙЛ”» в 1990 году, «Пермнефть» оказалась ключевым предметом упорной конкурентной борьбы трех заинтересованных сторон: «большого “ЛУКОЙЛа”» Алекперова, других государственно-корпоративных коалиций, возникавших в Москве, и пермской региональной сети, выросшей из альянсов организаторов петробартера: ПНОС, Пермской финансовопроизводственной группы и региональной администрации. Когда к середине 1990-х годов обстановка стабилизировалась, региональные сети оказались наиболее влиятельными: они постоянно влияли на ход событий и забирали важные концессии на разведку как у федерального центра, так и у «большого “ЛУКОЙЛа”». Сосредоточенные в основном на Москве исследования истории приватизации нефтяного сектора и вертикальной интеграции в России обычно лишь мимоходом отмечают влиятельность и могущество таких региональных сетей, я же в своей работе стремлюсь показывать влияние региональных сетей и изучить их зарождение в годы, предшествовавшие приватизации.
Я также рассматриваю приватизацию как процесс гораздо более сложный и многогранный, чем просто борьба за контроль над нефтяными полями и акциями компаний. Некоторые исследования уничтожения и восстановления социалистической собственности, опирающиеся на этнографические методы, ясно показали, что задачи, стоявшие перед приватизацией, были гораздо шире и разнообразнее, чем просто создание прав собственности, индивидуальных владельцев или корпоративных акционеров, а также правовых и институциональных структур, которые бы их координировали. Помимо этого, приватизация была всеобъемлющим социокультурным процессом[139]. Как я покажу далее, она включала как фундаментальные сдвиги в представлениях о том, что значит владеть предметами и территориями или контролировать их, так и значительные изменения в способах обживания территорий – района, города или даже всего Пермского края. Она включала создание новых организаций, называемых корпорациями, и новых отношений – как между ними, так и внутри них. В частности, при рассмотрении региональной нефтяной промышленности я покажу, насколько глубоко приватизация была связана с оборотом нефти и нефтепродуктов, а также с продолжающимися глубокими изменениями самих средств и моделей регионального обмена. Потому в начале 1990-х годов приватизация была неразрывно связана с Пермской товарной биржей и ПФПГ.
Куда деваться «Пермнефти»?
Вступив в комплексный кризис, «Пермнефть» и ее подразделения стали активными участниками поворота Пермской товарной биржи к нефти и нефтепродуктам, после того как другие ее торговые операции в 1992–1993 годах оказались свернуты. Обширные бартерные сети, поддерживаемые «Нефтьсинтезмаркетом», – намного более глубокие и обширные, чем у «Пермнефти», если учесть структуру ПТБ, а также сравнительно низкий престиж нефтедобывающей компании и отсутствие у нее связей в регионе – наконец начали приносить «Пермнефти» новые поставки оборудования, позволившие восстановить старую нефтедобывающую инфраструктуру. Что еще важнее, успех «Нефтьсинтезмаркета» в расширении потребления нефтепродуктов ПНОС – как посредством заключения региональных государственных контрактов, так и с помощью коротких и длинных цепочек бартера – привел к тому,
